Муслим Мурдалов - Чеченцы: быт, культура, нравы, обычаи, религия. Кавказская война. XIX век

17 лет прошло с того времени, как Ермолов оставил Кавказ, но имя его все еще раздается в горах, и как грозный призрак преследует враждебных горцев. И теперь еще чеченка, унимая расплакавшегося дитя, прижимает его к своей груди и шепчет: молчи, идет Ермолов!

Опись чеченским деревням, с показанием сколько в каждой находилось домов. Составлена в начале 1826 года.

По Сунже:

Казак-Кичу, с двумя аулами Албуру и Кош 100

Самаш-юрт 150

Галай-Юрт, или Малый Куллар 80

Закан-юрт 60

Куллар 250

Алхан-Юрт 30

Капо-юрт 10

Кахан-Юрт 12

Лулу-Юрт 17

Амархан-Кичу 70

Кули-Юрт 30

Сунжи-Юрт 120

Хачихи-Юрт 160

Чертухай-Юрт 60

Всего: 1149 домов.

По Оссе:

Галашки 100

Теле-Нага 16

Верге-Нага 50

Цовлета 10

Маши-Юрт 40

Джарга-Юрт 16

Тачу-Алай 30

Ики-Алай 60

Ерзи-Алай 20

Большой Чемухлой 60

Малый Чемухлой 10

Большие Чельчихи 60

Малые Чельчихи 30

Ах-Барзой 60

Всего: 562 домов

По речке Черной Ашлов:

Ашлов (Ашхой?) 70

По Арштуй-Мартан (Форганг):

Гази-Юрт 20

Баташ-Юрт 17

Даут-Мартан 40

Ала-Ерзов 50

Всего 127 домов.

По речке Унтех (Нитхи?)

Музи-Юрт 18

Галга-Юрт 20

Всего 38 домов.

По Валерику:

Шалажи 70

Валерик 30

Кашер-Юрт 40

Арсан-Гирей-Юрт 40

Дзулга-Юрт 18

Всего 198 домов.

По Гехи:

Нурков 100

Гехи 200

Бижи-Юрт 18

Дихин-Кашу 20

Курчали 60

Всего 398 домов.

По Рошне:

4 деревни Рошни 100

По Урус-Мартану:

Урус-Мартан 90

Джарга-Юрт 30

Всего 120 домов.

По Гойте:

Чиж-Нахей-Гойта 100

Рукопись хранится РГИА СПб фонд Дондукова-Корсакова 932, оп. 1, д. 41. 1840-е годы.

Лист 2 … Список наибов Шамиля.1) Гобошко Дударов, в Галашках и Ниттахой тоже; 2) Магомет Анзоров, от Ниттахоя до Урус-Мартана; 3) Дуба, от Урус-Мартана до Гойты; 4) Саиб-Дулла, алдинские хутора по Сунже до Урус-Мартана; 5) Нур-Али Чеберлоевский; 6) Арсунко или Аслануко Магомет-Казиев наиб Акинский; 7) Ахмет наиб Большой Чечни, живет в Автурах, вместо Талгика; 8) Геха Мичиковский, /вместо Баты/ [Шамурзаева]; 9) Гойтемир Ауховский, /говорят он сменен/ вместо его Черкеевский Роджобил-Махма.

Вступление.Занимательный роман, живописные царапины, полные драматического содержания картины, представляются читателю в данных дневниках. Хотя Кавказ – много потерял для нас интереса с падением Шамиля и войны Кавказской, ведь для артиста, для историка, для естествоиспытателя, обычаев и законодательства, навсегда останется он интересной книгой. Обо всем этом читатель узнает в этих дневниках. Было то еще на Кавказе, среди стоянки, когда под солдатской палаткой, на ночлегах во время военных маршей, автор этих дневников рассказывал нам лично свои приключения. С каким же любопытством, обсев на бурках вокруг, мы вслушивались в эти романы. Он только что вернулся из неволи от Шамиля, откуда вынес на себе в заплатах и дырах полное одеяние черкесское, загорелую физиономию горца вот и все сувениры в закаленной душе. Я жалел тогда, что я не владел искусством стенографии, чтобы я мог переложить на бумагу столько занимательного и живыми цветами начерченных рассказов. Пока вот сегодня я написал ясным пером нашего рассказчика зачеркнутые воспоминания, которыми я спешу поделиться с публикой. Дорого эти слова оплачены, потому что невозможно взвесить души и сердечных мыслей эти фрагменты. Я надеюсь, что Читатель примет его с терпением и сочувствием с лицом, которое принадлежит всем, что начато от сердца в примирении с судьбой. W. D.

Не может быть более занимательной книги, как жизнь человека, что переходил разнообразные железные дороги. То там, то тут черпать мы можем спасительной для себя правды какой практически уже опыт констатирован. Так мы найдем указанное множество ошибок, которых избегать должны и намеченные дорогами добродетели, по которым руководствоваться мы должны. Моя жизнь, дорогами немного отличается от жизни каждого ординарного человека, ведь представить не может сколько занимательных черт, увидеть сколько поучительных замечаний; тянулось мне потому что свод случаев, весьма грустных и ужасных, как сон. Для того ни одному не желаю, будет наукой как воевать с недолей и побеждать грустные жизни приключения. Не владея нужным талантом к художественному представлению событий, среди которых жизней я был вынужден, я буду его рассказывал без пустых писательских украшений, чтобы здесь не добавилось. Моим родным местом является дворянское село Калиновое, я жил воеводстве Августовском. Там 21 января 1821 года я впервые увидел дневной свет жизни. Не много я помню из первых моих детских лет, которые представляются мне словно во сне. Памятные 1830 и 1831-е годы, я не был участником тогдашних событий, проживая на селе в доме родителей, крепко уткнулись в моей памяти, и подтолкнули навсегда дрожащую струну моих чувств. Эхо их в более поздних годах не переставало повторяться. Мои родители, видя рано во мне способности, которые проявляются, дали меня на присмотр дяде, который стал моим опекуном, он был священником и заменил мне родителей, и уверенно ждал осуществления своих надежд относительно моего будущего. Но предназначение иначе видеть хотело. Бедные мои родители вместо утешения, когда выслан я был из семейных сторон, был взят в солдаты и отправлен на Кавказ, оба родителя умерли из печали. Первые науки я получал в окружной школе по улице Фрета, и в гимназии, а потом я слушал курс механики в реальном училище. Мои способности, понемногу развивались, хотя и слабо, из-за ошибок молодости. Молодежь в эти времена преждевременно погибала, оставленная собственным чувствам и запалу, без руководства старших. Я не мог с обожанием смотреть на грустные ей железные дороги. Повсеместное отчаяние охватывало каждого, кто имел в школах, на картинках, или даже низшем учреждении, считает сына, или родственника и приятеля. Напрасными были переложения и призыв к холодному рассудку. Таким стечением обстоятельств я был обвинен в намерении, слишком тогда распространенном между молодежью эмиграции за границу. После четырехмесячного заключения, я был оправдан и заново вернулся на школьные ряды, завершая дальше получение образования. После чего для практического совершенствование себя, я поступил на фабрику железных машин, в надежде, что оттуда выйду с знаниями для работы на подобных предприятиях, и буду отослан за границу. Но когда директору больше на личные выгоды, чем на усовершенствование изделий напрягая свой разум, не имея следовательно надежды быть за рубежом и востребованным в должном по моему уму, я ушел с фабрики и вступил на правительственную службу при железной Варшавско-Венской железной дороге, в обязанности инженера иной для меня специальности. Недолго я радовался полученным хорошим местом в правлении железной дороги и надеждой на более благоприятное будущее. Снова как и раньше с подозрением на участие в антиправительственной организации я был арестован, а после девяти месяцев ужасной одиночной камеры, я услышал приговор, осуждающий меня к службе солдатом на Кавказ. Не чувствуя на себе никакой вины, я не мог поверить, чтобы то было реальностью, что себя уже от столько месяцев со мной вязали. Не соглашался также мой разум на то, но я не допускал, чтобы я мог когда-нибудь носить мундир. На Кавказе меня сразу заразили тифом, а все же это все было не во сне, а на наяву. Памятный для меня 15 декабря 1844 г. Было то воскресенье; в 10 часов утра, в сопровождении Донских казаков, в компании других моих коллег по несчастью, также несколько дезертиров и преступников, высланных в Россию, мы выступили из Праги, пешком, по пути к Орочовским городским дорогам, попрощавшись с родной стороной, приятелями и родственниками, которые нас в большом числе провожали. Чувствовали себяочень грустно, звон колоколов из святынь долго нас сопровождал прощальным эхом, как умершему перед вступлением его на вечный мир к холодной могиле. Нас не мир загробной тишины, но труды длинного путешествия и тяжести солдатской профессии. Длинным путем лежало перед нами далекое путешествие в Кавказ. Тяготы зимней поры, те ночлеги и поденщина в шпорах, то есть этапах между индивидумами за разнообразные преступления и тем осознанием, вот есть воспоминания из моего путешествия. Весна следующего года встречает нас в обширных степях Украины и в земле Казаков донских. Красивая природа, покрывая необозримые глазом равнины степей разнообразными цветами и травами, пробудила в нас также какую-то искрунадежды к жизни, потерянную надежду, укрепила несчастьем, волю и юношескую энергию. Тот только, кто родился сыном степей и как неутомимая птица носилась по их пространству, может чувствовать целое могущество, которую в нас может пробудить вид свободной природы. Такие же цветы в наипрекраснейшей весенней поре, переходя пространство от Бахмута к Ставрополю. Ставрополь заслуживает внимания как торговый и первый город на дороге с России на Кавказ. Посредине города, по главной улице, широкой и почти на версту длинной, оборудован бульвар для публичных прогулок, озелененной деревьями и украшенный из камней колоннами. За Ставрополем поверхность страны значительно повышается и принимает дикую физиономию, местами торчат общины скал, или ее перерезают скалистые яры. Пасмо гор Кавказских темно-голубым поясом отмечается на горизонте, а над этим поясом белеют снежных гор верхушки. С каждым днем все больше и больше нам открывалась цепь Кавказа, пока наконец представился он в целом своем величестве. Не доходя до Георгиевска, главного торгового пункта на линии левого крыла Кавказского, мы увидели весьма прекрасный вид огромных скалистых масс, разбросанных на небольшом сквозняке равнин Кабардинских, в ста верстах от главного пасма гор Кавказских. Эти массы нескольких неизмеримых гор словно оторванных от главной цепи, местами покрытое лесом, а местами голыми скалами, возвышаясь под облака на темно-зеленых равнинах, представляют весьма прекрасный и занимающий на целую околицу вид. Есть то Пятигорск – название, взятое от татарского выражения Бештау, место, очень известное минеральной водой на целом Кавказе, а даже в Европе. В более позднем времени – в 1856 г. я там лечился на водах, как раненный, хотя я не испытал облегчения в моих страданиях, но то я приписываю более неумению тамошних врачей, чем малой целительной силе вод Пятигорских. Пятигорск то весьма прекрасно, хоть не большой городок, разложенное у подножия горы Машук. Содержится в нем к нескольких сотен каменных домиков, порядок и чистота, а со стороны Maszuka выплывают несколько сернистых источников, разной степени силы и температуры. При каждом источнике оборудованны ванны удобные и галереи из деревьев для прогулок прекрасно и аккуратно. Для прогулок же на открытом воздухе сделаны дорожки, с беседками из винных диких лоз, темные аллеи и цветники, и кроме того прекрасный бульвар от источников к городу. Из вершины Машук, на который любители прогулок поднимаются по извилистой но достаточно удобной тропе, при ясном небе прекрасный вид Кавказа в целом его величестве. Снежное его очаровательные вершины возвышаются к тучам. Наивысшее из них Казбек, Эльбрус отличием свою как гиганты господствуют над ними. После над городком на красотой взгорью господствует удачной структуры католической церкви с усадьбой священника и садом. Ксендз человек, еще не древний, но от всех уважаемый тщательным образом исполняет обязанности пастыря, отца и приятеля своих прихожан. В середине города при бульваре возвышается деревянная церковь; в последних временах начато строить прекрасную соборную церковь, из cлохенных камней, но совершена ошибка какой-то в фундаментах, через что одна сторона здания опасно разрисовалась. Четыре отдельных вида воды и купания находятся в Пятигорске и его околицах. После сернистой пятигорской воды больные удаются еще для дальнейшей либо к Ессентукам на щелочную воду, либо к Железноводску на укрепляющую железную воду, в соответствии с видом болезни, а окончательно для полного укрепления себя к Кисловодску на называемую воду Нарзан (доблестное). Ессентуки лежат между горами о 17 верст от Пятигорска. Есть то большая станица, то есть казачье село, населенная выселенцами с России, исполняющими обязанности службы казачей. Здешняя вода есть состава сольно-железная и сернисто-щелочного, все холодные, отличные только количеством составных элементов. Для купания та вода обогревается уже то в преднамеренных ваннах, уже в домах у казаков за установленную цену. Прогулочный сад и галерея при rodłach прекрасно оборудованное. 12 верст от Пятигорска среди леса лежит Железноводск. Источники железной воды в разных над сортах такое холодное как и горячее на каждом праве шага натыкаются. Для использования килька служит их сортов; построены при них ванны, но особенных забот в их содержании там не видно. Железноводск много виновный генерал Муравьев, которая забавляя здесь с дочками в 1856 г. приложилась немало к возобновлению многих источников, уже запущенных в полном. Железноводск есть то село поселилось через выселенцев с России, в весьма uroczem месте, у подножия горы Бештау, имеющая порядочные домики. В этой местности весьма высокие скалистые обрывы, порослых лесами гор живописной. Воздух, удивительно целительный. Прогулки по лесу, поперерезаемому в разнообразном направлении дорожками особенно в жару, очень приятную для больных. Кисловодск на 20 верст лежит от Пятигорска, за хребтом, в весьма колоритном месте, неповторимым особенным и свежим воздухом, положение имеет достаточно поднятым и окруженный как венком горами то скалистыми, то усеянный цветами и травами. Вода Нарзан, то есть доблестная в языке тамошних жителей, Кабардинского племени, называемая, заключает элементы железа и газ. В купании чувствуется какого-то щипания о теле. Для прогулок между горами проходи! бульвар, около которого мчится быстрой, дорогая не глубокая речка Подкумом. Начатое построение прекрасной галереи с ваннами и бассейнами прекращенным было для нехватки фондов, нужных потому что для таких размеров построения, – а по поводу войны не выделялись. Для публичных забав оборудованы салоны в здешней гостинице, с хорами для музыки; здесь происходят театральные представления трупп, которые приезжают, на летнее время. Кисловодск казалось относительно спокойнейздешней стороны и многочисленнее всего бывает посещаемым. Пятигорские минеральные воды самые первые могут быть на земном шаре, но нехватка светлых и опытных местных врачей, большая нехватка их расстояние и опасности путешествия в стране, населенной племенами азиатскими, являются причиной, что меньше посещаемое от других, нестолько как они спасительных. Я возвращаюсь к дальнейшей моему путешествию на Кавказ. С моими коллегами я попрощался окончательно в Георгиевск. Полки, к которым они поназначались имели свои постои на Владикавказе городе лежащем у военно-грузинской дороги. Штаб моего полка находился в крепости Внезапной – на левом крыле. Кавказ тогда с точки зрения военных делился на правое и левое крыло и на средство. Теперь делится только на правое и левое крыло. Правое крыло растягивается от Черного Моря довоенно-грузинской дороги. Левое от Военно-грузинской дороги к Каспийскому морю. Правое и левое крыло тянутся перед горами Кавказскими от северной их стороны и разделены наполовину военно-грузинской дорогой. Лежащие земли же по ту сторону Кавказских гор имеют другое разделение и носят название страны Закавказского. К крепости Внезапной я прибыл, без особенных бед 10 июля 1845 г. По расставанию моим с коллегами грустным было мое путешествие. Мне не было с кем делить свои чувства, которые чувствуются на чужой земле, чужаками окруженный людьми, которых ни язык ни обычаи незнакомы мне не были. От Ставрополя, а по-видимому от Георгиевска начинается первая линия Кавказа; представляет ее цепь станиц (села), населенных станиц казаками» которые исключительно занятий службой от детей к людям преклонного возраста так на войне, как также в доме, занимая границы, держат охрану по дорогам, садам и полям на посевы назначенных. Сделать есть из них солдат как защитники своих местопребываний от татарских нападений, или также представляя легкую кавалерию во время военных экспедиций – к чему от колыбели почти бывают такими, которые приучаются. Не один из казаков может потерял отца, или друга убитого через татар, которые неоднократно там вкрадываются и все огнем и мечом рещают, чего между собой в горы понести не могут. Теперь эта линия^, более обеспеченная от неожиданных нападений горцев, передовая потому что цепь крепостей удерживает их в безустанном опасении. Одиночные только» немногочисленные отряды прокрадываются на эту сторону линии, где значительного вреда и дорогу особенно во время ночи. В поре осеннего тумана делают опасной. После Георгиевска из значительных по пути я видел город Моздок известного на кавказской линии из торговли плодами и изделиями для жителей, удаленных от околиц промышленностью работающих. Целое оно почти населенное армянами, а в части через горных евреев. Наступает потом Наур и другие станицы, в ряде каких Червленная и Щедринская славятся из красоты женщин. Есть то надтеречные станицы, в которых поселены полки линейных казаков Моздокских и гребенских, известных из своей доблести. Работают они исключительно почти возделыванием называемого вина, Чихир, которого в огромном количестве поставляют к крепостям, и продают по очень низкой цене. Поставляют там однако чудесные арбузы, дынь, абрикоса, персиков, яблок, груш и других долинных фруктов. Полеводством хоть работают, людей в таком малом количестве сеют хлеба, что им едва хватает на собственную потребность. Увлечение в винных садах вколачивает им все время нужный для других трудоустройств. Хлеб кроме того не везде хорошо им удается, а часто саранча полностью уничтожают посевы. Река Терек быстрая как все горные реки – широкие и глубокие, отмежевывает эту линию от другой передовой линии, которая складывается, из крепостей и редутов по под горами тех, которые тянутся. Паромом прет я говорился через эту реку под редутом Амир-Аджи-юрт. Теперь тот редут, снесенный, но за то в станице Шелковской, построен прекрасный на сваях мост, облегчающий переправу на этой реке. Другой подобный мост, который ведет, к крепости Грозной, в Малую Чечню, построенный на той же реке под станицей Николаевская, через которую также я переходил. От Амир-Аджи-юрта я шел дальше с так называемой оказией, то есть конвоем, отводным путешественников с одного места к другому, что происходит два или три раза в неделе для безопасности проезжает начинающих. Похожий конвой представляет обычно одна или две компании пехоты при двух пушках и нескольких казаках, в соответствии с местными обстоятельствами. Без конвоя никто здесь не отважится ездить хоть бы к ближайшему месту по поводу опасности, на которую выставляются проезжающими. Каждый сообща, такие гражданские как и военные во время похожего путешествия, поддаются начальнику то есть оказия офицеру, который доказывает, независимо от степени и достоинства оказия, через себя в той же самой важность. С такой то оказией я осуществлял дальше путешествие по за Тереком к крепости Внезапной переходя все время Кумыкской плоскостью. Дорога целая степью по под горами. Осторожность командующего колонны и его второстепенных не переставала. Солдаты так в авангарде как и в арьергарде, вели себя в боевом шике, готовые в каждый момент кинуться и отбить врага, если бы тот откровенно или укрывательство хотел напасти на колонну. Путешественники целым тягловым багажом и пешеходом вели себя в порядке между арьергардом и авангардом эскортирующего отдела, обеспеченные из сторон цепью по паре прогрессирующих солдат. На первом взгорье светлыми были три небольших крепостей с белыми башнями, в которых как мне объяснено, содержались гарнизоны войск границ, которые стерегли, от недружелюбных нападений. На одну из этих крепостей на месяц до моего там прибытия, Шамиль выполнил сильный набег. Малый ей гарнизон, защищаясь достойно сдержал несколько резких штурмов более сильного числом врага; но стал жертвой бы его фанатизма, если бы не направилась ему помощь под руководством известного на Кавказе из нашего местного земляка полковника Ровенского. Около юга мы прибыли к редуту, под татарским аулом, называемым Энгель-юрт, насыпной, а предвечерний к крепости Таш-Кичу, где мы остались на ночлег. Таш-Кичу, по-видимому чем крепость, возвышается у реки Аксай, с гор выплывающую. После другой ей стороны тянется разрушенный аул одного из реки фамилии поселенный через кумяков и чеченцев. Под самой крепостью лежал форштат, то есть небольшое предместье, отдельно валом обкопанное, с батареями защита в пушки. На форштате, где целая наша колонна ночевала, содержалось несколько домиков женатых солдат и кроме жида торговца, больше гражданского общества никакого там не было.