Муслим Мурдалов - Чеченцы: быт, культура, нравы, обычаи, религия. Кавказская война. XIX век

Когда одна половина лишается чувств от жары в долинах и ярах, другая мерзла на горах, или отмораживала ноги и уши. Но солдат везде ставил чело врагу, что убегает в беспорядке огромными массами. Медленный Шамиль ставил сопротивление, собрал многочисленные толпы своего народа, но в так называемых волчьих воротах, ведущих связана дружина между стенами очень высоких скал, не мог сдержать сильного нашего наступления солдата. Войска российские получив волчьи ворота и заняв господствующее над немые скатые горы, вступали к земле народов Андии в той именно минуты, когда Шамиль зажегши Андийские аулы, забирал между собой жителей, готовых принять нас спокойно, byltśmy их оставили в мире, экономя собранные трудами их плоды каждодневной работе. На горах АндийскихШамиль собрав кучи камней, вызывающе нас ожидал. Князь Барятинский отосланный вперед с одним батальоном Кабардинского полка, чудеса доблести вытворял, wyparłszy Шамиля из него позиций и заняв наивысшую позицию, на которых он мог бы новое для себя очистить должности. С Андии войск российские взошли в лесистое Большой долины Чечни по пути ведущей к резиденции Шамиля – Дарго, называемой Красным аулом. Шамиль с горсточкой уже только своих мюридов обогнал наши отделы; зажег аул, вывезши вперед все что было можно. Уставший солдат маршами, видя пожары врага, которого преследовал, рукой распространяемое немного доброго по-прежнему себе вел переговоры. Дарго, то есть по-видимому остатки его было заняты без выстрела, что уже само через не имелось привлекательности для воинственного ума кавказского солдата. На дополнительное налогообложение неблагополучия в отделе Русских, недостаток продовольствия каждый раз более крепко давался и старый солдат им вложил сухарь ко рту вынутый из полотняной сумки, вперед несколько раз его смотрел. Отосланный с Анди сильный отряд к Темир-Хан-Шура по продовольствие, прошел по пути недавно через войска нашего отряда. А что то не малая дорога и трудности по ней к преодолению огромное, следовательно солдат, опытный хорошо, вычислялся с сухарями, которые еще имел в сумке и со временем стали негодными, на переход колонны там и опять. Чтобы дать солдату занятие пока отосланная колонна не вернется к главному отделу, также, чтобы маскироваться перед чуткостью врага, начато в Дарго будто строить крепость. Но опытный солдат знал хорошо свое положение и знал, что от многих обстоятельств, среди врагов, гор и лесов из всех его окружающих сторон, зависело благополучие экспедиции, о которой уже начинал сомневаться. Шамиль с горсточкой мюридов на горе занял должности и как жадный сип добычи, смотрел с высоты на лагерь русских. Нашлись его пушки. Нужно его было вытеснять из земли из этой позиции. Войска отосланные туда не испытали сопротивления, но возвращаясь к лагерю, на верхушках горы Asztelu, встречены были тысячей метких выстрелов винтовок.

Грохот вязал Шамильских был девизом к бою для чеченцев. Из тех пор массу этого народа кружили днем и ночью, подстерегая неошибочную добычу. Неблагоприятное известие об отряде, высланном на продовольствие, из неуверенных источников, потому что от татарских шпионов хоть в секрете полученная, вдруг напугала готовые войска, видеть больше чем было реально. Недолго ожидают и на более определенные вести от называемого, отдела экспедиция «сухарная», высланного по żyw Dość, выдублены к главному лагерю несколько добровольцев с донесениями больше чем неблагоприятному. Один из них юнкер Длитовский, переодетый за татара от других более счастливый, добрался до главного отряда с уведомлением, что колонна с продовольствием которая атакуется от врага в лесах полностью разбитая и остатки ей войск себе раненных из тел павших побратимов ожидая помощи от нас. Немедленно войска были высланы на помощь. Солдаты кабардинского полка едва штыками преодолели себе дорогу к указанному пределу. Но который же им ужасный представил, себя вид! Массу убитых высокими тел кучи лежали по лесу, делая из себя окопы для тех что при жизни остались. Целый лагерь разграбленный, или поразбрасыванный по пути, солдаты без начальников, которые легли в бое, или офицеры без солдат, среди общего уничтожения искали мест, более безопасных от врага. Другие пользуясь непорядком грабили остатки продовольствию и напитка поразбрасыванное в беспорядке по пути, пока меткий выстрел винтовки, кинжал или татарская шашка не положили конца их пути. Татарские банды по целому лесу рассыпанные каждой минуты распространяли смерть между боевыми рядами. Смерть на каждом шагу порой оставила свои жертвы» Из высоты деревьев, с при камнях, и взгорья град пуль сыпался на тех, что еще сопротивление оказывали. Здесь лег мужественный генерал Пассек, украшение кавказских войск, учитывающий в родословной между предками, автора Дневников. Но многих других его воспоминаний вечным сном отдохнуло. Умирающим и тяжелораненым не было кому подать помощи и тот только из них спасал, кто собственной силой мог еще жизнь себе спасать – другие остались на площади боя. Не было времени, ни возможности подать помощи раненным, или забрать хоть в части нужное продовольствие; все пропало, таща других много для экспедиции неблагополучия. К пограничным нашим крепостям хоть было не очень далеко, лечь? дорога через горы и леса была весьма опасную. Отступление через горы дорогой, по которой шли здесь отделы, было бы еще труднее. Враг в этой стороне ждал добычу в экспедиции собранного сухарной и чудесным успехом окрыленный, вызывающе стерег сдвиги наших войск. Нужно следовательно было не теряя времени первую дорогу выбирать. Тихо, осторожно наши войска опустили такое многоизвестное Дарго. Но враг на вся пристальный, немедленно обогнул наш отряд. Нужно было преодолеть все препятствия, предчувствовали голод, свирепо опустошительный нашу армию. Всевозможные военные запасы и лагерный вес случились врага. Солдат одинаково как офицер лишался чувств от голода и стремления. Дорога шла у реки Акташ и отдел иногда к ней приближался, но каждая капля воды, добытая, жизнью солдат окупалась. «Многих страданий, трудов и голода мы перенесли все в этой экспедиции. Жизнь Воронцова не один раз выставленной была на опасность. Его вынесли рост случился знакомым для татар. Уцелел свое солдатам всего лишь кабардинского и куринского полка был виноват. Мужественное эти войска, держа непрерывно охрану при нем, на собственных плечах выносило его со среди опасностей, делая все время жертву для него из своего числа. Новый наш отдел под командованием генерала Фрейтага прибыли на помощь главному отделу, быстро ведя себя вперед среди врагов, около юга встретил первые авангардные ряды «Воронежцев», как их солдаты звали. Возглас радости возвышался над войском подавленного под весом неудачи, которые испытали. Но должно разделять такие чувства не было времени. Туземцы, настаивая на ослабших солдат, распространяли морды в их рядах. Отбивая частые наступления, потерявший сознание солдат штыком только защищался, потому что его патронташ плоскости как сумка в которой сухари носил, от нескольких дней уже была пустой. Охватив местности через уставшие тронутые войска Воронцова, мы были свидетелями ужасных видов. Здесь лежат, голые тела свежо утрамбованных трупов; там умирающий просит помощи, а татары как сип обдирает из него одежду; Ужасно, потерявшие сознание трудом солдаты тянутся медленно в колонне, не думая защищать собственную жизнь. Здесь на нашей стороне возглас радостная весть и поданной помощи, нуждающейся, там дикий визг татаров резко на нас наседающих и их трудная ожесточенность к описанию. наконец ночь тишиной свою все покрыла. Уставшая дневную своей работой природа в ночнойпрохладе отдохнула. Величина очаровательной минуты, величество могущества Творца сладким чувством наполняющая сердце, в целом могуществе теперь здесь нам представилась. Ничтожество человеческой жизни, напрасные процедуры, труды, заботы, эти непрерывные взаимные морды, как же низкими есть в одной вечности, которая так величественно в делах Творца нам проявляется. В таких то очаровательных минутах, в того негаc серьезной картины усыпленной природы в целом ее величестве, человек что изменяется ее цветком, носясь душой свыше ее, упуская целое небытие напрасных своих процедур. «Прекрасную и очаровательную!!!!! сглазят тишину ночи прерывали только умирающих стоны, а дикие крики татаров, окружающих наш лагерь, плохим вещуном эхом отражались в сердцах солдат, удваивающих свою бдительность на подкарауливаниях. Следующего дня под вечер целый наш отдел прибыл наконец к крепости Герзель-аул. Нужно было видеть повсеместную радость тех, что уже потеряли надежду такого счастья, чтобы понять чувства, которые их тогда перенимали. Тысячи очагов в приблизительно крепости, пламенем своим бросали зарево на небеса, а группы солдат теперь ложками, около своих котелков, жадно питались кушаньем, от которого давно отвыкли. Баня, больным соответствующая поданная помощь, утоляя тяжелое их страдания, кормя надеждой возвращения здоровья и силы. Князья, графы, другая рождением знаменитая молодежь, привлекательностью хвалы и наград, часто незаслуженных, к этой экспедиции завлеченная, вынеся из нее грустные только воспоминания трудов и страданий, поспешно покидали наши ряды, вознося между собой хвалу В салонах и распространяя там для себя поудивление, которого невинно стали предметом насмешек. Дальнейший образ нашей солдатской жизни по трудам этой экспедиции шел обычной железной дорогой. Обычная наша работа в крепостях была возделывание овощных садов, непрерывные экскурсии по фуражи, так для полка как и жителей, которые там находятся, покосы для обеспечения в сено на зиму, оказия, то есть конвоирование к лесу по дерево, также оказия для содержания комуникаций между крепостями, непрерывные тревоги то есть тревоги и себя за татарами, которые делают набеги на села подчиненных нам жителей. С батальоном, к которому я был зачтен на службу, я находился в крепости «Таш-Кичу» у реки Акташ. По ту сторону реки находился татарский аул Таш-Кичу также называемый, учитывающий несколько тысяч жителей. Поселились он был издавна через кумыков, а в части через чеченцев, народ нам соседний, который остается, по большей части под властью Шамиля. Городов у тамошнего люда совсем нет; но их села, называемые аулами, бывают очень большими, всегда нечистыми, грязными, смрадными, хоть каждый дом отдельно, всегда чист, построенный и отбеленный акуратно. Те домики, татарские каменные, есть обычно из так называемого «кирпич», то есть негорелого кирпича. Есть это соединение глины, песка и проторенной на сечку соломы; что все сушится только на солнце и достаточно прочно, особенно если такое здание будет оштукатурено глиной с песком и коровьим удобрением. Улицы в аулах обычно узкие, по-разному покривящееся и позаваливаемое разного вида барахлом. Весной и в осени нет тяжело проехать средством такого аула. Тогда сельчане ходят обычно на высоких ходулях, в чем есть, очень сдалека их видно. Старшие ездят конный, или «арбами», к каким впряжены по пару волов. Арба есть то сорт транспорта о двоих очень высоких колесах; ось Арбы, помещенная по самому средству для равновесия, у посередине достаточно толстая, по концам же очень тонкая. Ступицы колес соответственно осям внутреннего, имеют конусовидными. Такие оси не мажутся никогда, через что скрипят беспощадно, под весом. Похожие арбы достаточно нагружены и к перевозке веса особенно по плохим дорогам кавказских очень удобное.