Муслим Мурдалов - Шамиль – имам Чечни и Дагестана. Часть 1

Велик ты, наш русский Бог, покровительствовавший нам даже в наших увлечениях и заблуждениях во время минувшей кавказской войны, кой-когда напоминавший нам поражениями о необходимости быть осмотрительнее, но долготерпеливый и милосердый до конца, несмотря на постоянные попытки многих наших генералов всегда и во всем искушать твою благость!

И нужно же нам было такое счастье, чтобы на этот раз чеченцы, жители Рошни, оказались полнейшими балбесами: ну, как быть настолько беспечными и беззаботными, чтобы, настроив и нагородив сотни разных защит и оборон, не держать при них, в особенности в начале леса, ни одного наблюдательного поста, ни одного даже сторожа?!..

И вот, барон Вревский, по дремучему неприятельскому лесу идет себе с целою колонною, словно по херсонской привольной степи, идет – и благополучно минует этот лес. Кавалерия, при которой он сам находился, явилась у внутренней опушки леса ранее пехоты и артиллерии, и начальник колонны, остановившись на этом месте, стал поджидать их. Словом, все происходило так спокойно и уверенно, как будто войска маневрировали где-нибудь в обширном, благоустроенном домашнем парке или в заранее расчищенном и приспособленном по заказу собственном лесу.

Мы изощряемся и ухитряемся во время наших строевых учений и маневров то устраивать, то изыскивать для солдата разные затруднения при движениях, чтобы приучить его и к выбору местности, и к уменью ориентироваться, к искусству нападения и т. п. Что может быть лучше, если все эти топкости он изучает по необходимости, но на родном, а на неприятельском поле? Один такой урок стоит двадцати пяти разных искусственных задач и приспособлений. И что же после этого удивляться ловкости бывшего кавказского солдата и его военным действиям! Как не признать, что один год такой школы в Чечне стоил двадцати лет, проведенных солдатом нашей внутренней армии на разных ученьях и маневрах, в каком-нибудь селении Ивановском, в деревеньке Подгорной, в слободе Никольской.

Вот где бывшая кавказская армия черпала свое разностороннее практическое военное образование, свой закал, свою удаль и переносливость.

В девять с половиною часов утра вся колонна стянулась у выхода из леса на поляну, и я думаю, что не только многие командиры и начальники частей в душе перекрестились, но и сам барон Вревский свободно вздохнул всею грудью: крайняя опасность миновала; теперь оставались пустяки – подраться и победить, а затем – отступить.

Последнее условие барон Вревский тотчас поставил первым и главным. Он оставил на опушке второй батальон егерского князя Чернышева полка и команду сапер и приказал им вырубить, сколько успеют, лес по сторонам верхней тропы, засыпать часть рва, чтобы удобно провезти орудия, и вообще уничтожить какие только возможно местные препятствия к безостановочному и благополучному отступлению. С остальными войсками он двинулся вперед.

Глазам отряда представилась обширная поляна, имевшая форму эллипсоида, на которой в разных местах тесными кучами были расположены аулы. Поляна эта имела в ширину от севера к югу версты четыре и в длину – версты две. От северной оконечности своей у правого берега Рошни и по восточной стороне она окаймлялась лесом, который, приближаясь к югу, все уходил в сторону, вдаль, делая ее в этом месте несколько шире; с юга перерезывалась она глубоким оврагом, за которым постепенно поднимался хребет гор, образующий правый край верхнего рошнинского ущелья. По левому берегу тянулись последние уступы горного кряжа, отделяющего это ущелье от гехинского; горы и прилегающая к ним местность были закрыты лисом.

Оказалось, что в настоящее время аулы были пусты и в них оставалось кое-какое домашнее имущество; жители, с наступлением зимы, из предосторожности, оставили аулы и переселились далее в лес, в хутора; в аулах же находились весьма немногие.

Лишь только отряд стал вытягиваться на поляну, по всем направлениям ее засновали пешие и конные чеченцы, разнося тревогу в лес, за овраг, в ущелье. Чтобы предупредить сбор неприятеля и овладеть поляною, барон Вревский приказал сунженцам охватить ее со всех сторон и удерживать за собою пока подоспеет на окраину ее пехота и артиллерия. Предимиров в карьер разослал казаков во все три стороны, и сам, с частью их, поскакал к оврагу. По обе стороны этого оврага и с восточной стороны у леса оказались ряды завалов, которые надежным забором защищали путь к хуторам. Казаки не остановились перед этими препятствиями: поляна была прорезана насквозь, овраг остался у них позади, и все завалы в несколько минут, прежде чем неприятель опомнился, были в наших руках. Загорелся бой. Казаки настигали и били горцев, перебегавших в лес, и твердо отстаивали свои позиции, пока подошла пехота с орудиями и сменила их. Тогда, оставив свои места, они, отстреливаясь, отступили назад, не понеся никакой потери в людях; только было убито и ранено несколько лошадей.

Овладев, таким образом, поляною, барон Вревский, чрез посредство генерального штаба штабс-капитана Услара, расположил войска к бою в следующем порядке: в арьергарде оставил четвертый батальон егерского князя Чернышева полка под командою флигель-адъютанта полковника барона Николаи; против восточной опушки леса, где были хутора жителей, направлены были, под командою командира 1-го батальона князя Чернышева полка, две роты навагинского полка и сотня казаков. Им приказано было зажигать все запасы сена и зерна, которые встретятся на пути. По краю долины Рошни, с правой стороны, с тою же целью посланы были две роты четвертого батальона навагинского полка; артиллерии приказано было действовать по оврагу, по завалам и поддерживать огнем своим, где бы надобность ни указала, арьергард и боковые колонны.

Через четверть часа аулы запылали; черный дым все гуще и гуще стлался над поляною, прикрывая ее словно одеялом. Пальба неистово трещала по всей окраине, а в особенности с восточной стороны; время от времени она была прерываема пронзительным гиком горцев, пытавшихся прорвать нашу линию, но этот гик исчезал в грохоте орудий, и покушения неприятеля оставались бесплодны; затем, когда и самая картечь не производила желаемого действия – роты штыками отбрасывали неприятеля в лес, и каждый раз оставляли у ног своих несколько трупов, которых он не успевал подбирать. Наконец, в предупреждение дальнейших атак, картечь безостановочно прорезывала опушку леса и противоположный берег Рошни по всем направлениям. При увлечении горцев, с которым они, закрывши глаза и не обращая ни на что внимания, кидались вперед, картечь производила среди них губительное действие.

Три часа уже продолжался бой и уничтожение аулов.