Муслим Мурдалов - Шамиль – имам Чечни и Дагестана. Часть 1

Каково же было их изумление, когда позиция наша оказалась вполне пустою – хоть шаром покати!..

Простояв минуту в глупом положении и видя столько же невозможность, сколько и нелепость преследовать нас – так как все уже были на правом берегу Мичика – горцы вложили в ножны свое оружие и, с растерзанным от злобы сердцем, принялись за занятие более мирное и на этот раз к делу подходящее – за уборку своих убитых и раненых.

Бакланов, тем временем, спокойно и безмятежно, уже не торопясь, отступал к укр. Куринскому.

А горцам было чем позаняться, потому что потеря их была такая, какой они давно не помнили. Не говоря о тех убитых и раненых, которые, по принятому адату, увлечены с поля, все канавы при нашей позиции и ближайшие перелески были завалены грудами мертвых и полуживых тел.

По собранным от лазутчиков сведениям, потеря неприятеля в течение 17-го и 18-го февраля состояла из 150 убитых и более четырехсот раненых. В числе тех и других были лучшие люди Чечни и Дагестана.

У нас, кроме убитого войскового старшины Банникова и контуженного Бакланова, ранены: есаул Чуксеев, хорунжий Мельников, штабс-капитан Левандовский, подпоручик Шкура, прапорщики: Михайлов, Энгельгардт и Казамурзаев; убито вообще семнадцать нижних чинов и ранено сто сорок семь. Лошадей убито 54 и ранено 64. Потеря эта, пожалуй, действительно, незначительна в сравнении с подвигом, совершенным чеченским отрядом.

Барятинский желал назвать тех штаб и обер-офицеров, которые своими подвигами, в продолжение этого двухдневного похода и боя, особенно отличились; но затруднился потому, что число их весьма значительное. Все штаб-офицеры, все начальники частей войск участвовали в бою со славою, отличались мужеством, самоотвержением и распорядительностью. Число обер-офицеров, совершивших подвиги самоотвержения, так велико, что для поименования каждого из них предстоял бы особый труд. Каждый из офицеров имел в продолжение этого времени несколько случаев выказать многие блестящие военные качества. Такое число отличий и военных подвигов заставило начальника отряда по необходимости ограничиться названием небольшого числа тех только, которые были в этом походе главными его помощниками.

Отступление Бакланова за Мичик произвело много толков, суждений и расспросов. На один из последних, по словам хронографа, Бакланов отвечал так: «Я понимал ту страшную ответственность, которую принимал на себя, но рисковал потому, что другого выхода из моего положения не было. Если бы я отступал так, как обыкновенно у нас отступали, то чеченцы задавили бы меня. При моем способе я мог не потерять ни одного человека. Рисковать, стало быть, было надо, и, тем более, что под моим начальством собраны были лучшие батальоны Кавказа, с которыми можно было предпринимать и делать все, что угодно».

Если так думал и в этом был убежден Бакланов, то недаром горцы дали ему весьма лестное для каждого героя название – черта (шайтана). Это прозвище сохранилось за Баклановым даже и до сих пор.

Глава VI. Бывает затишье перед грозой, но еще чаще бывает оно после бури – что весьма естественно, потому что шум должен же когда-нибудь прекратиться, как бы он длинен ни был, а после него чему же быть больше, как не покою.

Так было и в Чечне после описанных нами военных действий. Тишина наступила отчасти потому, что нечего было более придумать, чтобы пошуметь, – все, что можно, сделано; отчасти же и потому, что самый источник исчерпан, т.е., другими словами, что все-таки никакой конечной цели, никакого особенного плана военных действий не имелось в виду. Приходилось ждать, на что вызовут и что укажут обстоятельства. А пока лучше всего было: подчистить, подровнять то, что сделано, и затем, на этот раз считать дело конченным.

Князь Барятинский находил, что наиглавнейшим его действием в зимнюю экспедицию текущего года (а зима более или менее кончалась) было – углубление в большую Чечню и последнее движение от Тепли к Куринскому, так как оно открыло новый соединительный путь, осветило новую дорогу, дало понять Шамилю и чеченцам, что мы пройдем – где захотим, победим – где пожелаем. Это движение имело свои последствия и свои для нас выгоды. То и другое заключалось не столько в вынужденном стремлении (как думалось в то время) некоторых неприязненных семейств переселиться к нам, сколько в их добровольном стремлении – уйти из-под корыстолюбивого и деспотического ига Эски и самого Шамиля. Но это увидим после.

19-го числа войска главного отряда отдыхали.20-го, князь Барятинский снял лагерь в Тепли и, в сопровождении кавалерии, выехал в Грозную; пехоту же отправил на Брагуны. Она ночевала 21-го числа в Старом-Юрте, а на следующий день также явилась в Грозную, со всеми тяжестями отряда, где и осталась дневать. На другой день, 23-го числа, по просьбе генерала барона Вревского, ему возвращен первый батальон эриванцев.

Так как время, назначенное для зимней экспедиции, еще не окончилось, а нужно было что-нибудь делать, то князь Барятинский приказал полковнику Бакланову улучшить и расширить дорогу за р. Гудермесом, по направлению к аулу Ташбулат. Дорога эта пролегала большею частью лесом, и когда нам случалось проходить его, то мы постоянно были тревожимы неприятелем.

21 -го числа полковник Бакланов собрал в укр. Куринском одиннадцать рот дагестанского, самурского, чернышевского полков и двенадцатого линейного батальона, шесть сотен своего полка и три сотни донского №18-го полка, одну гребенскую и одну кизлярскую, пять орудий батарейной №4-го батареи 20-й артиллерийской бригады, два донской №7-го и две горные мортирки.

Прежде чем приступить к цели, Бакланов хотел узнать положение горцев после понесенного ими поражения и их действия относительно нас в том случае, когда бы мы сами сделали им вызов, а в тоже время и отвлечь их внимание от Гудермеса. Для этого он, 22-го февраля, отправился сперва со своею колонною на старое и известное уже нам место к Мичику. По ту сторону сожженных нами батарей он усмотрел небольшие партии конных и пеших чеченцев, по которым тотчас открыл орудийный огонь. Но эти партии нам не отвечали и к нам не приближались; видно было, что это не более как сторожевые пикеты и разъезды. Тревога же, которую мы, таким образом, произвели, не вызвала из аулов или из неприятельских скопищ ни одного лишнего человека. Убедившись, что чеченцы не расположены пока вступать с нами в драку, Бакланов увел колонну обратно в Куринское; с наступлением же ночи двинулся с нею к Умахан-Юрту и там стал лагерем.

24-го февраля, утром, присоединив к себе еще одну роту №12-го батальона, находившуюся в Умахан-Юрте, Бакланов отправился за Гудермес и приступил к рубке леса, расчистке и расширению дороги.