Борис Бицоти - Осетия и осетины в системе управления Кавказом императора Николая I

С самого начала новой русско-персидской войны 1826-28 гг. тагаурцы вновь оказались скомпрометированы в глазах российской администрации связями с персидскими эмиссарами. Впоследствии эти контакты будут квалифицированы не иначе как измена. Находившийся в это время в крепости Владикавказ декабрист А. С. Гангеблов писал: «В начале войны с Персией, по горским мирным аулам стали появляться эмиссары от наследника Персидскаго престола, Аббаса-Мирзы с целью возбудить между ними восстание против Белаго-Царя. Эмиссары эти снабжены были деньгами, но не более того что было нужно для задатков; тем же из них, которые действительно отпадут от России, обещаны горы золота».[68]

«В исходе 1826 года, – значится в делах Генерального штаба, – по приглашению одного чеченского муллы восемь тагаурцев ездили к Нух-хану[69] и одаренные ценными подарками обещали ему возмутить свой народ, в случае же неудачи они изъявили готовность самолично действовать во вред русским».[70] Помимо этого, в Осетию также регулярно отправлялись и перехватывались письма бежавшего в Персию грузинского царевича Александра[71] с призывами к мятежу против российских властей.

Гангеблов, в частности, рассказывает историю князя Шефука, переметнувшегося на сторону персов. Автор ошибочно называет его ингушом. «В числе соблазнившихся такими щедрыми посулами, – пишет автор, – был и Шефук, владелец аула, почти смежного с Владикавказом. В одно прекрасное утро открылось, что Шефук, забрав свое семейство, а с семейством и все что мог с собою захватить, бросил свой аул и ушел в горы. Уйти в горы значило объявить себя врагом России. Знали, где он находится; но силою возвратить его было невозможно, а по доброй воле он не сдавался. Шефук ждал награды из Персии, но не только награды, но и слухи оттуда до него не доходили. Беглец, наконец, убедился, что он обманут».[72] Далее Гангеблов рассказывает как Сафугу удалось выпросить у Ермолова свой аул назад, поменяв его на заложника – барона Фиркса.

Историю с похищением инженера Фиркса приводит также и Н. А. Волконский в очерке «Война на восточном Кавказе», но в его версии похитителями инженера являются неизвестные горцы. В пересказе Волконского князь Шафук является не ингушом, как у Гангеблова, а тагаурцем – т.е. осетином. Волконский, в частности, называет имя враждебного муллы, сагетировавшего тагаурцев. Речь идет о дагестанском мулле Магомете Маюртупском, избранном за год до этого на собрании чеченских обществ духовным лидером Чечни и считающемся предтечей распространившегося впоследствии на Кавказе мюридизма. «Когда же персияне начали действовать на народ чрез посредством Нох-хана (Нух-хана. – Б.Б.), – пишет автор, – то последний тотчас обратил свои взоры на муллу Магомета маюртупского и, разумеется, без малейшего труда успел приобрести в нем своего агента для возбуждения не только Чечни, но даже ингуш и осетин».[73]

Говоря о подкупе, устроенном эмиссаром персидского шаха муллой Магометом, Волконский пишет:» (…) В то время, когда яндырцы наконец пришли к убеждению, что мулла порядочный плут и лгун, и поспешили отвязаться от его влияния посредством перехода на нашу сторону, а дигорцы, вовсе не придавая ему никакого значения, прибегли под наше покровительство, ближайшее к нам осетинское племя тагаурцев думало и действовало иначе. В декабре 1826 года семь представителей его: Шафук и Беслан Тулатовы, Мансур Кундухов, Магомет Еленов, Азо Шекаев, Инус и Идрис Дударовы явились в Маюртуп и оттуда, вместе с муллою, направились в Дагестан к Нох-хану».[74]

Некоторые имена и фамилии тагаурских старшин приведены автором с искажениями, такие как, например Азо Шанаев, Магомет Есенов. Но фамилия Шафука приводится правильно – Тулатов. Речь, таким образом, идет об основателе аула Тулатово у крепости Владикавказ, заложенного незадолго до описываемых событий (в 1825 г.) с разрешения коменданта крепости Скворцова.[75] Переселенцами на новое место стали Сохуг, Осман, Соса, Знаур, Пшемахо и Беслан Тулатовы[76] (последний в дальнейшем основал собственное поселение вдали от крепости (ныне г. Беслан). Согласно списку Норденстренга,[77] Тулатовы входили в число 11 знатных тагаурских фамилий; проживали в ауле Нижний Кобан. Старшина Сырхау Тулатов имел трех сыновей: Сафуга, Усмана и младшего Беслана. Сафуг в дальнейшем примет присягу и в звании прапорщика станет помощником пристава, курирующим Тагаурское общество.

Далее из рассказа Волконского следует, что после визита к Нух-хану казикумукскому,[78] тесно связанному с персидским двором, восемь перечисленных старшин сдерживают данное ему обещание и становятся противниками российских властей. «Тагаурцы, – пишет Волконский, – подожженные этими бунтовщиками, тотчас принялись за хищничество и районом своим избрали военно-грузинскую дорогу».[79] Аналогичным образом, ссылаясь на данные генерального штаба, ситуацию описывает Филонов. «Возвратившись домой и найдя сочувствия между тагаурцами, – говорится в очерке автора, – они, согласно данному обещанию, покинули свои жилища, удалились в горы и стали нападать на проезжавших по Военно-Грузинской дороге».[80]

Узнав об этом, Скворцов вызвал к себе во Владикавказ их родственников и старшин и потребовал оказать надлежащее влияние на народ для прекращения злодеяний и установления прежнего спокойствия. Но все его увещевания ни к чему не привели. Разбои по дороге продолжались, и семь возмутителей спокойствия, руководя ими, «поддерживали их неустанно».

«Тогда, – пишет Волконский, – г. м. Скворцов составил команду охотников из трех унтер-офицеров и 60 рядовых и сделал засады на выездах из гор, а также у мостов, которые беглецы, по слухам, намеревались разрушить, усилил конвой проезжающих и т. д. Но на достижение этим путем желаемых результатов он рассчитывал мало, так как тагаурцы то и дело усиливали собою беглецов, а при многих постах вовсе не было никаких укреплений, и дорога все-таки оставалась в опасности. Это бы еще ничего, но самое главное, чего опасался Скворцов – это возможность поголовного среди тагаурцев возмущения, а за ними, легко может быть, и других обществ».[81]

«Владикавказский комендант полковник Скворцов, – пишет Филонов, – которому подчинялась северная часть дороги, до перевала, устроил засады на всех выходах из гор и устроил караулы для охранения мостов, которые тагаурцы по слухам намерены были сжечь. Этими мерами, а также увещеваниями удалось восстановить среди тагаурцев полное спокойствие (…)».[82]

Из описаний, приведенных авторами, следует, что тагаурцы были единственными представителями осетинских обществ, поддавшимися влиянию персидской пропаганды. Так, к примеру, дигорцы в антироссийских выступлениях участия не приняли. Волконский приписывает заслугу в сохранении дигорцами лояльности российской администрации, священникам Осетинской духовной комиссии. «Распространяя евангельский свет среди языческих осетинских племен, – пишет автор, – она успела привлечь к смирению и покорности главнейшую и влиятельнейшую фамилию Абисаловых, которая выразила определенное желание принять присягу на верноподданство нашему Государю. Примеру Абисаловых не замедлили вскоре последовать соседственные с ними балкарцы, чегемцы, гуламцы (холамцы), бизинги (безенгиевцы) и урусбиевцы, и таким образом к марту месяцу мы имели до 1 800 дворов новых наших подданных, в дальнейшей преданности которых не имели повода сомневаться.