Борис Бицоти - Осетия и осетины в системе управления Кавказом императора Николая I

Государь Император, относя этот важный для нас успех «к благоразумным мерам и кроткому с горцами обхождению генерал-лейтенанта Эмануеля», изволил изъявить ему Высочайшее благоволение. Из всех дигорцев отвернулись от призыва к покорности только влиятельный старшина бек Мирза-Кубатиев и три его сообщника, которые в прошлые годы опустошали Кабарду и теперь не решались пока так услужливо расстаться с своим заманчивым ремеслом. Но дигорцы обязались принудить их к покорности силою, а чеченских и кабардинских абреков, проживавших у них, выгнать оружием. Ближайшим и усерднейшим деятелем в окончательном подчинении нам дигорцев был пристав осетинских народов подполковник Швецов, которому Ермолов объявил за это благодарность».[83]

Следует отметить, что тактика подкупа влиятельных тагаурских старшин была уже апробирована Ираном двадцатью годами ранее. Тогда, в 1803 г. соблазнившиеся персидским золотом тагаурцы перекрыли Военно-Грузинскую дорогу и отрезали сообщение с группировкой российских войск. Однако, если в начале века против российской власти в лице Цицианова взбунтовалась вся Восточная, Южная и Средняя Осетия, то в этот раз заговор носил более локальный характер. Действия тагаурцев имели куда меньший эффект, поскольку волнения и беспорядки, как мы видим из комментариев очевидцев, были ликвидированы силами гарнизона крепости Владикавказ.

После участия осетин-тагаурцев в антироссийской фронде лояльность осетинских обществ российской власти начинает вызывать вопросы. В пользу этого, в частности, говорит и подготовленный в Генеральном штабе в 1826 г. план похода на Осетию. В дальнейшем, ряд происшествий, как в самой Осетии, так и за ее пределами сделали военную операцию в осетинских горах неотвратимой. Важнейшим событием, оказавшим большое влияние на ситуацию в регионе, стало убийство в Тегеране российского посланника А. С. Грибоедова.

Хронологию происшествий, связанных с этим трагическим случаем, можно отследить по публикациям в первой русскоязычной кавказской газете «Тифлисские ведомости», учрежденной в разгар русско-персидской войны 1826-1828 гг.. Следует иметь в виду, что гласности в период Николая I не существовало, поэтому для того, чтобы воссоздать реальную картину происшествий, исследователю приходится также читать «между строк», сопоставляя газетные статьи с другими свидетельствами. Первая заметка об А. С. Грибоедове появляется в «Тифлисских ведомостях» в разделе «Внутренние известия». «5-го июля, – сообщает издание, – прибыл сюда из Санкт-Петербурга российский полномочный министр при персидском дворе статский советник Грибоедов».[84]

Далее, в одном из следующих номеров выходит еще одна заметка: «Тифлис 9-го сентября. Императорский российский полномочный министр в Персии А. С. Грибоедов, оставшийся здесь до сего времени по болезни своей, отправился сего числа к месту своего назначения».[85] И далее, уже в 29 номере того же года сообщалось: «Тело покойного российского полномочного министра статского советника Грибоедова, привезенное из Тегерана со всеми почестями, приличными сану в который он был облачен, по выдержании всех карантинных сроков, 17 июля перевезено из тифлисского карантина в Сионский кафедральный собор, где оное поставлено было на нарочито для сего изготовленный великолепный катафалк.

На другой день, его превосходительство Тифлисский военный губернатор, весь генералитет, военные и гражданские чиновники собрались в соборе. По совершении божественной литургии его высокопреосвященство экзарх Грузии произнес надгробное слово и исчислением доблестей покойника произвел тем сильнейшее впечатление над слушателями, что сердца всех присутствовавших расположены были уже к глубокой печали воспоминанием о горестной потере столь отличного мужа. По окончании обычных обрядов бренные останки Александра Сергеевича Грибоедова в сопровождении его преосвященства экзарха Грузии и всех присутствовавших отнесены в монастырь святого Давида, где преданы земле, согласно с волей, неоднократно объявленной покойником при жизни».[86]

Сообщение об убийстве Грибоедова в «Тифлисских ведомостях» не появилось. Оно не было напечатано по политическим причинам – у газеты уже в первые месяцы ее выхода было около тысячи подписчиков. Рассказ о кровавой драме в Тегеране, вероятно, мог вызвать бурю народного негодования. Правительство же, как показали дальнейшие события, не планировало обострять ситуацию и предпочитало скорее «замять» инцидент.» (…) Если случались такие события, которые касались до обстоятельств политических, – писал И. Ф. Паскевич военному министру Чернышеву, – то я приказывал не упоминать об оных вовсе. Таким образом в газете Тифлисской не были помещены известия о смерти посланника нашего в Персии о пограничных происшествиях с сим государством и о некоторых других случаях, о коих обнародование я признавал неуместным».[87]

Что Паскевич подразумевает под «другим случаем», станет ясно, если пробовать читать «между строк» последующие номера издания. Речь, конечно же, идет о нападении в осетинских горах на персидского посланника, направлявшегося в Санкт-Петербург просить прощения за тегеранский инцидент. И хотя заметки о самом инциденте в газете нет, те же «Тифлисские ведомости» дают нам следующую хронологию этого события: «Тифлис. 9 мая. Наш город занят ныне приездом персидского принца. Его высочество принц Хозрев-Мирза – сын наследника персидского престола Аббас-Мирзы, посланный его величеством Фетх-Али шахом по случаю несчастного происшествия, приключившегося в Тегеране с российской императорской миссией, прибыл в Тифлис 7-го мая».[88] Далее газета сообщает: «Крепость Владикавказ. 29 мая в полночь прибыл сюда на пути из Тифлиса в Санкт-Петербург персидский принц Хозрев-Мирза в сопровождении многочисленной свиты. С ним прибыл находящийся при нем свиты его императорского величества генерал-майор Ренненкампф и другие российские чиновники. За несколько часов до выезда его из ущелья Военно-Грузинской дороги в Кавказских горах послана ему почетная команда, которая встретила его в двенадцати верстах от Владикавказа.

Перед въездом в крепость его Высочество был принят комендантом генерал-майором Скворцовым, который выехал к нему вместе с плац-майором до мостового укрепления, откуда сопровождал его до самого дома, приготовленного для помещения высокого путешественника. При выходе принца из экипажа находящийся перед домом почетный караул отдал принадлежащие его сану воинские почести. (…) Во все время пребывания у нас его высочества ежедневно по вечерам играла полковая музыка перед его домом. 2-го июня в 8 часов утра Хозрев-Мирза изъявил господину коменданту в самых лестных выражения совершенную признательность за сделанный ему прием, изволил отправиться в дальнейший путь».[89]