Владимир Мединский - О русском пьянстве, лени и жестокости

До конца 1930-х годов русофобия вообще была частью официальной политики СССР. Луначарский в одном из своих циркуляров по Наркомату народного образования писал коротко и ясно: «Нужно бороться с этой привычкой предпочитать русское слово, русское лицо, русскую мысль…»

Прямо как в стихах уроженца Житомира Александра Ильича Безыменского:

Как же тут не порадоваться, что эта отвратительная страна

Парадоксально, но в период становления и развития СССР большевики подчеркивали, что русский народ – это имперский народ. Народ – завоеватель. И тем самым – плохой и порочный.

Вроде бы большевики были интернационалистами и строили общество, в котором угнетение народов невозможно. Но формула, восходящая еще к де Кюстину, довлела над ними как комплекс вины.

«Россия – тюрьма народов» – от этого комплекса вины пытались избавиться в Советском Союзе, определяя национальную доктрину СССР так: «…Интернационализм со стороны „великой“ нации должен состоять не только в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое возмещало бы то неравенство, которое складывается в жизни фактической». «…Лучше пересолить в сторону уступчивости и мягкости к национальным меньшинствам, чем недосолить». [106]

Признаемся себе: это закладывало основы будущего распада СССР. Уверены, что предпосылки для этого были заложены еще в доктрине «Право наций на самоопределение».

В каждой из 14 Советских республик была своя Академия наук. У всех, кроме Российской Советской Федеративной Социалистической Республики. Все республики имели свои столицы. Кроме РСФСР, столицей которой была общая для всех столица СССР – Москва.

Всякий живший в СССР хорошо помнит, какие сложные чувства испытывал всякий, приезжавший из российской глубинки в «республики» – «национальные окраины» – особенно в Грузию, Армению или республики Прибалтики.

Путешественника на трассе из Брянской области РСФСР в Сумскую область Украины ждали не менее сильные впечатления: возле скромной таблички «УССР» кончался разбитый проселок, начиналась прекрасная асфальтированная дорога, осененная высокими тополями…

Причина этих явлений проста: Россия, в ущерб своей экономике, стала донором для национальных окраин. Я далек от местечкового шовинизма, но сухая экономическая статистика покажет любому интересующемуся, что целые промышленные районы в Средней Азии, на Кавказе и в Казахстане построены на средства «Центра», то есть в первую очередь России. И руками в первую очередь русских рабочих.

Начиная с 1930-х годов советская историография «слегка» подправила историю партии большевиков и Гражданской войны. Из истории убрали «неудобные» факты: и немецкие денежки, и систему заложников, и лозунги мировой революции, в которой России отводилась лишь третьестепенная роль «детонатора». Из официальной истории Гражданской войны полностью «изъяли» всю систему ограбления России, всю чудовищную жестокость системы массовых расстрелов, заложников и круговой поруки.

Кадр из фильма «Волга-Волга».

Любовь Орлова – наша Мэрилин, воплощение «Большой советской мечты»

Даже создатель Красной Армии Лев Троцкий исчез из официальной историографии, а народные вожди типа Щорса или Чапаева были подняты на щит и объявлены «образованными» красными командирами. Эти два покойника уже не могли возмутиться тому, что их превращают в нелепую икону.

Фильм «Чапаев» – пример гениального политического «пиара».

Но после его выхода на экраны говорить об истории Гражданской войны в терминах исторической науки уже не представляется возможным. С этого момента начинается новый этап советского мифотворчества. Хотя стоит отметить, что этот миф, скорее, позитивный.

Отмывая кровь и грязь, советские историки творили миф о власти, приход которой означал не гибель исторической тысячелетней Руси-России, а «всего лишь» некий крутой перелом в ее истории.

Фильмы «Волга-Волга» и «Кубанские казаки» формировали положительный образ страны. Страны, в которой хорошо и приятно жить. Устами советских историков «заговорила народная Россия».

«Классические русские историки рассматривали всю историю России с иностранной точки зрения, и 1917 год…явил собой классическое доказательство того, что средний профессор понимал русскую историю хуже среднего крестьянина. Знал ее, конечно, лучше, но не понимал по существу ничего». [107]

Очень точное определение.

Рассмотрим, как создавались положительные советские мифы. Для того чтобы осуществить идею «СССР», необходимо было вовлечь народ в процесс строительства государства, сделать этот народ – главным героем, главным действующим лицом великой разворачивающейся драмы. Для этого необходимо было пересмотреть отношение к этому самому народу.

Это означало отказ от идеологии немедленной мировой революции в пользу построения социализма в одной отдельно взятой стране. Такая позиция требовала заменить призывы к интернациональной солидарности трудящихся призывами совсем иного порядка: призывами к солидарности исторической, национальной, религиозной. Сейчас трудно представить себе, насколько глубоко И. В. Сталину удалось видоизменить прежнюю советскую идеологию, внести в нее качественно новые элементы.

В 1936–1937 годах совершился громадный по значимости идеологический переворот.

До 1936 года даже имам Шамиль или племенной вождь в Казахстане, воевавший с Российской империей, Кеннесары Касымов, объявлялись «прогрессивными» борцами с «тюрьмой народов». С точки зрения ученых школы историка-большевика М. Н. Покровского даже басмачество – это «прогрессивное национально-освободительное движение». Термин Покровского «военно-феодальный империализм» вызывал восторг у Ленина и его «гвардии». Книга Покровского «Русская история в самом сжатом виде» вышла с предисловием Ленина, где он писал о том, что эту книгу надо перевести на иностранные языки, а в СССР сделать школьным учебником.

До конца 1930-х годов колониализм рассматривался как абсолютное зло, однако постепенно он превращался в зло относительное, и со временем полагалось уже отмечать «положительные стороны» присоединения народов и стран к Российской империи (говорилось, разумеется, – «к России»).