Борис Синюков - Загадочная русская душа на фоне мировой еврейской истории

Глава 7

Религия как источник государств и искусственных народов,

но не морали

Введение

Страх и неизвестность судьбы. «Молодой» страх и «старый». Приметы. Магия. Разница между царскими и народными волхвами. Новгород и Москва. Магия зиждется на знании, а религия на вере.

Человек, как только встал с четверенек на задние ноги, ничего не боялся, кроме одного – неизвестности дальнейшей своей судьбы, своего не только завтра, но и предстоящих пяти минут жизни. Любой зверь тоже боится, от маленькой собачки до великолепного льва. Иначе бы никто не выжил, не будь этой боязни. Царь зверей лев, умирая от голода, никогда не бросится на неизвестное ему животное, маленькая собачка боится хлопка в ладоши, неожиданного звонка трамвая, стук упавшего предмета. Человек все это воспринял в себя, иначе бы и он не выжил. Но так как он научился немного соображать, он понял, что страх этот является страхом перед будущим, независимо от ее глубины.

Страху учатся. Птенцы, выпадая из гнезда, ребенок, падая с лавки. Дети, и животных, и человека, при рождении не имеют страха. Поэтому они не знают края гнезда, балкона, детской кроватки. Молодые люди не боятся войны, она вызывает у них только любопытство. С каждой прожитой минутой источники страха накапливаются в памяти, человек становится предусмотрительнее. Но страх нельзя изучить по бумажке, она только, как и война, вызывает любопытство. Каждому все надо испытать на себе, иначе не научится. Особенно это касается мужчин, как разведчиков жизни, передающих в своих генах многое из пережитого, свой опыт. Поэтому, нам нечего пока надеяться на скорое прекращение войн, хотя тенденция к этому есть, но не у всех народов одинаковая. Русские больше боятся войн, чем практически никогда не воевавшие американцы. Но и в них этот страх есть, полученный ими в генах от своих европейских и африканских предков, от индейцев. Но его, разумеется, меньше, чем у тех же европейцев, сколько помнящих себя, вечно в войнах.

К старости индивидуальные страхи накапливаются. Поэтому бесстрашные люди – это больные люди. Поэтому старики боятся каждого своего лишнего покашливания, в то время, когда молодые думают, что будут вечно здоровыми и «курят, курят, курят», как говорит известный попугай известного актера. Когда молодые заболеют, только тогда они подумают, что надо бы бросить курить, но не каждый из них и правда бросит. Синдром инерции у молодых тоже велик, надо семь раз удариться, чтобы внутренняя статистика завела твердое правило. Фрейд бы назвал это амбивалентностью страха. Вторая сторона его – любопытство.

Я смолоду знал, что возвращаться за забытой вещью, верный признак неудачи в том деле, за которым направился. Из материных наставлений. Но никогда не верил в эту примету, а статистика как–то все не запоминалась. Лет с сорока пяти, я твердо знаю, что это действительно так, во всяком случае, для меня. И я, безусловно, верю в эту примету. Моя собственная статистика показала, что это действительно так. В объяснения не вдаюсь. Общеизвестно, что «предотвратить» неудачу от возвращения можно «посмотревшись в зеркало» перед повторным выходом из дома после возвращения. Это уже чистая магия, но она мне не помогает, может быть только мне. Может надо подольше смотреться в зеркало, а я всегда тороплюсь: возвращение и без того задержало сформулированную в голове программу.

Есть стопроцентно доказанная симпатическая связь между людьми независимо от расстояния между ними, особенно между однояйцевыми близнецами. Она продолжается всю жизнь. Примеров приводить не буду, ими полна и специальная литература, и популярная. И вы хотели, чтобы «человек разумный» приведенные мной данные не начал использовать для преодоления своего вечного страха перед будущим, не попытался хотя бы на пять минут узнать вперед о возникающих проблемах? Но не у всех людей одинаковая память вообще и ее особенности в частности. Я знаю людей, которые помнят точные даты всех произошедших с ними событий. Для меня это совершенно невозможно, я года–то, иногда и десятилетие целое, не могу запомнить, в каком точно происходило то или иное событие. Я не могу без бумажки запомнить ни одного номера телефона, в незнакомой компании через пять минут после знакомства я уже никого не помню, как звать. Зато я в свои шестьдесят с гаком могу с легкостью доказать любую теорему с пятого по десятый класс, а иногда и дальше. И, разумеется, я не помню, как именно доказывала ее мне школьная математичка, я просто могу это все сделать на той же основе, что и сам Архимед. То есть, я учил не доказательства сами, а метод доказательств, что можно применить к любой теореме, даже и не из геометрии. У номеров же телефонов методы запоминания их весьма сомнительные, притом у всех почти – разные.

Поэтому собирать и запоминать приметы, свои и чужие, может далеко не каждый. Собиратели примет стали шаманами, волхвами и прочими магами, собиратели примет, какая трава или корень помогает от того, или иного недуга стали древними врачами. В обеих категориях «запоминателей» очень нуждались силачи и наглецы одновременно, ставшие благодаря этим природным качествам главарями. В первых главарях ума не было ни капли. Магия – великое дело, это доказано опытом всего человечества на всех континентах. Беда в том, что распознать действительного и «поддельного», суррогатного мага невозможно. Притом суррогатные маги, о себе–то знавшие доподлинно, маги они или нет, принимали всевозможные меры для сокрытия своей «некомпетентности», ведь они магию сделали своей профессией вполне обдуманно, видя каким авторитетом пользуются действительные маги и врачи. Впоследствии силачам и наглецам все труднее стало брать верх среди соплеменников, умные маги перед лицом соплеменников, стали выглядеть предпочтительнее. В демократическом Великом Новгороде волхвы имели очень высокий общественный статус. Прежде чем принимать решение, вече спрашивало своих волхвов об их мнении по рассматриваемому вопросу. Поэтому дела у новгородцев шли хорошо.

Совсем другое дело получалось в Ярославской и Владимиро–Суздальской сторонке. Там волхвов, я думаю, просто били, а убежать было некуда. Битый волхв, – плохой предсказатель и советчик. Поэтому «государство» развивалось вкривь и вкось, а «официальные» волхвы были виноваты. У народа были свои, тайные волхвы, у «государей» – свои, говорившие то, что велят. Часть из них потом переквалифицировали в «официальных властителей народных дум», подержав немного перед этим за решеткой или в Соловках. Они потом хорошо служили. Здесь быстро и без помех бывшие «государевы» волхвы стали православными священниками. Зато волхвам из Новгорода пришлось туго. Приехавшие на «утверждение» к новгородцам священники в ранге святых держали под плащами по топору и спрашивали волхвов, дескать, знаете ли вы, что с вами через пять минут будет? Те отвечали, что знают. Тогда святые говорили им: вот и не знаете и вытаскивали топоры. Народ после этого священникам начал верить. Но я опять заскочил вперед.