Александр Черенов - Мемуары Люцифера

Я не слишком «тонок»? И так уже стараюсь максимально упростить подачу. До уровня ликбеза. Так, что придётся читателю принять факт моей «безотцовщины» как аксиому. Как одну из составляющих моей Предвечной Сущности. Дико извиняюсь за выражение – но это я не из выпендрёжа: официальный термин. Не знаю, научный или нет, но официально принятый. Во всяком случае, в нашей среде. В какой, это? Об этом – в своё время.

Да, и вот ещё, что. Не надо круглых глаз и кривых ухмылок: я – в здравом уме. Я – не из «жёлтого дома», «палата номер шесть». Слово джентльмена: всё, что я сказал и скажу – правда. Я понимаю, что вопросов не избежать. Равно как и недоверия. Но для того я и здесь, чтобы объяснить и развеять.

Вопросы, которые могут задать мне, я задам сам. И не потому, что они такие, уж, неоригинальные. А потому, что других на месте читателя и не задашь. Например, такой вопрос: как я понял, что существую, и в какой момент это произошло? Отвечаю: никак и ни в какой. Ответил? Нет? Тогда поясню. Я – Мысль. Я. И моё Существование – неотделимый от мышления процесс. Отсюда: вопрос о постижения факта существования ко мне не применим. Потому что я мыслю всё своё существование. И существую, непрерывно мысля.

Поэтому в моём постижении себя нет исходного момента, нет «старта», как не будет и «финиша». Это – даже не лампочка: щёлк выключателем – и она зажглась. Тут есть начало. А у меня нет. Я сам – Начало. И себе, и всему сущему. Никакой мании величия: объективная реальность.

Уже предвижу вопрос. Относительно намёков на мою божественную сущность. Даже тот, кто не заподозрит меня в побеге из Кащенки, «зайдёт с другого фланга»: самозванствую. Опять присваиваю чужие лавры. Опять зарюсь на то, за что уже однажды пострадал – если верить Писанию.

Ничего я не присваиваю. Я – это я. И моё – это моё. И каждое моё слово – правда. Потому что я – Правда. Ну, вот, такой, вот: Правда. Что же до разъяснений: «будет вам и дудка, будет и свисток». В своё время. Читателю, как тому овощу, ещё нужно дозреть. До понимания того, что для меня – букварь, а для него – «китайская грамота». Только – без соплей: я ведь сказал, что дифирамбов петь не буду. Ну, разве, что – самому себе.

Следующий вопрос, который обязан вертеться на языке читателя: имя. Имя, под которым я выступаю, как мемуарист. Откуда оно? Кто его дал мне? То же, мне: бином Ньютона! Да вы же и дали! Вы – люди! Ветхий Завет нигде не именует противника Иеговы Люцифером: это имя дали ему уже христиане. К тому же, в результате некрасивого поступка. Хуже того: умышленной подтасовки.

Доказательства? Извольте! «Пророк» Исайя – пардон, но цитаты не избежать – в своей книге говорит не о Люцифере-Сатане, а всего лишь о царе вавилонском Навуходоносоре: «как упал ты с неба, денница, сын зари!». Речь – о конкретной судьбе конкретной личности ненавистного автору поработителя евреев.

Христианский теолог Иероним, делая перевод текста на латынь, подтасовал его. Там, где Исайя сравнивает царя с утренней звездой – Венерой, имевшей название Хелел (Заря) у евреев и Люцифер (светоносец) у римлян, он первую часть двенадцатого стиха переиначил: «Как упал ты с неба, Люцифер…». Так и пошло: Люцифер – он же Сатана. А раз упал с неба – значит, не просто так. Не сам: уронили. И пошло-поехало: язык-то – без костей. Как и башка – без мозгов.

Что же до моего имени, то, как тут не привести строки «Фауста» Гёте:

Фауст : «Как ты зовёшься?

Мефистофель : Мелочный вопрос,

В устах того, кто безразличен к слову,

Но к делу лишь относится всерьёз,

И смотрит в корень, в суть вещей. В основу».

Лучше и не скажешь. В конце концов, что такое имя? Всего лишь ярлык для обозначения той или иной вещи. Проще говоря – символ, условность, зачастую к сути предмета не имеющая никакого отношения. Не выражающая этой сути. Вещи можно назвать, как угодно – от этого изначальная их суть не изменится.

Это люди в силу своей убогости изобрели ярлыки, называемые «фамилия, имя, отчество». Не имея возможности подняться до постижения непостижимого, они захотели «приземлить» его, думая, что приближаются к истине. А некоторые решили, что могут жалкой кличкой определить сущность того, для кого они сами – даже не насекомые, а так: пыль незримая.

Не вижу необходимости прибегать к таким ничтожным средствам, как самоназвание. И никакая это не гордыня. Нет той массы подобных мне, из которой следовало бы выделяться. Я – Единственный. Точнее – Ипостась Единосущного.

И не пугайтесь слов: только на первый вид они такие «наукообразные». Даже, если вы не поймёте содержания, то уж в форме обязаны разобраться. А, если и это вам не по зубам – отложите книгу и займитесь, чем попроще. Например, ковыряйтесь пальцем в заднице.

Ещё раз об Иерониме. Обзывая меня «Люцифером», этот фальсификатор хотел ткнуть пальцем в противника Бога. Вернее, в того, кого он считал противником того, кого он полагал Богом. Здесь необходимы пояснения. И насчёт Бога, и насчёт противника. Того самого Сатаны: в переводе с еврейского оно и означает «противник». Это нужно сделать непременно – для того, чтобы понять, кто есть кто. Имя, как уже было сказано выше, само по себе мало, что значит. Главное – то, что вкладывается в него. Надеюсь, хоть это читатель понял…

Идём дальше. Для начала – небольшой экскурс в историю человеческих заблуждений. Нет, я не собираюсь пересказывать школьный набор о первобытных людях, которых пугали явления природы, что, в конце концов, привело их к изобретению духов и богов. Вместо этого я предлагаю пойти дорогой познания, чтобы в конце её постигнуть, что есть «добро» и что есть «зло». Без этого никуда. Ведь именно это – главное в характеристике главных действующих лиц всех религий: кто «добрый» – тот Бог, кто «злой» – тот, как раз, напротив.

Предлагая этот путь, я руководствуюсь не только чувствами. Хотя, честно говоря: «достали». И дураки, и умники. И, ладно бы, дурили самих себя. Для внутреннего пользования. Это, как говорится – дело вкуса. Так ведь нет: народы мутят!

Сворачивая на дорожку познаний, я вовсе не отклоняюсь от обязанности делиться «воспоминаниями». Все мемуаристы отходят «от канвы» и углубляются в философские дебри, в исторические параллели. Через «общее» они пытаются объяснить читателю специфику времени, а также те или иные свои решения и поступки. Таков закон жанра, как объяснил мне уже упоминавшийся редактор.

Мне, тем более, есть смысл прибегнуть к таким пояснениям. А всё потому, что постижение читателем моей Сущности – главное в мемуарах. Хотя бы на уровне самых общих представлений. Не первобытных, конечно. Без этого понимания мемуары ничего не стоят: ни бумаги, ни времени. Ведь, не будучи понятым, я так и останусь ложно представляемым, удел которого: нести на себе груз клеветы и выступать в образе, созданном многовековыми потёмками сознания. (Как сказал, а?! Образец философской мысли! Шедевр словесности!)