Александр Черенов - Мемуары Люцифера

Разумеется, все эти положения не были плодом одних лишь умозрительных рассуждений. Я уже не раз на страницах этой книги говорил о том, что «человек массы» виден мне насквозь – со всеми своими потрохами и убогими мыслишками. (Это, в том числе – и о вас, уважаемо-неуважаемые читатели). Природа человека не представляет для меня загадки. Порой куда интереснее наблюдать муравьёв или пчёл с абсолютом порядка и гармонии их жизни.

А человечек… Он прост. Он – весь, как на ладони. Он – то же самое животное, что и любое другое. С одним небольшим, но существенным дополнением: он хуже всех них – как по отдельности, так и вместе взятых.

Лишь потому, что свою звериную сущность он хочет прикрыть «фиговыми листками» продуктов сознания, отредактированных так называемым обществом. Это якобы даёт ему больший удельный вес – вследствие чего он и мнит себя «царём природы», в действительности являясь её потребителем и губителем.

Отсюда – вывод: можно пожалеть зверя на четырёх ногах, но жалеть зверя на двух не стоит. Я всегда «держал в уме» эту мысль, работая с человеком и его предрассудками. В конечном итоге, меня нисколько не занимает судьба этих жалких тварей: они для меня – всего лишь расходный материал в этой неожиданной фазе нашего противостояния с Alter-ego.

Препарировав сущность человека, я начал активно внушать ему мысль о том, что нравственность исходит из выгоды. «Хапай и насыщайся, ибо всё это нравственно»! «Благосостояние – высшее благо!» «Личное благополучие – высшая цель!» «Максимальное удовлетворение потребностей – смысл жизни!» «Удовольствие – вот то, ради чего только и нужно жить!»

Всё это не могло не подрывать религию, в любой из своих форм проповедовавшей смирение и страдание. Последний «компонент» давался всеми религиями, как ниспослание свыше в порядке испытания веры. За это «прошедшему испытание» «полагалась» («отмеривалась», «отвешивалась») награда. В своё время и «в другой жизни».

Такой момент для окончательного «просвещения человека» упускать было нельзя. И я его не упустил. Я разъяснил людям, что гипотетическую награду «от небесного производителя» можно получить уже здесь, на земле! То есть, «жри от пуза и валяй дурака»! А, вот, будет ли она «там» или нет – это ещё большой вопрос! Поэтому я активно внушал человеку: «Не теряйся, приятель: хватай! Удовольствуйся! Живи! И не „где-то там“, и не завтра – здесь и сейчас!»

Другим принципом, которым я намеревался одарить сознание человека, являлся аморализм. Да, на слух – «не очень». Но мне предстояло втолковать индивидууму то, что подлинный аморализм не имеет ничего общего с тем содержанием, которое вложили в это понятие ханжи от науки и веры.

И я объяснил человеку, что навязываемая обществом нравственность – это оковы для личности. Что настоящая свобода не может быть сдерживаема никакими искусственными представлениями о допустимости или же недопустимости того или иного образа жизни либо конкретного поступка.

Я помог человеку понять, что все эти, так называемые этические нормы – не что иное, как оценочные суждения отдельных людей, навязанные обществу в качестве догм и нормативов поведения. Отсюда безнравственность – это всего лишь освобождение от догм, от пут чьих-то субъективных оценок. Не зря ведь тот же самый Эпиктет говорил о том, что добро и зло заключаются не в вещах, а в душе, и что удручают не события, а мнения о них.

То есть, безнравственность – это совсем не то, что принято понимать «у нас». В буквальном истолковании безнравственность – это всего лишь антитеза нравственности. Ну, например, как бесстрашие – всего лишь антитеза страху. Ловко я, да?

В философском же аспекте безнравственность – это неприятие чуждых природе человека догм отдельных субъектов, возведённых в нравственные установления общества. Это – всего лишь проявление индивидуумом личной свободы. Это – всего лишь стремление восстановить его природное состояние.

Поэтому безнравственность не есть аморализм как нечто подлежащее осуждению. Да и, что такое аморализм? Это всего лишь отказ от морали как принципа, выгодного лишь тому, кто его навязывает. То есть, обществу, имеющему целью формирование среднестатистического человека. Не выпадаешь из «обоймы» – значит, нравственен. Вот – его ориентир. Отсюда безнравственность – это законный способ поведения личности.

Апологеты устоявшихся догм утверждают о том, что безнравственны как цинизм, так и смирение – как якобы крайние проявления аморализма. Но это, если оценивать принципы и поведенческие установки с колоколенки морали, противоречащей человеческой природе.

Да, смирение не есть природное свойство человека. Но что в нём безнравственного? Только ли то, что человек – по доброй ли воле, или по принуждению – отказался от активной роли в социуме? То есть, оценка этого modus vivendi производится исключительно с очки зрения полезности для общества. Следовательно, если абстрагироваться от конкретного получателя выгоды, то нравственно всё, что выгодно.

Но почему выгодно должно быть только обществу? Почему именно оно и должно быть выгодополучателем? Почему индивидуум не может выступать в таком качестве? Только ли потому, что общество присвоило себе право решать, что нравственно, а что нет?

Никаких объективных критериев оценки нравственности общество предложить не может. А, вдруг, именно смирение – нравственно? Или, как минимум, в том числе и смирение? А общество, осуждая «идущих не в ногу», руководствуется исключительно соображениями личной выгоды? Здесь речь – не о религиозном толковании смирения, где под этим подразумевается самоотречение и самоуничижение, а не уход в себя как попытка обретения автономии по отношению к обществу.

Так же обстоит дело и с эгоизмом. Что плохого в том, что личность не позволяет себя «размешать в котле», «пропустить через мясорубку» и сделать «одним из»? Что плохого в том, что индивидуум предпочитает зреть на общество сквозь призму личных интересов? И уже, тем более, никто не может обвинить её в безнравственности, покуда её противостояние с обществом происходит на уровне критериев и поведенческих установок!

Свобода от ложных догм – это свобода от общества, навязывающего индивидууму ложные поведенческие установки в своекорыстных интересах. И наоборот: свобода от общества – это свобода от навязываемых им ложных догм. Поэтому отрицание этих догм – не только не есть преступление, но есть благо для человека.

Всё это я самым подробным образом растолковал массе. «Разжевал – и в рот положил». Не скажу, что добился стопроцентного результата – уж, больно неподатлив материал – но с паршивой овцы, как известно…