Игорь Ярмизин - Забытая цивилизация Запада. Издание второе, дополненное

Смерть

Мы уже говорили, что в Средние века граница между миром живых и миром мертвых была размыта, переходы как в одну, так и в другую сторону совершались регулярно. Это проявилось, в частности, в появлении кладбищ в центре городов, что было невозможно в античности. Более того, самых знатных покойников, в том числе королей, хоронили не просто в центре города, а еще и в центре соборов, чтобы они были близки к месту молитвы, в том числе молитвы за них, к месту общения с Богом.

Смерть в представлении человека того времени – это не конец, а начало, к которому следует готовиться с верой, почти с радостью. Она освобождает душу и дает возможность воссоединиться с идеальным миром, достичь истинного света. Это, конечно, не исключало ни боли, ни страданий при расставании с миром, но давало самое главное – надежду, ожидание встречи с Всевышним. Невероятное событие, самое главное в твоей жизни. Жизнь же дается как награда, как некий шанс от Бога. Главное, чтобы ты проявил себя и не подвел Его. Вот почему так важно, как ты живешь и как ты умираешь. Вот почему самоубийство – смертный грех. Ведь из-за него твоя ничтожная воля нарушает величественный замысел божий, постичь который мы не в состоянии.

Миры живых и мертвых интенсивно общаются друг с другом. Люди просят (и получают) помощь с «того света», бывает, даже возвращаются обратно, то есть умирают «не навсегда». Иногда их отпускают буквально «на минутку». Так один монах снял клобук и надел легкую рабочую одежду. По причине жары. Потом, от полученной производственной травмы, он скончался. Вроде бы, он монах, все хорошо, беспокоиться особо не о чем. Но нет, святой Бенедикт, не пускает его в рай. Куда, мол, прешь в «рабочем»? Одет не по форме. Ибо «если ты монах, где же твое одеяние? Сие есть место упокоения, а ты лезешь в него в рабочей одежде». Покойник устыдился, с разрешения святого вернулся в свое тело, ожил, доложил обо всем аббату, оделся, причастился и поспешил вновь испустить дух. На сей раз представился как положено, не придерешься.

А в аду полный ералаш – шум, суета, путаница. Одни тащат души усопших, другие принимают, третьи пытают. Запарка, суматоха. Не обходится без «накладок». Вот вталкивают гильдесгеймского епископа Конрада, намереваясь, не откладывая дела в долгий ящик, приступить к пыткам и издевательствам. Но князь Тьмы раздраженно бросает бестолковым бесам: оставьте, «не наш он, ведь убит невинным».

А вот как происходила встреча представителей двух миров на «этом свете»: монах пасет овец, внезапно перед ним возникает недавно умерший родственник. Нисколько не удивившись, монах спрашивает: «что ты здесь делаешь?». Следующий короткий диалог ведется абсолютно спокойно, как о самых обыденных вещах:

– После смерти я попал в чистилище, и вот пришел просить вас молиться за меня.

– Мы будем молиться.

На этом покойник поворачивается и идет восвояси. На краю луга он сливается с природой и исчезает.

Живые не оставляли своей заботой мертвых. Последние были благодарны за это. Так некий рыцарь читает на кладбище молитву за усопших и вдруг видит тысячи рук, взметнувшиеся из-под земли, – так мертвые выразили свою благодарность. Те же руки из отверзшихся могил тянутся к священнику, читающему мессу. На этот раз за святой водой. А голоса из-под земли вторят ему: «Аминь!».

Старый призыв «Помни о смерти» материализовался в каждодневную реальность для всего населения Европы во время эпидемии Великой чумы в середине XIV века. Смерть постоянно врывалась в человеческую жизнь и если не забирала последнюю, то, по крайней мере, властно напоминала о себе. Человек не только жил перед лицом смерти, он готовился к ней, понимая, что, как мы уже говорили, важнейшее дело в жизни – это правильно умереть. Отсюда и восхищение отца очень «правильным» умиранием совсем еще юного сына.

Со временем люди приспособились жить вместе со смертью, насколько это вообще возможно. Они с большим уважением относились и к покойникам, и к потустороннему миру, понимая его могущество. Поэтому кладбище имело столь высокий статус. Это совершенно отдельное место, место убежища и мира. Де-факто оно пользовалось статусом экстерриториальности. Никто, даже знатный вельможа, не мог появиться там верхом или при оружии. А беглецы и изгнанники получали здесь защиту от преследования. Тут же собирались на свои сходы жители деревни или квартала, обсуждая животрепещущие вопросы; встречались молодые, проходили ярмарки и праздники урожая. Тому было и чисто утилитарное объяснение: кладбища зачастую располагались в центре города, и в условиях сверхплотной застройки были одним из немногих более-менее открытых мест.

Один из примеров, – парижское кладбище Невинноубиенных младенцев. Позже на его месте разместился гигантский рынок, – знаменитое «чрево Парижа». Среди непрерывно засыпаемых и вновь раскапываемых могил гуляли и назначали свидания. Подле склепов ютились лавчонки, а под арками слонялись женщины, предлагавшие себя за скромную плату. Какая-то фанатично настроенная особа добровольно замуровалась в келье у церковной стены. Рядом нередко проповедовали нищенствующие монахи. В день похорон, после того как помолились «всем святым», здесь же танцевали и пировали. А везде и всюду, вдоль галерей для променада, стояли гробы, валялись черепа и кости. На стенах красовались многочисленные интерпретации одного сюжета, – Пляски смерти. В нем Смерть в облике обезьяны, ухмыляясь, тащила за собой всех без разбору, – папу и шута, монаха и императора. В конце концов, самое популярное в Париже место веселья и скорби украсила огромная статуя смерти.

Время от времени под ней собирались огромные толпы детей (до двенадцати с половиной тысяч). Процессия со свечами направлялась к собору Notre Dame, а после мессы шла обратно. Ну и, конечно, в дни праздников тут было особенно многолюдно. Непреходящий ужас современного человека в то время стал обыденной повседневностью. Как повседневной была и смерть, и жизнь после смерти. Правда, по «вольности» отношения к покойникам европейцам все же было далеко до индийцев. Там в те же времена на кладбище нередко можно было увидеть сцену, когда некий гуру в позе лотоса медитировал верхом на трупе. А аскеты агхоры шли еще дальше. Они всячески показывали, что ничего не боятся и демонстративно ели и пили вино из человеческих черепов, жили на кладбищах, практиковали каннибализм и кровавые жертвоприношения. Зловещая вакханалия продолжалась сотни лет, вплоть до конца XIX века, пока безжалостным колонизаторам, хотя и с огромным трудом, не удалось наконец порушить традиционные ценности и разогнать эту веселую религиозно-трупоедскую компанию.

Духи «длинного средневековья»