Вячеслав Навроцкий - Россия и движущие силы истории. Книга 2. Цивилизация психологической войны

Еще одна особенность взглядов Бэкона, которая позволяет говорить о нем, несмотря на его приверженность к оккультизму, как об одном из основателей современной науки, касается не столько содержательной стороны науки, сколько ее организационной стороны. Как уже говорилось выше, в эпоху Возрождения на смену средневековым религиозным университетам пришли гуманистические академии; параллельно формировались сетевые структуры интеллектуалов («Республика Учености», или «невидимый колледж») и тайные общества с концентрической структурой. Все это были негосударственные институты, действующие независимо от официальной Церкви и часто против нее. У Бэкона речь идет о создании легального института, тесно связанного с монархической властью и официальной церковной иерархией, и действующего в государственных интересах. Это – колоссальный шаг вперед, к созданию науки современного типа. Эти идеи Бэкона привели к появлению Королевского научного общества и способствовали последующему превращению Великобритании в ведущую мировую державу. В то же время бэконовский Дом Соломона имеет черты, которые сближают его с современным масонством. Прежде всего, эта организация представляет собой Орден, имеющий иерархическое устройство: высший уровень составляют «отцы» Дома Соломона; на следующем уровне стоят ученые, проводящие конкретные исследования; еще ниже – послушники, ученики и слуги. Такая же трехуровневая структура была принята впоследствии в Великой Ложе Англии и во всем «регулярном» масонстве. В научном ордене Бэкона переход индивида на более высокий уровень происходит в результате решения, которое принимается на этом уровне, то есть путем кооптации. По сути дела, такая же процедура имеет место в науке при присвоении ученых званий и в масонстве при повышении масонских степеней.

Вторая черта Дома Соломона, сближающая его с масонством, состоит в том, что, имея поддержку правительства и влияя на государственную политику, эта организация неподконтрольна правительству (члены Ордена сами решают, что сообщать ему, а что не сообщать); о контроле со стороны общества речь вообще не идет. При этом Бэкон многократно сравнивает Якова I с царем Соломоном, давая тем самым понять, что организация, к созданию которой он призывает, должна находиться под защитой короля и, более того, возглавляться королем. В последующем именно так и обстояло дело с английским масонством. Высшим Мастером Великой ложи Англии становился король или член королевской семьи, хотя реальное управление масонством находилось в руках других людей. После смерти Якова I в Англии стало усиливаться влияние пуритан, и это позволило многим из тех, кто боролся на материке с католической Церковью и с Габсбургами, найти в Англии убежище от преследований. В 1630 году в Лондон вернулся Хартлиб, вместе со своими друзьям из Пфальца, Богемии и Польши. «К тому времени, – пишет Йейтс (1999), – он уже имел четкое представление о своей жизненной миссии, заключавшейся, по его мнению, в том, чтобы предпринимать неустанные попытки организации филантропических, просветительских и научных обществ, спаянных между собой интенсивным, хотя и „незримым“ (в смысле его несектантского характера) религиозным чувством».

В 1641 году Хартлиб опубликовал «Описание Славного Королевства Макария» – еще один вариант «Христианопольской республики», идеальное королевство, в котором уже произошел долгожданный «прогресс учености». Аналогичное произведение опубликовал и Джон Дюри. Показательно, что в этом произведении Дюри тоже убеждал читателей в необходимости вернуть Пфальц старшему сыну Елизаветы. Настроения в Англии начала 40-х годов XVII века Йейтс описывает следующим образом:

«В тот волнующий исторический момент, когда Англия представлялась многим избранной страной Иеговы, призванной восполнить изъяны всего сущего, когда впервые забрезжила надежда, что именно здесь вымышленные республики и незримые коллегии обретут реальность, Хартлиб написал Коменскому, настойчиво приглашая его приехать и вложить свою лепту в великий общий труд. И хотя это приглашение исходило не от парламента, государственные мужи отнеслись благосклонно к идее вызова в Англию Коменского и Дюри (ему тоже было послано аналогичное письмо). В проповеди, прочитанной перед членами парламента в 1640 г., священник упомянул Коменского и Дюри как двух философов, чьи советы могли бы оказаться полезными для будущих реформаторов. Коменский в далекой Польше отнесся к этому предложению с восторгом: он уже видел себя специальным уполномоченным парламента, перестраивающим английское общество в некое подобие Бэконовой Новой Атлантиды. …В тот [1641] год всеобщего ликования и больших надежд энтузиасты верили, что в Англии новая всеобщая реформация вот-вот свершится – бескровно, без войны, без тех страданий, которые испытала и все еще испытывала Германия. В ту пору и Мильтон увлекся идеей универсальной реформы – в образовании и во всех иных сферах жизни. … К 1642 г. стало совершенно очевидно, что страна скатывается в гражданскую войну, что парламенту хватает иных забот, кроме как выдумывать законодательство грядущего „золотого века“, и что „всеобщую реформацию“ придется отложить на неопределенный срок. Три друга-энтузиаста тоже это поняли. Коменский и Дюри в 1642 г. покинули Англию, чтобы продолжить свою деятельность в иных местах: Коменский – в Швеции, Дюри – в Гааге. Но Хартлиб никуда не уехал и, оставаясь в Англии, описывал, планировал и организовывал все новые общества, которые, как он считал, могли бы послужить моделью для будущего» (Йейтс 1999).

В западной академической историографии принято считать, что деятельность Хартлиба и других диссидентов – радикальных протестантов, адептов герметизма и Каббалы, нашедших убежище в Англии во время Тридцатилетней войны (1618—1648) – сыграла большую роль в появлении Королевского общества. Несомненно, их деятельность наложила отпечаток на процесс создания Королевского общества, но она также способствовала тому, что именно в Англии возникло масонство современного типа – как организация, предназначенная для формирования общественного мнения с помощью своих легальных «филиалов». Хартлиб и другие представители розенкрейцеровского движения существенно переосмыслили замысел Бэкона. Вместо «видимой», институализированной организации, собирающей и вырабатывающей научную информацию, они работали над созданием «невидимого колледжа», с целью проведения социально-религиозных преобразований – в том числе и прежде всего с целью объединения христиан различных направлений в рамках единой «невидимой церкви» и «универсального христианства». В итоге возникла «двухслойная» конструкция из тайных и «видимых» организаций.