Александр Строгов - Искривлённая история

Включая Г. Принципа, было арестовано 6 заговорщиков, из которых троих расстреляли. Сам Г. Принцип, будучи по австро-венгерским законам несовершеннолетним (ему исполнилось 19 лет), не мог быть приговорён к смертной казни и получил 20 лет тюремного заключения. 28 апреля 1918 г. он умер в тюрьме, официально – от туберкулёза (эта болезнь, которой Г. Принцип действительно болел, тогда считалась неизлечимой, став главной причиной, по которой на него обратила своё внимание «Чёрная рука»). Бомбист В. Чубрилович, приговорённый к 16 годам тюремного заключения, уже в 1918 г., в связи с распадом Австро-Венгрии, очутился на свободе. Закончив гимназию и университет, в 1939 г. он стал профессором Белградского университета. Отсидев в период немецкой оккупации пару лет в концлагере за антинацистскую пропаганду, в послевоенный период он занимал должность министра СФРЮ, был академиком.

Несколько строже поступило сербское правительство с теми, кто организовал покушение: Д. Димитриевич и два его наиболее видных соратника были расстреляны в 1917 г. по приговору Салоникского трибунала.

Как легко заметить, австро-венгерские власти вынесли не в пример более мягкие приговоры. Почему так случилось? Совершенно очевидный ответ: Г. Принцип действовал в их интересах, положив начало той самой войне, которую все так долго ждали. Одна из версий убийства, кстати, рассматривает шофёра эрцгерцога в качестве соучастника преступления, что едва ли соответствует истине – просто высокомерие и небрежность присутствовавших на месте высших чинов не оставили Францу Фердинанду ничего иного, кроме как следовать далее по назначенному маршруту, как оказалось, навстречу своей гибели.

Чтобы подтвердить откровенную причастность к данному событию немецких и австро-венгерских спецслужб, достаточно процитировать тогдашнего главу немецкого генштаба Г. фон Мольтке-младшего. Уже в мае 1914 г., незадолго до покушения, он, оценивая подготовительные мероприятия по осуществлению мобилизации в случае войны, заявил К. фон Гётцендорфу, главе австро-венгерского генштаба: «Начиная с этого времени, любая отсрочка будет уменьшать наши шансы на успех» . 1 июня, за четыре недели до покушения, в разговоре с бароном фон Эккардштейном, он, словно ожидая чего-то, заявил ещё более откровенно: «Мы готовы, и теперь, чем скорее, тем лучше для нас ».

Сразу же после этого двойного убийства, всколыхнувшего европейскую общественность, последовал обмен ультиматумами между странами-участницами конфликта. Сложная структура военно-дипломатических отношений, стратегические особенности операционных планов, имевших собственные приоритеты – всё это привело к тому, что о самом убийстве вскоре чуть ли не забыли.

Сербия, согласившись на ультимативные требования Австро-Венгрии самым жёстким образом наказать виновных (что потом и было сделано, несмотря ни на что), через месяц, 28 июля, оказалась в состоянии войны со своим соседом. Германия, которой не понравились мобилизационные предприятия в России, объявила ей войну 1 августа. Так как основным противником немцы полагали союзную России Францию, большая часть их войск (7 армий из 8) устремилась на запад, в тот же день аннексировав нейтральный Люксембург(!). Бельгия (также нейтральная), чья территория представляла собой отличный плацдарм для развёртывания широкого фронта наступления, столкнулась с ультиматумом кайзера: пропустить немецкие войска. Справедливый отказ привёл к вторжению, которое началось 4 августа, днём ранее немцы объявили войну Франции. Единственный, кто посмел сам первым объявить войну Германии (4 августа), был британский король Георг V.

Очевидная агрессивность Германии, которая, казалось, вообще не имела никакого отношения к вопросам правосудия в Дунайской монархии, свидетельствует о том, что она и была в первую очередь заинтересована в «какой-нибудь глупости», чтобы обеспечить участие Австро-Венгрии в войне. Франция, чьи эмиссары имели большое влияние на сербский двор (и на Д. Димитриевича), конечно, также рассчитывала найти повод для участия России в конфликте – хотя бы под предлогом помощи братским славянским народам.

С точки зрения коммунистов, особенно большевиков, все эти события выглядят исключительно кризисом капиталистических отношений, негласным сговором крупных промышленников, желающих получить от войны те прибыли, которых не могут добиться нормальным путём. К сожалению, такое утверждение верно лишь отчасти, что убедительно доказал Н. Анжелл и последующий ход событий. Как нетрудно заметить, кризис предыдущих десятилетий привёл к массированию частного капитала (впитывавшегося огромными акционерными обществами) и сращиванию его с военно-промышленной отраслью. Крупный капиталист поглощает более мелкого, даже если они производят совершенно разные товары; в конечном счёте, концентрация капитала вышла на уровень государственных бюджетов, и крупные страны начали поглощать более мелкие – даже если те им и не угрожали.

На данные события можно взглянуть и с другой стороны: тип производительных сил, основанный на выплавке стали и движении при помощи пара, столкнулся с новым, более совершенным. Двигатель внутреннего сгорания, уверенно прокладывавший себе дорогу как более эффективный источник энергии для средств передвижения (включая авиацию), использовал горючее, которое производилось путём перегонки нефти. Нефть должна была стать новым ключевым энергетическим ресурсом, сменив уголь. Германия, обладавшая значительными залежами каменного угля, собственной нефти не имела, и, чтобы не оказаться отброшенной на обочину истории, вынуждена была бороться за доступ к её месторождениям.

Вопрос нефти в 1914 г. ещё не поднимался ни одним из немецких военных, однако очевидный факт, свидетельствующий о том, что будущее – за двигателем внутреннего сгорания, являлся несомненным. Чтобы не оказаться в роли, знакомой всем держателям крупных пакетов акций обанкротившихся компаний, немцы перешли в самое решительное наступление. Немцы, учитывая общее соотношение сил, были обречены на поражение – как и Россия, формально относившаяся к Антанте, но географически изолированная от неё и имевшая перед собой слишком сильных противников. В конечном итоге, даже Франция и, как ни странно, Великобритания, узнали, что более всех свои позиции в мире усилили США, которые приняли в войне ограниченное участие – но пожали уже почти спелые плоды победы.

Вообще, военное поражение России, которое и стало одной из главнейших причин обеих революций 1917 г., представляет собой тему, требующую настолько обширного и глубокого исследования, что оно едва ли возможно в рамках данной работы. Однако же здесь нельзя обойти вниманием главных виновников данной катастрофы. Культ генерала А. Брусилова настолько прочно укоренился в нашем сознании ещё с советских времён (и, кстати, хвалебные оды ему поёт и В. Суворов (В. Резун)), что объективную оценку его достижениям – если таковые действительно имели место быть – никто до сих пор так и не попытался. Некоторые источники – сейчас не буду их называть, чтобы не повторять в каждой строке один и тот же псевдоним, сопровождаемый настоящей фамилией – ошибочно, а может быть, и лживо, имея определённый умысел, утверждают что А. Брусилов был единственным полководцем, которому в условиях позиционной войны удалось осуществить прорыв. Это, разумеется, далеко не так.