Денис Хохлов - Истории про историю и не только… Собранные от продажи книги средства идут на благотворительность

В английском языке есть устойчивый фразеологизм – white elephant (белый слон), означающий нечто чрезвычайно дорогостоящее, но не приносящее практической пользы. Меня еще со времен изучения английского в школе интересовало, при чем же здесь это благородное животное, да причем еще белое?

Оказывается, история этого выражения связана с легендой, согласно которой король Сиама дарил неугодным ему лицам белого слона. Что же тут плохого, спросите вы. Однако, белые слоны считались в этой стране священными животными и не использовались как рабочие, а уж ест и пьет слон, как вы понимаете, много. Стоимость содержания слона в конце концов разоряла получателя такого подарка. Вот такая тонкая и изысканная месть владыки Сиама. Хотя, думаю, что некоторым богачам для гарантированного разорения пришлось бы подарить целое стадо слонов-альбиносов.

Знаете, иногда даже плохие вести становятся источником великих открытий. Если бы вы в начале XIX века спросили кого-нибудь: «А кто такой Самуэль Морзе?» То вам бы ответили: «Замечательный художник». И в этом не было бы ошибки. Самуэль Финли Бриз Морзе (Samuel Finley Breese Morse), тот самый человек, чья фамилия для нас неразрывно связана с телеграфом и одноименной азбукой, по профессии был художник.

Причем художник очень неплохой, стажировавшийся в Англии и долго путешествующий по Европе с целью повышения своего мастерства. И оставаться бы ему а памяти человечества творцом кисти и мольберта, но тому воспрепятствовал случай. В 1825 году, когда он в Нью-Йорке писал портрет Лафайетта, конный посыльный вручил ему письмо от отца, о тяжелой болезни его жены. Морзе тут же отложил работу и стал собираться обратно, но на следующий день он получил письмо о смерти своей супруги. Приехав обратно он лишь смог посетить могилу, на похороны своей жены он так же не успел.

Пребывая в глубоком горе от того, что долгое время он не знал о болезни супруги, Морзе решил посвятить жизнь поиску способа мгновенной связи людей на расстоянии. И после нескольких лет напряженной работы он смог создать такой аппарат, а его код – «азбука Морзе», до сих пор остается стандартом ритмической передачи данных. И для всех людей на свете слово эта фамилия навсегда стала синонимом быстрой связи и победы над расстоянием, а на пьедестале бронзовой статуи в Центральном парке Нью-Йорка выбито лишь одно слово «Морзе».

Есть в бесспорно великолепном творчестве художников английского братства прерафаэлитов некая нотка мрачности, какой-то загадочный и определенно трагический момент.

«Офелия» Джон Эверетт Миллес, 1852

Одной из центральных картин творчества этого братства конечно же является «Офелия» Джона Эверетта Миллеса. Тонко выписанный образ трагически погибшей девушки не оставляет равнодушным ни одного зрителя этой картины. И самое печальное, что трагизм судьбы этого образа передался и модели Миллеса, с которой он писал картину – Элизабет Сиддал. А началось все с того, что художнику понадобилось писать девушку в воде, иначе не получалось передать естественное положение тела. Работа велась зимой и под ванну с Элизабет художник ставил обогреватели. Но однажды они потухли, и вода стала просто ледяной, несчастная модель не жалуясь пролежала так несколько часов и впоследствии серьезно заболела пневмонией. Отец девушки выставил художнику счет за лечение и вроде бы все улеглось.

Элизабет Сиддал

Но, обладая изначально не очень крепким здоровьем, после перенесенной пневмонии состояние Элизабет Сиддал стало ухудшаться. Сейчас уже трудно сказать что за болезнь была причиной этого, то ли туберкулез, то ли другое заболевание внутренних органов, но лечение было назначено вполне характерное для середины девятнадцатого века – опиаты. Итог понятен – она стала наркозависимой.

Данте Габриэль Россетти

Однако, на этом наша печальная история не заканчивается. Для другого художника прерафаэлита – Данте Габриэля Россетти, Элизабет Сиддал стала настоящей музой. Он писал ее образ в десятках своих картин, а позже и вовсе сыграл с ней свадьбу. Вот только совместного счастья у них не вышло. Из первенец родился мертворожденным, вероятно сказалось пристрастие Элизабет к опиатам, после довольно продолжительной депрессии она вновь забеременела, но тут случилось несчастие. Однажды, в феврале 1862 года, супруг обнаружил ее лежащей без сознания, Элизабет приняла слишком большую дозу наркотика, все реанимационные мероприятия были тщетны и она скончалась. По слухам была найдена предсмертная записка и это было самоубийство, однако, вероятнее всего, Россетти уничтожил все улики, дабы избежать позора, который ложился в те годы на семью самоубийцы.

Кладбище Хайгейт

Однакож и на этом история моя не заканчивается, а напротив, вступает в самую мрачную свою часть. Похоронив жену на знаменитом кладбище Хайгейт в Лондоне он положил в её гроб единственные копии рукописей своих поэм, которые он писал помимо живописи. Говорят, он накрыл их пышными рыжими волосами своей усопшей супруги. Жизнь потекла дальше, но и сам художник не избежал участи стать хроническим алкоголиком и наркоманом. Спустя семь лет, в 1869 году, практически ослепший и неспособный к живописи, он решил издать сборник стихов, которые стали теперь его основным творчеством. Однако воспроизвести по памяти старые поэмы он не смог, а новых было недостаточно. Тогда он решился на эксгумацию останков жены для того, чтобы достать так опрометчиво положенные с ними рукописи.

И вот, ночью, без присутствия Россетти, останки были потревожены. Агент художника сообщил (чему лично я абсолютно не верю), что останки Элизабет прекрасно сохранились и ее знаменитая красота была нетронута посмертным тлением. А волосы, по его словам, и вовсе продолжали расти и заполнили своими медными локонами весь гроб. Россетти получил свои рукописи, издал книгу, но успеха она не имела. Возможно из-за своеобразного эротизма его стихов, а возможно из-за мрачной истории с отрытым гробом жены, которую ему так и не простили до самой его смерти.