Герберт Дирксен - Москва, Токио, Лондон - Двадцать лет германской внешней политики

Я был также удовлетворен тем, что соглашение не будет содержать каких-либо агрессивных статей, направленных против Советского Союза. Обе стороны лишь согласились консультироваться друг с другом относительно своей политики по отношению к России и давали понять, что в случае, если одна сторона будет втянута в войну с Советским Союзом, то другая воздержится от каких-либо действий, которые можно трактовать как помощь врагу.

Когда я сообщил об этих фактах в МИДе, они рассыпались в благодарностях за то, что я добыл столь ценную информацию. Это заставило меня осознать, до какой степени МИД позволил изолировать себя от происходящего в политической жизни страны. Вряд ли необходимо упоминать, что МИД был решительно против пакта с Японией.

Существовали и другие влиятельные силы, не согласные с прояпонской политикой Гитлера, хотя, казалось бы, можно было сделать вывод, что эта политика была как раз им по вкусу, отвечая их целям. Силы эти были из военного министерства. В то время как японская армия была настроена яро прогермански, в германской армии лишь те офицеры отвечали японцам взаимностью, кто служил в Японии инструкторами или имели какие-либо другие связи с этой страной. Основная часть сотрудников германского генерального штаба придерживалась все в большей степени прокитайской ориентации. И чем сильнее становились позиции германской военной миссии у Чан Кайши, тем больше за этими тенденциями усматривались другие, подкрепленные частично коммерческими, частично военными интересами, которые вскоре сошлись в одной точке в лице германского торговца и бывшего офицера капитана Клейна. Он обещал обеспечить доставку из Китая значительного количества ценных металлов, таких как молибден и вольфрам, необходимых для германского перевооружения, в обмен на поставку оружия китайской армии. Торговля военными материалами всегда была очень прибыльным, хотя и не очень уважаемым, делом. Эта истина оставалась верной и в данном случае, и Клейн, как и представители некоторых других германских фирм, постоянно жил в Восточной Азии, занимаясь процветающим бизнесом - продажей оружия Китаю.

Каким-то образом Клейну удалось добиться успеха в том, чтобы убедить некоторых официальных лиц Германии занять прокитайскую позицию. Так, генерал фон Сект, основатель рейхсвера, находившийся в отставке, но по-прежнему полный амбиций, получил приглашение от маршала Чан Кайши нанести ему визит и проинспектировать новую китайскую армию. Сект с радостью согласился и провел несколько месяцев в Китае, тщательно избегая визита в Японию с тем, чтобы не обидеть своих китайских хозяев. Генерал фон Рейхенау, находившийся на действительной службе, одна из ключевых фигур в военном министерстве, последовал его примеру и также подумывал о визите в Китай. Зная его лично, я постарался связаться с ним в Мюнхене, где он был командующим военного округа, чтобы предостеречь, что дела развиваются в несколько другом направлении. Так или иначе, но мы с ним разминулись, и он все-таки отправился в свой вояж. Оказавшись в Китае, Рейхенау ограничил себя тем, что наслаждался приятными сторонами дальневосточной жизни. Тем не менее, визиты этих двоих, хорошо известных, германских генералов не могли не оказать глубокого воздействия на политические круги Дальнего Востока. Спустя несколько месяцев военному министру пришлось начать строго следовать линии официальной политики, провоглашенной заключением Антикоминтерновского пакта. Однако германская военная миссия в Китае по-прежнему оставалась камнем преткновения в наших отношениях с Японией, как это будет видно из дальнейших событий.

Следующим и последним моим ходом на политической шахматной доске, пока я находился в отпуске в Германии, стала аудиенция у Гитлера. Вскоре после моего прибытия в Берлин он принял меня в канцелярии рейха. Я ждал этого события с огромным волнением, надеясь получить шанс представить Гитлеру полный отчет о политической ситуации на Дальнем Востоке и стать свидетелем вспышек его гения. Однако через две-три минуты после начала встречи Гитлер вдруг начал беспокойно ерзать в своем кресле и неожиданно извинился, что вынужден прервать нашу беседу, поскольку у него есть и другие неотложные дела, которыми он должен срочно заняться. Он выразил надежду увидеться со мной в Берхтесгадене.

Я ушел, совершенно сбитый с толку и кипя от ярости. Как и следовало ожидать в той атмосфере слухов и сплетен, тайком распространяемых в Берлине, спустя несколько дней друг, занимавший важный официальный пост, спросил меня, правда ли, что я впал в немилость у Гитлера, поскольку моя встреча с ним продолжалась всего лишь несколько минут?

Во время своего отдыха в Рейхенхолле, что неподалеку от Берхтесгадена, я предпринял еще одну попытку. На этот раз герр Мейснер, хорошо известный шеф Prasidialkanzlei (канцелярии президента. - Прим. перев.), которого я очень хорошо знал со времен совместного пребывания в Киеве в 1918 году, договорился о приеме на 8 июля.

Я прибыл в Берхтесгаден, где меня ожидала самая продолжительная и самая гармоничная встреча, которую я когда-либо имел с фюрером. Присутствовали также Геринг и Мейснер.

Я вошел в большую, красиво обставленную комнату, из которой благодаря огромным окнам открывался величественный вид на альпийский пейзаж вокруг Вальцмана и на долины, тянувшиеся к Вальцбургу. Беседа продолжалась более часа, и у меня было достаточно возможностей изложить свои взгляды.

Я считал, что главной проблемой был ответ на вопрос - подрывают ли основы японского государства революционные бунты армии или же Японии можно доверять как партнеру по Антикоминтерновскому пакту? Мой ответ на второй вопрос был утвердительным. Геринг также принял участие в разговоре. Он разделял мои взгляды. Это же дал понять и Гитлер, не прибегая, однако, к обвалу лавины своего красноречия. Должен признать, что и на этот раз ни одного слова из тех, что он произнес, не запечатлелось у меня в памяти, и я не чувствовал благоговейного трепета в его присутствии. Встреча эта была примечательна еще и тем, что на ней не прозвучало никаких оскорбительных высказываний в адрес Советского Союза.

За время нашей беседы собралась гроза. Сверкали молнии, за которыми следовали раскаты грома. Весь вид из окна оказался занавешен серой пеленой дождя. Но подобно тому, как это происходит в романтической опере, гром неожиданно стих, тучи как бы по мановению руки невидимого постановщика были развеяны и умчались вдаль, и солнце вновь засветило над освеженным ландшафтом. Гитлер закончил встречу, подарив мне, по инициативе Мейснера, свой портрет, лично надписав его и поставив дату.

Мое пребывание в Германии завершилось двумя знаменательными событиями, которые надолго остались у меня в памяти: Олимпийскими играми в Берлине и партийным слетом в Нюрнберге. Оба представления были подробно описаны в свое время, так что мне нет нужды входить в детали. Но чувствую, что должен сказать несколько слов о съезде.