Хачик Даштенц - Зов пахарей

Погонщик мулов из Хута Из Багеша в долину Муша шел какой-то человек, погоняя перед собой нагруженного мула. На мое счастье, веревки, связывающие поклажу, расслабились, и груз вывалился на землю. Что уж там было, какой такой груз, что вез этот человек, – не знаю. Но я заметил, как он в отчаянии стал озираться по сторонам, словно выискивал кого-нибудь, кто бы ему мог помочь. Я подбежал к нему, мы вместе водрузили поклажу на мула, крепко-накрепко затянули веревки и завязали их на брюхе.

Познакомились. Погонщика мула звали Еранос.

– Возьми меня в попутчики, – попросил я.

– Отчего не взять, пошли вместе, – сказал дядюшка Еранос.

Он, конечно, не подозревал, что я беглый арестант. Он просто обрадовался, что в пути у него будет собеседник. Я был голоден. У него хлеб был, он отломил мне ломоть и дал немножко изюму, купленного, по всей вероятности, на багешском базаре.

Мул шел впереди, мы следом вышагивали.

Это был большак, который вел в сторону Муша. Не знаю, кто-нибудь из вас шел по этой дороге или нет и посчастливится ли кому-нибудь из вас пойти когда-нибудь по ней. Благодаря случаю я прошел по ней до самых Хутских гор, да еще и в сопровождении погонщика мулов, который оказался прекрасным рассказчиком.

Багеш с монастырем Кармрак и с шумной речкой своей, ударяющейся о высокие стены крепости, остался в ущелье. В ущелье же остались каменная тюрьма и богатые покои Хачмануков с резным балконом.

От изюма мне захотелось пить. Погонщик сказал, что еще немножко – и мы придем к холодному роднику. И впрямь, вскоре мы оказались возле ключа с чудесной ледяной водой.

Это был исток реки Меграгет (Медовой речки).

Исток Меграгета похож на маленькое озерцо, вода в нем как слеза прозрачная, начало она берет на горе Немрут. Про эту воду сказано: «Путник, следующий из Муша в Багеш либо из Багеша в Муш, тогда только устанет, если забудет испить воду из истока Медовой речки».

Я не хотел уставать, путь мне предстоял долгим. Нагнувшись, я зачерпнул пригоршню родниковой воды. Всегда вкусна вода, которую пьешь из ключа, из самого истока.

Напился воды и погонщик.

– В старину, сказывают, на этом месте был тоныр, – заговорил дядюшка Еранос, погоняя мула. – Попадья здешняя пекла хлеб. Подходит нищий и просит кусок хлеба ради Христа. Дает ему попадья хлеба. Нищий еще кусочек сыра ради Христа просит. Приносит попадья сыр. А нищий ради Христа поцелуя у нее просит. Попадья подставляет ему свое прекрасное лицо и позволяет нищему поцеловать себя. В эту минуту входит поп и, увидев происходящее, спрашивает жену, что, все это означает. Да вот, говорит попадья, попросил странник хлеба ради Христа, я дала ему, попросил сыра ради Христа, я принесла, под конец поцелуя попросил ради Христа, не могла же я ему отказать. Поп, не помня себя от гнева, кричит: «Ну так бросайся во имя Христа в этот горячий тоныр!» Попадья тут же бросается в тоныр. Тоныр тут же наполняется сладчайшей вкусной водой, попадья превращается в рыбку и уходит в исток, а река с того дня называется Медовой.

Под эту легенду покинули мы исток Медовой речки. Дядюшка Еранос легонько ударил мула по голове, и тот свернул на узенькую тропку. А вообще-то мул сам, можно сказать, выбирал дорогу. Это животное обладает удивительным инстинктом и хорошо запоминает путь. У мула голова покрупнее лошадиной, ушами и хвостом он напоминает осла, а ноги как у лошади. Впрочем, мул дядюшки Ераноса был маленький, ладненький и отчего-то коротконогий. Только хвост и длинные уши выдавали мула.

В разговоре выяснилось, что мой попутчик следует в сторону Маратука. Он продал в Багеше ореховые пни, закупил там шелка и ситца и теперь вез все это сасунцам.

Мы достигли горы Авзут. Начался трудный подъем. Мул шел краем каменистого леса. Из-под копыт его все время вырывались и скатывались вниз куски сероватого щебня. Чем выше поднимались мы, тем уже делалась дорога. Она тянулась сквозь густые тополя, потом незаметно сворачивала, шла вдоль багряных кустарников; и вдруг, подпрыгнув на корнях пораженной молнией орешины, исчезала под низкорослыми деревьями сливы, свисающими над пропастью.

Мул замедлил шаги. Это терпеливое животное было единственно надежным товарищем на трудных, опасных переходах.

Подъем был такой крутой, что мул все время становился на задние ноги. Из-под ног его срывались камни, но он, совершив очередной прыжок, осторожно выискивал надежное место и, упершись передними ногами в оползни, готовился к следующему прыжку. Погонщик Еранос, увидев, что положение серьезное, пробрался вперед – теперь мы шли в следующем порядке: впереди дядюшка Еранос, сзади я, а между нами мул. Просто удивительно, что поклажа Ераносова не развязалась, – видно, крепко мы все-таки затянули веревки.

Тропинка, убежавшая под низкорослые сливы, вновь объявилась и, попетляв немного, пошла краем леса, потом снова запуталась среди грушевых деревьев и в конце концов, задыхаясь, уткнулась в голый утес.

А нам уже пора было расставаться. Еранос направлялся в Сасун, мне же появляться там было еще страшнее, чем идти по краю бездны, – ведь в Багеш я пришел из Сасуна. Объявись я сейчас в Сасуне, меня бы тут же в тюрьму упекли.

Я был поглощен этими невеселыми мыслями, как вдруг Ераноса схватила боль в пояснице. Мышцы на спине окаменели, сильно закололо в животе, и Еранос, опустив веревку, словно переломленный надвое, без сил опустился на камень. Такое часто случается с путниками, проделывающими долгий путь.

Но я не растерялся. Завел мула за скалу. Руки больного сложил крест-накрест на груди и, продев свои ладони ему под мышки, сильно надавил коленом Ераносу на грудь. Послышался хруст. Боль отпустила моего погонщика, и вскоре мы как ни в чем не бывало продолжали путь.

Мы обошли каменную гряду и прямо перед собой увидели гору Цовасар.

– Э-эй, с двумя башками гора Маратук, не скучаешь без тещи? – вдруг воскликнул дядюшка Еранос, глядя на высокую гору, которая выглядывала из-за вершины Цовасара.

Я поинтересовался, что значат эти его слова. – Ну, раз ты меня вылечил от этой напасти, расскажу тебе на прощанье историю… В Сасуне самое любимое существо Для зятя – его теща, – сказал Еранос, подтягивая веревки на муле. – Ну вот, значит, один зять, только что женившись, с тещей и сватами идет, чтобы принести жертву горе Марута, ты знаешь, мы ее еще Маратук зовем. На обратном пути зять просит тещу со сватами пройти вперед, он-де хочет наедине открыть свое сердце горе. Когда они удаляются на порядочное расстояние, зять оборачивается, долго смотрит на гору и кричит: «Эх, умереть мне за тебя, Маратук-гора, это как же ты сидишь один, да без тещи!»

Погонщик Еранос закончил рассказывать предание, и мы расстались. Он направился в Сасун, к Маратуку, а я по склонам Цовасара двинулся к Брнашену.