Александр Дюма - Сальватор

В квартире не было ни души, что ничуть не удивило посетителя.

Засунув руки в широкие карманы редингота, он с равнодушным видом прошелся по комнате Броканты. Равнодушие, благодаря которому он напоминал англичанина, посещающего музей, словно ветром сдуло, когда он увидел очаровательный эскиз Петруса; на нем были изображены три колдуньи из "Макбета", совершавшие дьявольский обряд вокруг своего котла.

Он торопливо подошел к картине, снял ее со стены, стал рассматривать сначала с удовольствием, потом с любовью; он тщательно обтер пыль рукавом и снова стал всматриваться в мельчайшие детали, причем на его лице можно было прочитать восхищение сродни тому, с каким влюбленный юноша изучает портрет своей невесты; наконец пришелец спрятал эскиз в широкий карман, чтобы, вероятно, насладиться шедевром дома в свое удовольствие.

Господин Жакаль вошел в комнату Броканты как раз в тот момент, как картина исчезла в кармане незнакомца.

- Жибасье! - воскликнул г-н Жакаль, стараясь не показать удивления перед подчиненным. - Вы здесь? А я думал, что вы на Почтовой улице...

- Там сейчас Карамелька с Бабиласом, - с поклоном доложил прославленный граф Баньер де Тулон. - Я сделал все, как вы велели, и подумал, что могу пригодиться вашему превосходительству здесь, а потому и пришел.

- Благодарю вас за доброе намерение, однако я уже знаю все, что хотел узнать... Идемте, дорогой Жибасье, нам здесь больше нечего делать.

- Вы правы, - согласился Жибасье, хотя по его глазам было ясно, что думает он как раз наоборот. - Верно! Делать здесь больше нечего.

Но большой любитель живописи приметил на противоположной стене картину таких же размеров, что и первая; она изображала путешествие Фауста и Мефистофеля. Он почувствовал, что его непреодолимо тянет к "Фаусту", как недавно привлекли к себе "Колдуньи".

Тем не менее Жибасье прекрасно умел владеть собой, чему был обязан силе своего разума. Он остановил себя, пробормотав сквозь зубы:

- В конце концов, кто мне мешает вернуться сюда в один из ближайших дней? Было бы глупо не иметь пару, когда дают такую хорошую цену! Зайду завтра или послезавтра.

Уверив себя на этот счет, Жибасье догнал г-на Жакаля, который уже отворил входную дверь и, не слыша шагов своего приспешника, обернулся спросить о причине его задержки.

Жибасье отлично понял беспокойство начальника.

- Я здесь, - доложил он.

Господин Жакаль кивнул подчиненному, проследил за тем, чтобы тот плотно притворил дверь, и, уже выйдя на Ульмскую улицу, заметил:

- А знаете, Жибасье, у вас бесценная собачка, по-настоящему редкий зверек!

- Собаки как дети, ваше превосходительство, - нравоучительно ответил Жибасье. - Если вовремя за них взяться, можно сделать и из тех, и из других абсолютно все, что вам хочется, то есть по желанию воспитать их послушными или бунтовщиками, святыми или негодяями, идиотами или умниками. Главное - взяться вовремя. Если вы не вдолбите им с раннего детства самые строгие принципы, ничего стоящего из них не выйдет; в три года собаку уже не исправить, как и ребенка в пятнадцать лёт. Ведь вы знаете, ваше превосходительство, что способности у человека и инстинкт у животного развиваются из расчета продолжительности их жизни.

- Да, Жибасье, знаю. Но в ваших устах самые банальные истины приобретают совершенно новое звучание. Вы - светоч.

Жибасье!

Жибасье скромно опустил голову.

- Мое образование началось в семинарии, ваше превосходительство, сказал он, - а закончил я его под наблюдением опытных теологов... или, точнее, я его еще не завершил, потому что пополняю свои познания ежедневно. Но должен сказать, что особенно старательно я изучал принципы, способы и системы воспитания и развращения юношества. О, в этой области поднаторели мои учителя-иезуиты! Я даже не всегда мог следовать их урокам! Но хотя я порой и расходился с ними во взглядах на воспитание, я очень много почерпнул из их учения. И если мне суждено стать министром народного просвещения, я начну с полного, радикального, абсолютного преобразования нашей воспитательной системы, имеющей тысячи недостатков.

- Не совсем разделяя ваше мнение по этому вопросу, Жибасье, - сказал г-н Жакаль, - я все же считаю, что это серьезное дело заслуживает всяческого внимания. Но позвольте вам заметить, что меня сейчас занимает не столько воспитание детей, сколько вопрос о том, как вам удалось выдрессировать вашу Карамельку.

- О, очень просто, ваше превосходительство!

- А все-таки?

- Как можно меньше ласкал и как можно больше бил.

- Как давно у вас эта собака, Жибасье?

- С тех пор как умерла маркиза.

- Кого вы называете маркизой?

- Свою любовницу, ваше превосходительство, которая и была первой хозяйкой Карамельки.

Господин Жакаль приподнял очки и взглянул на Жибасье.

- Вы любили маркизу, Жибасье? - спросил он.

- Она, во всяком случае, меня любила, ваше превосходительство, скромно промолвил Жибасье.

- Настоящая маркиза?

- Не могу поручиться, ваше превосходительство, что она когда-нибудь ездила в королевских каретах... но я видел ее титулы.

- Примите мои поздравления, Жибасье, и в то же время соболезнования, раз вы сообщаете мне и о существовании, и о кончине этой аристократической особы... Так она умерла?

- Так она, во всяком случае, утверждает.

- Вас, стало быть, не было в Париже, когда случилась трагедия, Жибасье?

- Нет, ваше превосходительство, я находился на юге.

- Где поправляли свое здоровье, как я имел честь от вас слышать?

- Да, ваше превосходительство... Однажды утром ко мне прибежала Карамелька, немой, если не слепой свидетель нашей любви. К ее хвосту было привязано письмо, в котором маркиза мне сообщала, что находится при смерти в соседнем городе и посылает мне с Карамелькой последний привет.

- О-о, от вашего рассказа слезы наворачиваются на глаза! - заметил г-н Жакаль и громко высморкался, словно бросая вызов хорошим манерам. - И вы удочерили Карамельку?

- Да, ваше превосходительство. Около восьми месяцев тому назад я взялся за ее воспитание и продолжил его с того, на чем остановился. Она стала мне подругой, наперсницей, и через неделю у меня уже не было от нее тайн.

- Трогательная дружба! - молвил г-н Жакаль.

- Да, действительно, очень трогательная, ваше превосходительство, потому что в наш век интересы вытеснили чувства, и приятно видеть, что хотя бы животные оказывают нам знаки внимания, в которых нам отказывают люди.

- Замечание ваше горькое, но верное, Жибасье!

- Углубленное изучение показало, - продолжал Жибасье, что Карамелька умна и чувствительна. И я решил испытать ее ум и пустить в дело ее чувствительность. Сначала я научил ее отличать хорошо одетых людей от нищего сброда. Она за двести шагов распознавала деревенщину и джентльмена, аббата и нотариуса, солдата и банкира. Но инстинктивный ужас, который мне так и не удалось в ней изжить, ей внушал жандарм. Напрасно я говорил ей, что эти охранители общества - любимые дети правительства: стоило ей почуять кого-нибудь из них еще издали, пешего или верхового, в штатском или в форме, как она возвращалась ко мне, испуганно поджав хвост и косясь в ту сторону, откуда должен был показаться ее враг. Тогда, не желая причинять несчастному животному излишнее беспокойство, я менял направление и находил какое-нибудь убежище, куда не мог проникнуть взгляд естественного врага моей бедной собачки. Я вернулся из Тулона в Париж со всеми предосторожностями...