Александр Дюма - Сальватор

- Уходи... Ступай... Оставь меня, Петрус!

- Уже?.. - не поверил молодой человек. - Так скоро?.. Почему я должен тебя оставить, Боже мой?!.

- Ступай же, любимый! Уходи... Уходи!

- Нам грозит опасность, о ангел мой?

- Да, большая, смертельная опасность!

Петрус встал и огляделся.

Регина заставила его снова сесть и, испуганно улыбаясь, продолжала:

- Нет, опасность грозит не оттуда, откуда ты думаешь.

- Где же она?

- В нас самих, в наших сердцах, у нас на губах, в наших объятиях... Сжалься надо мной, Петрус... Я слишком сильно тебя люблю.

- Регина! Регина! - вскричал Петрус, сжал в руках голову девушки и страстно припал к ее губам.

Неизвестно, сколько длился их ангельски чистый поцелуй; их души словно слились воедино. С неба сорвалась звезда и, казалось, упала неподалеку.

Регина собралась с силами и вырвалась из объятий молодого человека.

- Давай постараемся не свалиться с небес, как эта звезда, любимый мой, - проговорила Регина, с любовью глядя на Петруса.

Тот взял ее за руку, привлек к себе и по-братски поцеловал ее в лоб.

- Перед лицом Бога, который нас видит, - сказал он, - перед звездами, Его очами, целую вас в знак высочайшего уважения и самого глубокого почтения.

- Благодарю вас, друг мой! - отозвалась Регина. - Подставь свой лоб.

Петрус повиновался, и молодая женщина вернула ему поцелуй.

В это мгновение часы пробили трижды и появилась Нанон.

- Через полчаса начнет светать, - сказала она.

- Как видишь, Нанон, мы прощаемся, - отозвалась Регина.

И они расстались.

Но прежде чем уйти, Регина удержала руку Петруса.

- Друг мой, - сказала она, - завтра, надеюсь, ты получишь от меня письмо.

- Я тоже надеюсь, - сказал молодой человек.

- Хорошее письмо! - пообещала Регина.

- Все твои письма хороши, Регина, а последнее - в особенности.

- Это будет лучшее из лучших.

- Ах, Господи, я так счастлив, что мне даже страшно.

- Не бойся и будь счастлив, - успокоила его Регина.

- О чем же ты рассказываешь мне в этом письме, любовь моя?

- Потерпи! Не следует ли нам оставлять немножко радости на те дни, когда мы не видимся?

- Спасибо, Регина, ты - ангел.

- До свидания, Петрус.

- До скорого свидания, верно?

- Вы только поглядите, - вмешалась Нанон, - я же говорила: вот и рассвет.

Петрус горестно покачал головой и пошел прочь, непрестанно оборачиваясь.

Что говорила Нанон о рассвете?

В эту минуту влюбленным, напротив, показалось, что небо затянули черные тучи, соловей умолк, звезды погасли: весь этот сказочный мир, созданный для них одних, исчез с их последним поцелуем.

XXXIX

Иерусалимская улица

Покидая трех друзей, Сальватор сказал: "Я постараюсь спасти господина Сарранти, которого через неделю ждет казнь".

Когда молодые люди разошлись по своим делам, Сальватор торопливо спустился по улице Анфер, свернул на улицу Лагарп, миновал мост Сен-Мишель, пошел вдоль набережной и примерно в то же время, когда каждый из трех его друзей прибыл на место встречи, сам он стоял перед Префектурой.

Как и раньше, привратник остановил Сальватора и спросил:

- Что вам угодно?

Как и раньше, Сальватор представился.

- Простите, сударь, - извинился привратник, - я вас не сразу узнал.

Сальватор прошел мимо него.

Потом он пересек двор, вошел в полуарочную дверь, поднялся на третий этаж и очутился в приемной, где сидел дежурный.

- Что господин Жакаль? - спросил Сальватор.

- Он вас ждет, - доложил полицейский, распахнув дверь в кабинет г-на Жака ля.

Сальватор вошел и заметил начальника полиции в огромном вольтеровском кресле.

При появлении молодого человека г-н Жакаль поднялся и предупреительно пошел ему навстречу.

- Как видите, я вас ждал, дорогой господин Сальватор, - сказал он.

- Благодарю вас, сударь, - проговорил Сальватор свысока, как обычно, когда он говорил с начальником полиции.

- Не вы ли сами предупредили, что нам предстоит небольшая загородная прогулка? - заметил г-н Жака ль.

- Вы правы, - согласился Сальватор.

- Прикажите заложить коляску, - приказал г-н Жакаль дежурному полицейскому.

Тот вышел.

- Садитесь, дорогой господин Сальватор, - пригласил г-н Жакаль, указывая молодому человеку на стул. - Через пять минут мы сможем отправиться в путь. Я приказал держать лошадей наготове.

Сальватор сел, но не туда, куда указывал г-н Жакаль, а подальше от начальника полиции.

Можно было подумать, что честный молодой человек избегал соприкосновения с полицейской ищейкой.

От внимания г-на Жакаля не укрылось это движение, однако он лишь едва заметно сдвинул брови.

Он вынул из кармана табакерку, поднес к носу табак, потом откинулся в кресле и поднял очки на лоб.

- Знаете ли, о чем я думал, когда вы вошли, господин Сальватор?

- Нет, сударь, я не умею читать чужие мысли, это не входит в мои обязанности.

- Я спрашивал себя, где вы черпаете силы любить ближних?

- В собственной совести, сударь, - отвечал Сальватор. - Я всегда восхищался даже больше, чем Вергилием, стихами карфагенского поэта, сказавшего так, может быть, именно потому, что он был рабом:

Homo sum, et nil humano a me alienum puto ["Я человек и считаю, что ничто человеческое мне не чуждо" (латин )].

- Да, да, - кивнул г-н Жакаль, - я знаю эти стихи: они принадлежат Теренцию, не правда ли?

Сальватор утвердительно кивнул.

Господин Жакаль продолжал:

- По правде говоря, господин Сальватор, если бы еще не существовало слова "филантроп", пришлось бы его создать ради вас. Пусть самый честный журналист на земле - если только журналист может быть честным - завтра напишет, что вы зашли за мной в полночь и пригласили участвовать в благородном деле - ему никто не поверит! Более того, вас заподозрили бы в том, что вы ищете выгоду в этом начинании. Ваши политические единомышленники не преминут от вас отречься и заявят во всеуслышание, что вы продались бонапартистам; ведь стремиться во что бы то ни стало спасти жизнь господину Сарранти, прибывшему с другого конца света, когда вы его, может быть, видели-то всего раз во время ареста на площади Успения; стремиться доказать любой ценой суду, что он ошибся и осудил невиновного, значило бы доказать, что осужденный - бонапартист, не так ли сказали бы ваши политические единомышленники?

- Спасти невиновного, господин Жакаль, значит доказать, что осужденный - честный человек. Невиновный не принадлежит ни к какой партии, или, вернее, он примыкает к партии Господа.

- Да, да, несомненно, и этого достаточно для меня, потому что я давно и хорошо вас знаю и для меня не секрет, что вы уже давно то, что называется "свободный мыслитель". Да, я знаю, что было бы неуместно даже пытаться поколебать столь глубоко укоренившиеся мнения. Я и не стал бы предпринимать такую попытку. Но вдруг кто-нибудь пожелает это сделать? Вдруг кто-нибудь попытается вас оболгать?