Александр Дюма - Сальватор

- Итак, мы остановились на том, - сказал моряк, - что ты наделал долгов. Так, крестник Петрус?

- Мы действительно остановились на этом, - подтвердил молодой человек.

II

Крестный-американец

На мгновение воцарилась тишина. Пьер Берто пристально посмотрел на крестника, словно хотел увидеть его насквозь. - И какие у нас долги... хотя бы приблизительно?

- Приблизительно? - усмехнулся Петрус.

- Да. Долги, мой мальчик, все равно что грехи, - назидательно произнес капитан, - никогда не знаешь точной цифры.

- Я тем не менее знаю, сколько задолжал, - возразил Петрус.

- Знаешь?

- Да.

- Это доказывает, что ты человек аккуратный, крестник.

Ну и сколько?

Пьер Берто откинулся в кресле и, помаргивая, стал вертеть большими пальцами.

- Мои долги составляют тридцать три тысячи франков, - объявил Петрус.

- Тридцать три тысячи! - вскричал капитан.

- Ага! - хмыкнул Петрус, которого начинали забавлять оригинальные выходки его второго отца, как величал себя моряк. - Вы полагаете, что сумма непомерно огромная?

- Огромная?! Да я не могу взять в толк, как ты до сих пор не умер с голоду, бедный мальчик!.. Тридцать три тысячи франков! Да если бы мне было столько же лет, сколько тебе, и я жил на суше, я задолжал бы в десять раз больше. Да это сущая безделица по сравнению с долгами Цезаря!

- Ни вы, ни я - не Цезарь, дорогой мой крестный. Так что, если позволите, я останусь при своем мнении: сумма огромная.

- Огромная! Да ведь у тебя по сотне тысяч франков в каждом волоске твоей кисти! Ведь я видел твои картины, а я в живописи разбираюсь: я видел и фламандцев, и итальянцев, и испанцев. Ты - художник, у тебя отличная школа.

- Не надо громких слов, крестный! - заскромничал Петрус.

- А я тебе говорю, что у тебя отличная школа, - продолжал настаивать моряк. - А когда человек имеет честь быть великим художником, он не станет писать хуже из-за долга в тридцать три тысячи франков. Это точная цифра. А сам талант представляет собой миллионный капитал, какого черта! Кроме того, по закону, введенному господином де Виллелем, тридцать три тысячи франков составили бы как раз ренту с миллиона.

- Ну, крестный, я должен вам сказать нечто очень важное, - перебил его Петрус.

- Говори, крестник!

- Вы чертовски остроумны!

- Пфф! - только и сказал Пьер Берто.

- Не морщитесь, я знаю весьма порядочных людей, которые были бы счастливы такой оценкой.

- Писаки?

- Ого? Опять недурно!

- Ну, довольно пошутили! Вернемся к твоим долгам.

- Вы настаиваете?

- Да, потому что хочу сделать тебе предложение.

- Касательно моих долгов?

- Совершенно верно.

- Слушаю вас. Вы необыкновенный человек, крестный, от вас всего можно ожидать.

- Вот мое предложение: я прямо сейчас становлюсь твоим единственным кредитором.

- Как, простите?!

- Ты задолжал тридцать три тысячи франков, потому и продаешь мебель, картины, дорогие безделушки, так?

- Увы! - смиренно проговорил Петрус. - Вернее не скажешь.

- Я плачу тридцать три тысячи, и ты оставляешь себе мебель, картины, безделушки.

Петрус серьезно посмотрел на моряка.

- Что вы хотите этим сказать, сударь? - вскинулся он.

- Кажется, я погладил своего крестника против шерсти, - проворчал Пьер Берто. - Прошу прощения, ваше сиятельство граф де Куртеней, я полагал, что разговариваю с сыном своего старого друга Эрбеля.

- Да, да, да, - поспешил загладить свою резкость Петрус. - Да, дорогой крестный, вы говорите с сыном своего доброго друга Эрбеля. А он вам отвечает: занять тридцать три тысячи - еще не все, даже если берешь в долг у крестного; надобно знать, чем будешь отдавать.

- Чем ты мне отдашь долг, крестник? Нет ничего проще:

напишешь мне картину вот по этому эскизу.

И он указал Петрусу на сражение "Прекрасной Терезы"

с "Калипсо".

- Картина должна быть тридцати трех футов в -длину и шестнадцати с половиной футов в высоту [Примерно 11 х 5,5 метра], - продолжал он. - Ты изобразишь меня на палубе рядом с твоим отцом в ту минуту, когда я ему говорю: "Я буду крестным твоего первенца, Эрбель, и мы будем квиты".

- Да куда же вы повесите этакую громадину?

- У себя в гостиной.

- Да вы ни за что не найдете дом с гостиной шириной в тридцать три фута.

- Я прикажу выстроить такой дом специально для твоей картины.

- Вы случаем не миллионер, крестный?

- Если бы я был только миллионером, мальчик мой, - снисходительно отвечал Пьер Берто, - я купил бы трехпроцентные бумаги, получал бы от сорока до пятидесяти тысяч ливров ренты и с трудом перебивался бы с хлеба на воду.

- Ох, ох, ох! - бросил Петрус.

- Дорогой друг! - продолжал капитан. - Разреши мне в двух словах рассказать о себе.

- Разумеется!

- Когда я расстался с твоим славным отцом в Рошфоре, я сказал себе: "Ну, Пьер Берто, честным пиратам во Франции больше делать нечего, займемся торговлей!" Я превратил пушки в балласт и стал торговать черным деревом.

- Иными словами, вы торговали черным товаром, дорогой крестный.

- Это называется "черным товаром"? - наивно спросил капитан.

- Думаю, да, - отвечал Петрус.

- Эта торговля кормила меня три или четыре года, и кроме того, я завязал отношения с Южной Америкой. Когда вспыхнуло восстание, губительное для Испании и ее трухлявой и дряхлой нации, я поступил на службу к Боливару. Я угадал в нем великого человека.

- Так вы, значит, один из освободителей Венесуэлы и Новой Гренады, а также основателей Колумбии? - изумился Петрус.

- И горжусь этим, крестник! Но после уничтожения рабства я решил разбогатеть другим способом. Мне показалось, что в окрестностях Квито я видел участок, богатый золотыми самородками. Я тщательно изучил местность, напал на жилу и попросил концессию. Учитывая мои заслуги перед Республикой, мне предоставили упомянутую концессию. Через шесть лет я заработал четыре миллиона и уступил эту разработку за сто тысяч пиастров иначе говоря, она приносит мне по сто тысяч ливров ежегодно. После этого я вернулся во Францию, где намерен недурно устроиться со своими четырьмя миллионами и жить на пятьсот тысяч ливров ренты. Ты одобряешь мой план, крестник?

- Еще бы!

- Детей у меня нет, родственников - тоже... нет даже внучатых племянников. Жениться я не намерен; что же, по-твоему, мне делать с таким состоянием? А тебе оно принадлежит по праву...

- Капитан!

- Ну вот, опять ты за свое! Тебе оно принадлежит по праву, а ты с самого начала отказываешься от тридцати трех тысяч франков?

- Надеюсь, вы понимаете мои чувства, дорогой крестный.

- Нет, признаться, не понимаю, что тебе не нравится. Я холостяк, я сказочно богат, я твой крестный отец и предлагаю тебе сущую безделицу, а ты отказываешься! Знаешь ли ты, мой мальчик, что впервые за время нашей встречи ты проявил ко мне чудовищную несправедливость?!