Александр Дюма - Сальватор

- Я готов, - молвил он.

- Едемте! - предложил Жибасье.

У входной двери их ждал фиакр.

При виде фиакра, похожего, как и все фиакры, на катафалк, г-н Жерар не удержался и едва заметно вздрогнул.

- Садитесь! - сказал он Жибасье. - Я - следом за вами.

- Я ничего вам не сделаю, клянусь! - пообещал Жибасье.

Он распахнул дверцу, любезно помог г-ну Жерару подняться в карету и сел рядом с ним, обменявшись несколькими словами с кучером.

Лошади потрусили в сторону Парижа: Жибасье счел за благо изменить маршрут, намеченный Сальватором, полагая, что совсем не важно, куда он увезет г-на Жерара, лишь бы увезти.

"Ну, если дело и серьезное, то, уж во всяком случае, не спешное", подумал г-н Жерар, немного успокоившись.

В фиакре наступила тишина, так проехали около километра.

Первым молчание нарушил Жибасье.

- О чем вы так напряженно думаете, дорогой господин Жерар? - спросил он.

- Признаться, господин Жибасье, - отозвался филантроп, - я думаю о неведомой цели этого неожиданного путешествия.

- И это вас мучает?

- Во всяком случае, занимает.

- Вы бы посмотрели на себя!.. На вашем месте я бы ни о чем не думал, честное слово!

- Почему?

- Да так... Прошу заметить: я сказал "на вашем месте", а не на своем.

- Понимаю! И все же почему вы сказали "на моем месте"?

- Если бы моя совесть была так же чиста, как ваша, я считал бы себя достойным милостей удачи и возблагодарил бы судьбу.

- Конечно, конечно, - пробормотал г-н Жерар, печайьно покачав головой. - Но удача порой делает такие неожиданные повороты, что даже когда причин для опасения нет, ожидать нужно всего.

- По правде говоря, если бы вы жили во времена Фалеса, то вместо семи мудрецов было бы восемь, дорогой господин Жерар. Именно вам принадлежали бы эти прекрасные слова:

"Мудрый готов ко всему". Заметьте, что я говорю "готов ко всему", а не "смирился со всем". Вы именно готовы, на смирившегося человека вы непохожи. Да, вы правы, - продолжал Жибасье торжественно-назидательным тоном. - Удача действительно порой делает неожиданные повороты. Именно поэтому древние, а они были отнюдь не глупы, представляли ее иногда сидящей на змее, и это означало, что она выше осторожности. Впрочем, на вашем месте, повторяю, я не мешал бы своему воображению - такой ум, как у вас, никогда не дремлет, - но вместе с тем тревожиться не стал бы. Что с вами может случиться? Вы имели счастье с самого раннего детства остаться сиротой и теперь не боитесь потерять родителей или оказаться ими опозоренными.

Вы не женаты, значит, вам не грозит потеря супруги или ее измена. Вы миллионер, и значительная часть вашего состояния - в недвижимости, а это значит, что опасаться вам следует лишь нотариуса, который может вас разорить, да должников, способных вас обобрать. У вас крепкое здоровье, эта добродетель тела; вы обладаете добродетелью, этим здоровьем души. Сограждане вас уважают и собираются избрать депутатом. Указ о присвоении вам ордена Почетного легиона как благодетеля человечества находится на подписи: это пока тайна, но я могу сообщить вам об этом по секрету. Наконец, господин Жакаль так высоко вас ценит, что дважды в неделю, несмотря на то, что он очень занят, принимает вас у себя в кабинете и беседует с вами с глазу на глаз.

Словом, вы получаете и еще получите справедливое вознаграждение за пятьдесят лет филантропии и честной жизни. Чего вам не хватает? Ну, чего вам бояться? Говорите!

- Кто знает! - вздохнул г-н Жерар. - Неизвестности, дорогой господин Жибасье.

- Вы все о своем? Ладно, не будем больше об этом! Поговорим о другом.

Господин Жерар махнул рукой, словно хотел сказать: "Поговорим о чем вам угодно, лишь бы говорили вы, а я слушал".

Очевидно, Жибасье понял его жест как согласие и продолжал:

- Да, поговорим о чем-нибудь более веселом. Это ведь нетрудно, правда?

- Нет, нетрудно.

- Сегодня вы давали ужин нескольким друзьям, дорогой господин Жерар? Заметьте, я позволяю себе называть вас "дорогой господин Жерар", потому что и вы время от времени зовете меня "дорогим господином Жибасье"... Вот только что вы оказали мне эту честь.

Господин Жерар кивнул.

Жибасье облизнул губы.

- Должно быть, вы задали недурной ужин, а?

- Не хочу хвастать, но думаю, вы правы.

- Я так просто в этом уверен, судя по запахам, доходившим из кухни в переднюю, где я вас дожидался.

- Я сделал все, что мог, - скромно сказал г-н Жерар.

- И ужинали вы в парке, на лужайке? - продолжал Жибасье.

- Да.

- Смотрелось, должно быть, чудесно. Вы за ужином пели?

- Не успели: вы пришли перед самым десертом.

- Да, я свалился среди этой семейной идиллии, словно бомба, как Банко из "Макбета" или командор из "Дон-Жуана".

- И правда, - попытался улыбнуться г-н Жерар.

- Но признайтесь, - продолжал Жибасье, - в этом есть и ваша вина, дорогой господин Жерар.

- То есть, как?

- Ну разумеется! Предположим, вы оказали бы мне честь и пригласили меня вместе с вашими друзьями. Готов поставить один против тысячи, дорогой господин Жерар, что если бы я сидел у вас с самого начала ужина, то к концу его я не пришел бы вам мешать.

- Поверьте, дорогой господин Жибасье, - поспешил сказать г-н Жерар, - я весьма сожалею о своей забывчивости. Но уверяю вас, это произошло ненарочно, и только от вас зависит, чтобы я исправил свою оплошность.

- Нет, ни за что, я очень на вас сердит! - меланхолично возразил Жибасье.

- На меня?

- Да, вы ранили меня в самое сердце. А вы знаете, - продолжал Жибасье, патетическим жестом поднося руку к груди, - сердечные раны смертельны!.. Увы, - прибавил он, переходя от грусти к настоящему страданию, как перед тем перешел от меланхолии к печали. - Снова я обманулся в своей доверчивости, еще одна иллюзия умирает, опять черный лист в книге моей и без того невеселой жизни! О дружба! Непостоянная, легкомысленная дружба, которую лорд Байрон опрометчиво назвал "бескрылой любовью"! Сколько страданий ты мне причинила и еще доставишь в будущем! Правильно сказал странствующий сказительаристократ, автор "Мира как он есть", когда вместо оды или хвалы Дружбе воскликнул с горечью: "Ныне твои алтари, о богиня, не освещает жертвенный огонь! Под сводами твоего храма не звучат гимны твоих рабов! Тебя согнали с насиженного места, и ты бродишь одна, всеми покинутая, жалкая игрушка черни, всех этих ничтожных смертных, утомленных гнусной жадностью!

Среди людей, кичащихся богатством, происхождением, видимым величием, кто обратит внимание на твои крики, кто сжалится над твоей несчастной судьбой, кто придет в твой храм?" Увы, увы, незадачливый Жибасье, как Портланд, герой поэмы, - единственный, кто еще хочет туда войти!

После этой претенциозной цитаты, которую вряд ли сумел по достоинству оценить г-н Жерар, бывший каторжник вынул из кармана желтый платок и сделал вид, что вытирает глаза.