Александр Дюма - Сальватор

подхватил лихорадку в Мареммах. Месяц я провалялся на постоялом дворе между жизнью и смертью. Потом наконец, поскольку время подгоняло и день казни моего отца становился все ближе, я снова пустился в путь. Рискуя умереть, стоя у какого-нибудь придорожного столба, я за сорок дней прошел сто пятьдесят лье и прибыл два часа назад.

- Почему же вы не наняли экипаж? Да вас из милости избавили бы от тягот пути!

- Я дал обет совершить паломничество в Рим и вернуться пешком: я был обязан исполнить обет.

- И вы его исполнили?

- Да, государь.

- Вы святой.

На губах монаха мелькнула невеселая усмешка.

- Не торопитесь называть меня так, - остановил он короля. - Я преступник и явился просить справедливости для других и для себя.

- Прежде всего, я бы хотел узнать об одном, - проговорил король.

- Спрашивайте, ваше величество! - с поклоном предложил Доминик.

- Вы ходили в Рим... с какой целью? Теперь можете мне об этом сказать?

- Да, сир. Я ходил умолять его святейшество снять наложенную на мои губы печать и разрешить мне нарушить тайну исповеди.

- Значит, вы по-прежнему убеждены в невиновности своего отца, но не принесли доказательств этой невиновности? - огорченно вздохнул король.

- Напротив, ваше величество, у меня в руках неоспоримое доказательство.

- Говорите же!

- Король может уделить мне несколько минут?

- Сколько пожелаете, сударь. Ваша история очень меня заинтересовала. Да садитесь же! Мне кажется, у вас вряд ли хватит сил говорить стоя.

- Доброта короля возвращает мне силы. Я буду говорить стоя, ваше величество, как и подобает верноподданному... или даже опущусь на колени, как положено преступнику, разговаривающему со своим судьей.

- Погодите, сударь, - остановил его король.

- Почему, ваше величество?

- Вы собираетесь открыть мне то, на что не имеете права:

тайну исповеди. А я не хочу участвовать в святотатстве.

- Да простит мне король, но как бы страшен ни был мой короткий рассказ, ваше величество может теперь его выслушать, не опасаясь святотатства.

- Я вас слушаю, сударь.

- Государь! Я стоял у смертного одра одного человека, когда меня пригласили к другому - умирающему. Мертвому больше не нужны были мои молитвы, зато умирающий нуждался в отпущении грехов. И я пошел к умирающему...

Король подошел к священнику поближе, потому что с трудом разбирал его речь. Он не стал садиться, а лишь оперся рукой о стол.

Было заметно, что король приготовился слушать с огромным вниманием.

- Умирающий начал свою исповедь, но не успел он произнести и нескольких слов, как я его остановил.

"Вы - Жерар Тардье, - сказал я ему, - я не могу слушать вас дальше".

"Почему?" - спросил умирающий.

"Потому что я Доминик Сарранти, сын того, кого вы обвиняете в краже и убийстве".

И я отодвинулся от него вместе с креслом.

Но он удержал меня за полу моей рясы!

"Отец мой! - проговорил он. - Само Провидение привело вас ко мне. Если бы я знал, где вас найти, я бы приказал это сделать, чтобы вы услышали мою исповедь... Монах! Это мое преступление, и я открываю эту тайну вам. Сын! Я возвращаю вам невиновность вашего отца. Я скоро умру. После моей смерти расскажите обо всем, что от меня узнаете...".

И он, ваше величество, поведал мне ужасную историю: он обокрал сам себя, чтобы подозрения пали на моего отца, который в тот день, будучи замешан в заговоре против вашего брата, оказался вынужден бежать.

Затем он взялся за преступление, настоящее преступление, государь!..

- Как вы можете все это мне говорить, сударь, если узнали это на исповеди и, значит, обязаны молчать.

- Позвольте мне договорить, ваше величество... Клянусь, что я не введу вас в грех. Я один рискую погубить свою душу...

или, вернее, - Господи Боже мой! - уже погубил! - прибавил он, подняв глаза к небу.

- Продолжайте, - разрешил король.

- Жерар Тардье рассказал мне, как, уступая уговорам своей сожительницы, решил отделаться от двух своих племянников.

Разумеется, такое решение далось ему не без колебаний, борьбы, угрызений совести. И все же он решился... Двое соучастников распределили роли: он взял на себя мальчика, она - девочку. Он преуспел, бросив племянника в пруд и забив его веслом...

- Как ужасно то, что вы мне рассказываете!

- Да, сир, это ужасно.

- И вы обязаны представить мне доказательства своих заявлений.

- Я представлю вам доказательства, государь. Итак, женщине убить девочку не удалось. В ту минуту, когда она готова была зарезать несчастную крошку, на крики примчался пес, сорвавшийся с цепи; он разбил окно, вцепился женщине в горло и задушил ее. Обливаясь кровью, девочка бежала...

- Она жива? - спросил король.

- Не знаю. Ваша полиция ее похитила, дабы убрать свидетеля невиновности моего отца.

- Сударь! Даю вам слово дворянина, что справедливость будет восстановлена... Но где доказательства?!

- Вот они! - сказал монах, вынимая из кармана манускрипт.

Он с поклоном передал королю свиток, на котором было написано:

"Это моя главная исповедь перед Богом и людьми, которая может быть в случае необходимости предана гласности после моей смерти.

Жерар Тардье".

- Как давно у вас эта бумага? - поинтересовался король.

- Она была при мне все время, сир, - признался монах. - Убийца отдал ее мне, думая, что скоро умрет.

- И, имея эту бумагу, вы ничего не сказали, не представили ее судьям, не дали ее мне?

- Ваше величество! Разве вы не видите, что здесь написано:

исповедь преступника могла быть предана гласности лишь после его смерти.

- Он, стало быть, умер?

- Да, государь, - кивнул монах.

- Давно?

- Три часа назад; именно столько времени мне понадобилось, чтобы добраться из Ванвра в Сен-Клу.

- Должно быть, самому Господу стало угодно, чтобы негодяй умер вовремя.

- Да, я думаю, что Господу была угодна его смерть, ваше величество... Однако, - продолжал монах, опускаясь на одно колено, - я знаю человека столь же ничтожного, еще большего негодяя, чем этот.

- Что вы хотите этим сказать? - спросил король.

- Я хочу сказать, что господин Жерар умер не своей смертью, ваше величество.

- Он покончил с собой? - вскричал король.

- Нет, государь, он был убит!

- Убит?! - изумился король, и вдруг его словно озарило. - Кто же его убил?

Монах вынул из-за пазухи нож, которым он убил г-на Жерара, и положил его к ногам короля.

Нож был в крови.

Рука монаха тоже была в крови.

- О! - вскрикнул король и отпрянул. - Значит, убийца - это...

Он не смел договорить.

- ...это я, ваше величество! - понурился монах. - Это был единственный способ спасти честь и голову моего отца. Эшафот уже стоит, государь Прикажите, и я взойду на него.

На мгновение воцарилось молчание. Монах стоял все так же, не поднимая головы, в ожидании приговора.