Геннадий ОБОЛЕНСКИЙ - ИМПЕРАТОР ПАВЕЛ I

Бонапарт спрашивал Павла: «Хватит ли судов? Пропустит ли султан?» А тот гарантировал суда, свое воздействие на Турцию и писал в ответ: «Французская и русская армии жаждут славы; они храбры, терпеливы, неутомимы; их мужество, постоянство и благоразумие военачальников победят любые препятствия».

Никогда раньше Россия не имела такого могущества и авторитета в международных делах: «Этому царствованию принадлежит самый блестящий выход России на европейской сцене», – утверждает В. О. Ключевский.

Павел I пал жертвой худшей части гвардии и придворных, недовольных проводимыми им реформами. Немалую роль здесь сыграл посол сэр Уитворт и «английское золото». Екатерина II была «милостива» к дворянству, и к концу ее царствования крайняя распущенность, злоупотребления и лихоимство поразили армию, суды и канцелярии. По меткому выражению А. С. Пушкина, «развратная государыня развратила свое государство. От канцлера до последнего протоколиста все крало и все было продажно».

Павел I положил этому конец. В значительной мере ему удалось исцелить империю от этих «глубоких язв и злоупотреблений, внеся больший порядок в гвардию и армию, сократив роскошь и беспутство, облегчив тягости народа, упорядочив финансы, улучшив правосудие». Его кратковременное царствование стало переходным – именно в нем были заложены основы политической, военной систем для двух последующих царствований. «Это царствование органически связано как протест с прошедшим, а как первый неудачный опыт новой политики, как назидательный урок для преемников – с будущим».

Убийцы Павла I были бесконечно ниже его умом и характером, но они ославили свою жертву «полубезумным тираном», и никто им не возражал. Слухи о его «странностях» и «жестокостях» в большинстве своем исходили из уст людей, стремившихся или оправдать убийство императора, или хотя бы с ним примириться. «Он осужден своими убийцами – осуждая его, они оправдывали себя!» А правительство целое столетие ревниво оберегало память императора Александра I в ущерб памяти его отца. И только снятие цензурных ограничений в конце прошлого и в начале нашего века позволило удовлетворить огромный интерес общественности к жизни и деятельности этого государя, занявшего особое место в истории царствования дома Романовых. Но слухи о его «жестокостях» и «тиранстве» продолжали жить в обществе, и особенно усилились в советское время. Это и послужило причиной появления на свет данной книги.

Россия не хотела и не требовала гибели «романтического императора». Декабрист Н. М. Муравьев спустя двадцать лет приходит к выводу, что «в 1801 году заговор под руководством Александра I лишает Павла I престола и жизни без пользы для России.» А эпитафией ему могут служить слова, сказанные об императоре Павле Петровиче П. Вяземским: «Его беда заключалась прежде всего в том, что он был слишком честен, слишком искренен, слишком благороден, то есть обладал рыцарскими качествами, которые противопоказаны успешной политической деятельности. „Верность“, „долг“, „честь“ были для него абсолютными ценностями.»

25 апреля 1742 года в Москве начались коронационные торжества по случаю вступления на престол Елизаветы Петровны. Свергнутое в результате переворота Брауншвейгское семейство с малолетним императором Иоанном Антоновичем, правнучатым племянником Петра I, «чтобы отплатить добром за зло», с почетом отправляется на родину.

В 1739 году императрица Анна Иоанновна, средняя дочь царя Ивана, выдает удочеренную ею племянницу Анну, которой исполнился 21 год, замуж за герцога Брауншвейгского Антона Ульриха.

12 августа 1740 года у Анны Леопольдовны и Антона Ульриха родился сын, которого в честь прадеда назвали Иоанном. Умирая, Анна Иоанновна объявила двухмесячного Иоанна императором, а своего фаворита Бирона регентом при нем.

8 ноября 1740 года фельдмаршал Миних и восемьдесят гренадеров совершили переворот в пользу Анны Леопольдовны. Ненавистный Бирон был арестован, а Анна объявлена правительницей при своем сыне. Фактически же правили страной сначала Миних, потом компания – Остерман, Черкасский, Головкин, сумевшие устранить честолюбивого и храброго фельдмаршала. Антон Ульрих довольствовался чином генералиссимуса российских войск, а его миловидная недалекая жена проводила время в ожидании ребенка и в бесконечных разговорах со своей любимицей фрейлиной Менгден.

«…После долгих раздумий и колебаний Елизавета Петровна наконец-то решилась. Поздно вечером 24 ноября 1741 года послали за гренадерами любимого Преображенского полка.

Был уже второй час ночи по полуночи 25 ноября, когда она, надев кирасу на свое обыкновенное платье, села в сани и отправилась в казармы Преображенского полка в сопровождении Воронцова, Лестока и Шварца, своего старого учителя музыки. Приехав в гренадерскую роту, извещенную уже заранее о ее прибытии, она нашла ее в сборе и сказала: „Ребята, вы знаете, чья я дочь, ступайте за мною!“ Солдаты и офицеры закричали в ответ: „Матушка! Мы готовы, мы их всех перебьем“.

Озадаченная таким диким выражением усердия, Елизавета сказала: „Если вы будете так делать, то я с вами не пойду“. Умерив этими словами излишнее усердие, Елизавета велела разломать барабаны, чтоб нельзя было произвести тревоги, потом взяла крест, стала на колени, а за нею все присутствующие, и сказала: „Клянусь умереть за вас; клянетесь ли умереть за меня?“ – „Клянемся!“ – прогремела толпа. „Так пойдемте же, – сказала Елизавета, – и будем только думать о том, чтобы сделать наше отечество счастливым во что бы то ни стало…“ Войдя в комнату правительницы, которая спала вместе с фрейлиной Менгден, Елизавета сказала ей: „Сестрица, пора вставать!“ Правительница, проснувшись, отвечала ей: „Как! Это вы, сударыня?“ Увидавши за Елизаветою гренадер, Анна Леопольдовна догадалась, в чем дело, и стала умолять цесаревну не делать зла ни ее детям, ни девице Менгден, с которой бы ей не хотелось разлучаться. Елизавета обещала ей это, посадила ее в свои сани и отвезла в свой дворец; за ними в двух других санях отвезли туда же маленького Иоанна Антоновича с новорожденной сестрой его Екатериною. Рассказывали, что Елизавета, взявши свергнутого ею императора на руки, целовала его и говорила: „Бедное дитя, ты вовсе невинно, твои родители виноваты“». Так началось это царствование, продолжавшееся двадцать лет, «не без славы, даже не без пользы» для России. Брауншвейгское семейство, с почетом отправленное на родину, было задержано в Риге: императрица испугалась, что ее племянника, герцога Голштинского, могут не выпустить из Киля.