Геннадий ОБОЛЕНСКИЙ - ИМПЕРАТОР ПАВЕЛ I

Об одной черте своего характера сама Софи впоследствии писала: «Самым унизительным положением мне всегда казалось быть обманутой: быв ребенком, я горько плакала, когда меня обманывали, а между тем я поспешно исполняла все, что от меня требовали, и даже не нравившееся мне, когда мне объясняли причины…»

Софи часто бывала в Гамбурге у бабушки и в Берлине, где видела двор прусского короля. «Все это, – пишет Ключевский, – помогло ей собрать обильный запас наблюдений и опытов, развило в ней житейскую сноровку, привычку распознавать людей, будило размышление. Может быть, эти житейские наблюдения и вдумчивость при ее природной живости были причиной и ее ранней зрелости: в 14 лет она казалась уже взрослой девушкой, поражала всех высоким ростом и развитостью не по летам. Екатерина получила воспитание, которое рано освободило ее от излишних предрассудков, мешающих житейским успехам».

В детстве гадалки обещали ей три короны и, по ее собственному признанию, «еще в семь лет у нее в голове начала бродить мысль о короне». Чтобы добиться осуществления столь глубоко запавшей в душу честолюбивой мечты, она делает вывод, что ей необходимо всем нравиться. «Все, что я ни делала, всегда клонилось к этому, – признавалась она, – и вся моя жизнь была изысканием средств, как этого достигнуть… Одно честолюбие меня поддерживало; в глубине души моей было я не знаю что такое, что ни на минуту не оставляло во мне сомнения: что рано или поздно я добьюсь своего, сделаюсь самодержавной русской императрицей…»

21 августа 1745 года состоялась пышная свадьба, продолжавшаяся целых десять дней. Гремела музыка, палили пушки, сверкали фейерверки; на улицах и площадях веселился народ, славя молодых возле бочек с вином и туш жареных быков.

Закончились веселые праздники, наступили серые, однообразные будни. Шестнадцатилетней мечтательнице предстояло пройти долгую и трудную школу испытаний. Екатерина Алексеевна, так ее теперь называли после принятия православия, превосходила мужа умом и характером, умением общаться с людьми. Судьба не обещала ей счастливого брака – отношения с мужем становились все хуже и хуже. Он предпочитал ей общество лакеев и горничных, в котором чувствовал себя лучше, чем с умной женой. Признавая ее превосходство, он иногда просит ее советов и рассказывает о своих похождениях. «Я хорошо чувствовала, как ему мало было до меня, но я была слишком горда, чтоб горевать о том, – вспоминала Екатерина. – Я сочла бы для себя унижением, если кто-нибудь смел изъявить мне сострадание»…

С детства одинокий и заброшенный, Петр поначалу ощущал к Екатерине если не любовь, то симпатию и родственное доверие. Напрасно, ей нужен был не он, а императорская корона. Этого она не скрывала ни в позднейших «Записках», ни тогда, после свадьбы. При всей своей ребячливой открытости Петр почувствовал это довольно скоро. Вот, например, случайно дошедшая до нас интимная записка, которую Петр Федорович адресовал своей жене: «Мадам, я прошу Вас не беспокоиться, что эту ночь Вам придется провести со мной, потому что время обманывать меня прошло. Кровать была слишком тесной. После двухнедельного разрыва с Вами сегодня после полудня Ваш несчастный супруг, которого Вы никогда не удостаивали этим именем».

Эти написанные по-французски строки, в которых упреки сплетались с грустной иронией, относились к 1746 году – со дня свадьбы минул только один год! В последующем, особенно после рождения в 1754 году Павла Петровича, их брак все более становится номинальным.

Размолвки первых же лет супружества, порождавшие внутреннюю неуверенность, что сказывалось и на его поведении при дворе, не могли не наложить отпечатка на характер Петра. Позерство, зачастую переходившее в браваду, было оборотной стороной духовной неудовлетворенности, своего рода защитной реакцией. Неудивительно, что любимейшим местом время проведения Петра был Ораниенбаум. Здесь он ощущал себя свободным от недоброжелательных сплетен, интриг и условностей «большого света». В записке фавориту императрицы И. И. Шувалову, относящейся к 1750 году, великий князь писал: «Убедительно прошу, сделайте мне удовольствие, устройте так, чтобы нам оставаться в Ораниенбауме. Когда я буду нужен, пусть только пришлют конюха; потому что жизнь в Петергофе для меня невыносима».

Читая эту записку, по-иному воспринимаешь многократно осмеянную в литературе склонность великого князя в юности проводить время не в придворной среде, а в компании приставленных к нему слуг и лакеев. Императрица гневалась, но племянник во многом повторял ее поведение. Известно, что она охотно водилась с певчими, горничными, лакеями и солдатами. Немалое пристрастие питала Елизавета Петровна и к английскому пиву, за что так резко осуждали ее племянника.

В великосветских кругах поведение наследника встречало неодобрение, которое породило мнение о нем как о грубом солдафоне. С нескрываемым злорадством писала об этом в своих «Записках» Екатерина. Но многое она утрировала, а о многом умалчивала. Например, о том, что довольно рано Петр увлекся чтением и музыкой, неплохо играл на скрипке, имел прекрасную библиотеку, любил живопись, историю, военное дело.

Их первая встреча состоялась в Эйтене в 1739 году. В ранней редакции воспоминаний, еще до вступления на престол, Екатерина так писала о ней: «Тогда я впервые увидела великого князя, который был действительно красив, любезен и хорошо воспитан. Про одиннадцатилетнего мальчика рассказывали прямо-таки чудеса». И вот описание той же сцены в последней редакции «Записок»: «Тут я услыхала, как собравшиеся родственники толковали между собой, что молодой герцог наклонен к пьянству, что приближенные не дают ему напиваться за столом». Тенденциозность воспоминаний слишком очевидна.

Вопреки позднейшим уверениям Екатерины духовный мир ее супруга не ограничивался и не исчерпывался забавами и развлечениями, хотя и то и другое составляло нормальную часть уклада придворной жизни. Но Петр Федорович жаждал большего – он стремился заявить о себе на политическом поприще.

Став в 1745 году правящим герцогом Голштинии, он решил всецело заняться его делами: упорядочить судопроизводство, налоги, систему управления. Особое внимание он уделял вопросам просвещения и, в частности, Кильскому университету.

В феврале 1759 года наследник престола назначается «Главнокомандующим над Сухопутным кадетским корпусом», и Петр Федорович всецело отдается новым заботам. Не было ни одной «мелочи», которой бы не занимался великий князь!

Не сразу нашла она свою литературу. В Германии и по приезде в Россию она читала мало, пока по совету одного умного человека не познакомилась с «Жизнью Цицерона» и с «Причинами величия и упадка Римской империи». Чтение захватило ее, она научилась читать и разбираться в книгах. Сочинения Вольтера, «Дух законов» Монтескье, «Анналы» Тацита, «Философский словарь» Бейля и «История Германии» в десяти томах «произвели необходимый переворот в ее голове, заставив не видеть многие вещи в черном свете». Огромное влияние на нее оказал Вольтер; в письме к нему она признавалась: «Могу вас уверить, что с 46 года, когда я стала располагать своим временем, я чрезвычайно многим вам обязна. До того я читала одни романы, но случайно мне попались ваши сочинения; с тех пор я не переставала их читать и не хотела никаких книг, писанных не так хорошо и из которых нельзя извлечь столько же пользы. Конечно, если у меня есть какие-нибудь сведения, то ими я обязана вам».