Геннадий ОБОЛЕНСКИЙ - ИМПЕРАТОР ПАВЕЛ I

Еще в 1707 году один из искусных итальянских минеров пробил в неприступной скале тоннель длиной 80 шагов и шириной 2 – 3 метра. Эта почти круглая, темная и сырая дыра получила название Урнер-Лох, или Урнерская дыра. За ней дорога шла по низкому карнизу, прилепившемуся к отвесной скале, далее она круто спускалась к реке Рейс, через которую перекинулась ажурная арка Чертова моста. 14 сентября авангард русской армии подошел к Урнер-Лох, но был остановлен неприятелем. Пришлось опять искать пути в обход. Сотни смельчаков стали карабкаться по отвесным скалам. Боясь окружения, французы начали отходить, но успели взорвать Чертов мост. К счастью, основная арка сохранилась, зато вместо другой зияла пустота. Разобрали стоявший неподалеку сарай, связали бревна и медленно, рискуя сорваться с большой высоты в бурлящую горную реку, поползли по зыбкой переправе.

15 сентября армия вышла к местечку Альтдорф, но здесь оказалось, что сен-готардская дорога дальше обрывается, а на пути измученной, раздетой и голодной армии встал суровый горный хребет Росшток. Отвесными скалами он упирался в озеро, зажатое горами Муттенской долины. Можно было повернуть назад и попытаться другой, Мадеранской долиной выйти к Рейсу, но в горах уже вторые сутки слышалась канонада – Массена атаковал корпус Корсакова.

16 сентября рано утром авангард князя Багратиона начинает подъем на Росшток. Шестьдесят часов подряд длился этот беспримерный переход по рыхлому глубокому снегу в густом тумане. Трудным был подъем, но спуск оказался труднее. Дул резкий, порывистый ветер, чтобы согреться, люди сбивались в кучи. Отдохнув, скользили вниз, срывались, но погибших было мало – каждый помогал другому. Спустились в местечко Муттенталь и здесь узнали страшную новость – корпус Корсакова был разгромлен еще 15 сентября. Катастрофа, усугубленная самонадеянностью Корсакова, была полной: шесть тысяч человек погибли, многие оказались в плену. В этот же день генерал Сульт разбил и австрийцев.

Покидая Цюрих, генерал Массена обещал пленным русским офицерам вскоре привезти к ним фельдмаршала Суворова и великого князя Константина.

Обессиленная русская армия оказалась запертой в Муттентале – оба выхода, на Швиц и Гларис, были блокированы французами. 18 сентября Суворов собрал военный совет. «Мы окружены предательством нашего союзника, – начал он свою речь, – мы поставлены в тяжелое положение. Корсаков разбит, австрийцы рассеяны, и мы одни теперь против шестидесятитысячной армии неприятеля. Идти назад – стыд. Это значило бы отступить, а русские и я никогда не отступали!» Суворов внимательно оглядел сосредоточенно слушавших его генералов и продолжал: «Помощи нам ждать не от кого, одна надежда на Бога, на величайшую храбрость и самоотвержение войск, вами предводительствуемых. Только это остается нам, ибо мы на краю пропасти. – Он умолк и воскликнул: – Но мы русские! Спасите, спасите честь и достояние России и ее самодержца!» С этим возгласом фельдмаршал опустился на колени.

«Мы, сказать прямо, остолбенели, – вспоминал Багратион, – и все невольно двинулись поднимать старца героя… Но Константин Павлович первым быстро поднял его, обнимал, целовал его плечи и руки, и слезы из глаз его лились. У Александра Васильевича слезы падали крупными каплями. О, я не забуду до смерти этой минуты!» Потрясенные случившимся, видавшие виды генералы повторяли вслед за старейшим из них Вилимом Христофоровичем Дерфельденом: «Все перенесем и не посрамим русского оружия! А если падем, то умрем со славою! Веди нас, куда думаешь, делай, что знаешь: мы твои, отец, мы русские! Клянемся в том перед всесильным Богом!» Суворов поднял голову, глаза его сверкнули. «Надеюсь! Рад! Помилуй Бог, мы русские! Благодарю, спасибо! – проговорил он. – Врага разобьем, победа над ним и над коварством будет!»

…Тяжелораненые с прислугой и лекарями остались в долине на милость французского правительства, к которому с письмом обратился фельдмаршал. Все остальные, кто только мог ходить, устремились вперед. 19 сентября в семь часов угра к местечку Глариса выступил авангард под командованием князя Багратиона. За ним с главными силами – генерал Дерфельден, в арьергарде – генерал Розенберг. Предстояло с боями преодолеть хребет Паникс, покрытый снегом и льдом, а затем спуститься в долину Верхнего Рейна.

Багратион, поднявшись на одну из вершин, обрушивается на неприятеля; в это время Массена наносит удар по корпусу Розенберга, пытаясь отрезать его и уничтожить. Упорное сражение закончилось отчаянной штыковой атакой. Французы не выдержали и отошли. В ночь на 24 сентября начался последний и самый трудный поход. Покрытый льдом и снегом перевал встретил их сильным ветром и дождем. Согреваясь дыханием и яростью, с нетерпением ожидали рассвета. Спускаясь, скользили, срывались и сходили с ума, но упорно лезли вперед и вперед, обессиленные от страданий и голода. Беспримерный Швейцарский поход подошел к концу. Русский солдат удивил весь мир своей стойкостью и мужеством! «Орлы русские облетели орлов римских!» – с гордостью говорил о них великий Суворов. Прославленный маршал Франции Массена с восхищением скажет: «Я отдал бы все свои победы за один Швейцарский поход Суворова».

В приветливом и уютном местечке Кур русские воины нашли тепло, пищу и заботу местных жителей.

«Армия северных варваров прошла пол-Европы и показала себя человечнее, дисциплинированнее и цивилизованнее наиболее дисциплинированных и цивилизованных европейских армий, не говоря о самоотверженности. В Муттене голодные русские ничего не тронули у обывателей, великий князь Константин на свои деньги скупил съестное для солдат. И Суворов был силен нравственными средствами военачальника более, чем стратегической и тактической механикой, влиянием на войска и волей», – писал В. О. Ключевский.

Только 20 октября в Петербурге узнали о благополучном исходе кампании. «Да спасет Вас господь Бог за спасение славы государя и русского войска, – писал Ростопчин Суворову, – до единого все награждены, унтер-офицеры все произведены в офицеры».

28 октября фельдмаршал Суворов производится в генералиссимусы российских войск: «Ставлю Вас на высшую ступень почестей, уверен, что возвожу на нее первого полководца нашего и всех веков», – писал ему Павел I.

Русская армия получает приказ вернуться на родину. На вопрос Ростопчина, что подумают об этом союзники, император ответил: «Когда придет официальная нота о требованиях двора венского, то отвечать, что это есть галиматья и бред».

Столица готовилась к грандиозной встрече великого полководца. Был разработан ритуал, подготовлены эскизы праздничных иллюминаций, над прижизненным памятником полководцу самозабвенно работал известный скульптор Козловский. Суворову уже сообщили, что торжественная встреча начнется с самой Нарвы, что двадцать тысяч гвардейцев, построенных в две шеренги лицом к лицу, будут приветствовать генералиссимуса до самой Дворцовой площади, где император встретит его под гром орудийного салюта и торжественно проводит в Таврический дворец, отведенный ему под резиденцию. Затем состоится торжественный прием в присутствии членов Сената и Синода, после которого будет праздничный обед. Вечером этот знаменательный день будет отмечен народными гуляниями, фейерверком и великолепным балом. Нетерпеливый, порывистый Павел по нескольку раз в день интересовался местонахождением полководца, выехавшего из Праги. Но по дороге домой Суворов тяжело заболел и остановился в Кракове. Подлечившись и отдохнув, больной Суворов с трудом добрался до родного Кобрина: «Двенадцать суток не ем, а последние шесть ничего без лекаря. Сухопутье меня качало больше, нежели море, – писал он Ростопчину. – Я спешил из Кракова сюда, чтоб быть на своей стороне, в обмороке, уже не на стуле, а на целом ложе». Давали о себе знать и старые раны, но Суворов мужественно борется с болезнями и надеется на скорое выздоровление.