Леонард Котрелл - Во времена фараонов

Наследница трона, великая в благодеяниях, воплощение красоты, сладость любви, Владычица Юга и Севера, прекрасная лицом, радостная под двумя перьями (царского убора), возлюбленная живого Атона, Первая жена фараона, любимая им, повелительница Обеих Земель, великая в любви Нефертити, живущая вечно…

Внизу, за пределами двора, Эйе показывает подарки фараона своим обрадованным друзьям, которые пляшут и в изумлении всплескивают руками. Даже один из угрюмых стражников вопрошает:

— Для кого сотворилось такое веселье? На это его товарищ отвечает:

— Сотворилось веселье для Эйе, отца бога, и для Тийи (речь идет о жене Эйе, а не о царице-матери). Они сделались подобными людям из золота!

— Ты узришь, — поддерживает его стражник, — ты узришь красоту их в веках.

Сам Эйе, по уже знакомой нам традиции египетских царедворцев, не скрывает своих достоинств. «Я возвышался над всеми, — рассказывает он нам, — обладал твердым характером, всегда все делал успешно, пребывал в добром расположении, преданно… следовал за его величеством, выполняя его повеления. А потому окончил жизнь в глубокой старости и в мире…»

Давно умершие голоса чуть слышным шепотом доносятся до меня со стен гробницы. Идеалист и интриган, верный слуга трона и предатель, хвастун и правдолюбец — все они сегодня одинаково достойны жалости. А снаружи горит, сверкает золотом закат, тот сахмый закат, который эти призраки любили так же, как и мы! Гаффиры начинают волноваться. Помощник инспектора, правоверный мусульманин, рассеянно шагает из угла в угол, бормоча про себя… «Аллах, Аллах…»

Значит, пора уходить и оставить Эйе с его друзьями во мраке и безмолвии. Главный инспектор подводит меня к выходу, где закатные лучи солнца озаряют прекрасные, чувственные рельефы Эйе и его жены в их сверкающих белизной одеяниях и тяжелых завитых париках. На их тонких лицах с печатью вырождения блуждает улыбка, а глаза устремлены на дверь; в молитвах своих они просили, чтобы им было дозволено выходить из нее каждый день:

Инспектор указывает на иероглифы под изображениями фараона и царицы:

— Это великий гимн, — говорит он.

И спокойно, не торопясь переводит заключительные строки:

Наши друзья-египтологи, дойдя до этой, последней главы — если они вообще до нее доберутся, — наверняка выразят недовольство:

— И это все? А почему не упомянуто такое-то и такое-то открытие? Как насчет Мариетта и Серапеума? А Легрен и его находки в Карнаке? И если уж говорить о современности, почему нет ни слова о находках Монте в Танисе или Эмери в Саккара?

Ответ прост: наша книга и не претендует на то, чтобы охватить всю историю Египта или рассказать обо всех важнейших открытиях. Для этого понадобились бы десятки таких книг. Возможно, в других книгах мы сумеем побольше задержаться на том, о чем, к сожалению, здесь лишь упомянули. Нашей целью было описать некоторые выдающиеся открытия, объяснить их значение и заинтересовать читателя, чтобы ему самому захотелось отправиться в тот волшебный мир, который обнаружили египтологи, без чьего настойчивого, самоотверженного труда мы знали бы о мире Древнего Египта очень немного. Почитайте воспоминания исследователей XVIII и начала XIX века, и вы не найдете там почти ничего, кроме восторгов и длинных антинаучных рассуждений. Однако за последние сто лет наши знания о Древнем Египте неизмеримо расширились, а техника раскопок настолько возросла, что современные археологи содрогаются при чтении отчетов некоторых своих предшественников и оплакивают невосполнимые потери, причиненные их варварскими методами.

Главная цель современной археологии — это накопление свидетельств и знаний, а не розыски ценных предметов. О том, насколько эффективны современные методы, можно судить по последним двум главам. От Амарнского периода до нас не дошло полных документов. Его история долгое время воссоздавалась по крупицам из самых разных источников: один фрагмент находил филолог, изучая надпись на каком-нибудь черепке, другой — выкапывал археолог на месте, третий — был найден где-то за сотни миль от Амарны, но тем не менее давал ученым важные хронологические данные. Именно таким образом работают современные египтологи.

В первых главах нашей книги описаны пирамиды Гизе и Саккара, — эти памятники настолько грандиозны сами по себе, что производят впечатление, даже если о них почти ничего пе знаешь. И все же именно Амарна, где и смотреть-то, казалось бы, не на что, кроме обрушенных стен и поврежденных гробниц, вписала в историю Египта одну из самых значительных страниц.

Но давайте посмотрим, как это произошло.

В 1887 г. местная крестьянка копалась в Амарне, отыскивая себах , азотистую землю для удобрений. Вдруг она натолкнулась на кучу маленьких табличек из обожженной глины. Никакой художественной ценности они не представляли и походили на собачьи галеты. Однако она подумала, что, может быть, торговцы в Луксоре дадут за них хоть несколько пиастров. Пока она дотащила их в мешке до Луксора, половина табличек искрошилась в пыль. Уцелевшие образчики были доставлены в Париж, где какой-то французский ученый объявил их подделкой. Глава Службы древностей Гребо тоже отверг их. И лишь когда осталось всего 350 табличек, наконец спохватились, что они подлинные. Это был архив египетской иностранной канцелярии, и письма эти относились к одному из самых знаменательных периодов в истории Египта. Среди них были письма Риббади и других вассальных князей, о которых шла речь в предыдущих главах.

Это великое открытие, гораздо более важное с исторической точки зрения, чем находка гробницы Тутанхамона, привлекло в Амарну многих египтологов. Одним из первых был Питри. он начал раскопки в 1891 г. и нашел среди прочих предметов великолепную фреску — часть ее выставлена в Ашмолианском музее в Оксфорде. Затем, с 1907 по 1914 г., его работу продолжила немецкая экспедиция. Именно тогда были найдены статуи Эхнатона и других членов царской семьи, а главное, чудесная раскрашенная голова Нефертити из известнякового камня, ныне прославленная на весь мир. Кроме нее была найдена другая головка Нефертити из коричневого песчаника, и она (по моему мнению) еще прелестнее.