Юрий Завражный - Забыть адмирала!

- По-моему, достаточно, - коммандер Маршалл вопросительно посмотрел на флаг-капитана; тот кивнул. - Машине стоп, пар не травить! Боцман, отдать левый якорь. Эй, парень! Что там под килём?

- Десять саженей, сэр! - бодро ответил молодой помощник лотового. Тяжёлый чугунный якорь грузно плюхнулся в воду, вспугнув чаек и топорков.

- Прекрасно. Боцман, вытравить тридцать на клюз. Шлюпки и капитанский катер к спуску. Вахтенный офицер! Скомандуйте погребальной партии построиться на правом шкафуте, выдайте заступы и кирки. Шлюпки под правый борт, флаг приспустить. Грузите тела, ребята; покойного адмирала - в мой катер, в последнюю очередь. Идёмте, господа. Печальная миссия, возложенная на Корабль Её Величества "Virago" 99 99 И по сей день корабли английского военного флота (за исключением вспомогательных) обозначаются и называются H.M.S. - Her (His) Majesty's Ship, т. е. "Корабль флота Её (Его) Величества королевы (короля) Великобритании". , вынуждает меня пригласить вас на пару минут в мою каюту. Увы, у нас нет повода не выпить, - грустно пошутил капитан парохода.

- Вот и остров, о котором вы говорили, - сказал Барридж, вздохнув. - Всё же я не думаю, что это место, достойное нашего адмирала. Что скажет мистер Хьюм?

- Мистер Хьюм мог бы ответить словами Священного Писания, - отозвался капеллан, - но он скажет проще: сегодня остров есть, а завтра его нет. Почему бы не поискать место на обычной матери-земле? 100 100 Игра слов: motherland - буквально: "мать-земля", материковая часть суши, "большая земля". Кстати, это же слово означает "Родина" (англ.)

- Я согласен с капелланом, - сказал коммандер Маршалл. - Островок, бесспорно, неплох, но не будет большой ошибкой выбрать... ну, скажем, вот этот мыс. Позволю напомнить вам и о воде, а за мысом на карте нарисован большой ручей, можно будет сходить, посмотреть. Или отправить шлюпку. Я прав, Джордж? Кроме того, нам ещё и дрова будут нужны.

Палмер утвердительно кивнул головой. С его точки зрения, можно было бы мыс просто обогнуть, тем более что он сам невольно поддался извечному азарту первооткрывателя, очарованный дикой красотой неизведанной бухты. Однако никто не мог бы поручиться за возможность высадки на обратную сторону мыса, тогда как на этой в одном-единственном месте берег полого сбегал прямо к воде без крутых обрывов. Как ни хотелось заглянуть за мыс, приходилось помнить о том, что все они ещё и ограничены во времени.

Поэтому гребной отряд, спугнув пару любопытных нерп, обогнул остров с веста и направился прямиком к нордовому берегу мыса. Проскрежетав килём по дну, вельбот ткнулся в неширокий серый пляж примерно в кабельтове от оконечности мыса; местами пляж был усыпан довольно большими камнями. Был отлив. По обе стороны от места высадки берег был очень крутым и довольно высоким, в этом же месте склон выглядел вполне доступным. Всё вокруг густо поросло деревьями, кустарником и травой.

Коротко посовещавшись, покуда матросы и священники выкладывали на берег свой печальный груз, офицеры решили подняться чуть выше и подыскать хорошее место, но им преградили путь труднопроходимые заросли высокой, в рост человека, травы с зонтиками белых соцветий, а также огромные зелёные листья лопухов вперемешку с колючим сплетением дикого шиповника. Пришлось обнажить кортики и с их помощью прорубать себе путь к намеченной цели, забирая чуть влево, а потом вправо. Продвижению мешали тучи мелкой мошкары, норовившей набиться в рот и глаза, а также развешанная на каждой ветке паутина с неприятно крупными жёлто-коричневыми пауками. Пряный запах листвы и цветов кружил головы. Ярдов через тридцать, когда появилась возможность вложить клинки в ножны, все четверо - а среди присутствовавших был ещё молчаливый лейтенант-француз - обнаружили себя стоящими на небольшой, почти открытой солнечной поляне, посреди которой росла высокая и крепкая берёза с густой зелёной кроной.

- Чем не Уэльс? - сказал Эдуард Маршалл, отдуваясь.

Кэптен Барридж оглянулся назад. Если б не густые заросли, он бы мог увидеть почти всю бухту, исключая её восточную часть, но взору были доступны только оба входных мыса, переходящие в покатые холмы, покрытые тёмно-зелёным бархатом леса.

- Уэльс... - хмыкнул Барридж. - В Уэльсе нет джунглей. Вот вам и Сибирь, чтоб ей провалиться... Если вы имеете в виду конкретно эту поляну, господа, а не всю дикую чащу, то лично мне она по душе. Надеюсь, нет возражений - это будет здесь. Мистер Палмер, зовите матросов и священников, пусть несут адмиральский гроб и лопаты.

Под срезанным возле самой берёзы слоем дёрна обнажилась коричневая глинистая земля пополам с крепкими узловатыми корнями, а ещё через пол-ярда пошли крупные камни, и потому пришлось пустить в ход кайлы. Всё время, покуда матросы, молча сопя, долбили и отбрасывали в сторону грунт, офицеры стояли поодаль, слушая слова молитв, которыми священники провожали усопших в последний путь. Звучали слова по-английски и по-французски, а порой оба капеллана, не сговариваясь, переходили на латынь. Зашитые в парусину тела лежали тут же, и адмиральский гроб находился на правом фланге скорбного ряда. Молитва кончилась несколько раньше, чем была выкопана яма для погребения адмирала; не знающие, куда себя деть, офицеры стояли и угрюмо смотрели на будущие могилы, непрестанно отмахиваясь от надоедавших мошек. Наконец, они были готовы; проведя под гроб линьки, офицеры с матросами, кряхтя, опустили его вниз. Последнее напутствие капеллана Хьюма - и по крышке застучали комья земли.

Больше всего Барриджу сейчас хотелось остаться одному. Он тупо глядел в зарываемую яму и думал о смысле всего происходящего - об их походе, о неудавшемся штурме... о войне - конкретно этой и войне вообще; зачем всё это - рождение, радости жизни, перемежаемые страданиями, все эти амбиции, устремления, досадные поражения и маленькие победы... если в конце всё равно ждет такая вот яма... хорошо ещё, если в уютном церковном дворике около родного дома и с памятной плитой. А если вот так же, в глухой далёкой бухте, пусть даже такой красивой, как эта - красивой и, можно смело сказать, неповторимой? Хотя - какая разница, где. Может, и в открытом море, ибо никому не известна судьба моряка... Будет ли ему всё равно там, за той чертой, где уставшая душа отделяется от истерзанного тела и живёт своей дальнейшей, неведомой жизнью? Что чувствовал его старый друг-адмирал в тот момент, когда пуля пробивала его грудь, когда он падал на палубу, роняя дымящийся пистолет, когда видел вокруг себя склонившихся офицеров и заботливое лицо беспрестанно молящегося капеллана? О чём он хотел сказать, но предпочёл умолчать? В том, что Прайс так и не сказал последних слов, Барридж не сомневался. Ему непременно было что сказать, но... Или он сказал, да просто никто не понял?