(Исецкий) Соломон - Среди красных вождей том 1

— Да, — сказал он, — заваривается какая то ка­ша.

Очевидно, откуда то из высших сфер дан сигнал травить нас… Возможно, что слухи о близкой капитуляции немцев основательны, ведь дела их очень плохи, и нет ничего невозможного в том, что они предпримут что-нибудь против нас… Но факт тот, что на Вильгельмштрассе стали со мной как то особенно note 117 Note117 120 холодны… Ну, да посмотрим, что будет… Пока рабо­таю, и чуть не каждый день мне приходится бывать на Вильгельмштрассе, и все из-за разных нелепых придирок…

Поговорил я и с Меньжинским, который тоже ничего веселого мне не сказал…

В жизни Германии начался какой то перелом. На­чался он незаметно. Но уже чувствовался в воздухе какой то сдвиг, точно что то оборвалось. На лицах прохожих появилось выражение какой то настороженно­сти, какой то нервности. И в то же время жизнь шла как будто обычным своим порядком военной эпохи. Ра­зобраться во всем этом было трудно, ибо ничего осязаемого не было, если не считать, например того, что, несмотря на войну, находившееся до сих пор в полном порядке железнодорожное сообщение, стало давать перебои, в действиях железнодорожных служащих появилась какая то неуверенность, какое то игнорирование строго соблюдаемых обычных правил… И я уехал из Берлина с предчувствием чего то, что надвигается и, вот-вот, надвинется… Какие то тревожные вести шли из Киля…

Дорогой в Гамбург мне особенно ярко бросилось в глаза, что обычно правильное железнодорожное движение нарушилось. Без всякой видимой причины поезда задерживались на станциях дольше, чем следовало, и я прибыл в Гамбург с опозданием на три часа. По­разило меня и то, что ко мне в купэ вагона первого клас­са на одной из станций вошло несколько солдат с мешками и котомками. Они уселись около меня, успокаивая друг друга, что это, мол, ничего… Правда, пришедший вскоре кондуктор заставил их уйти в вагон note 118 Note118 121 третьего класса, но повиновались они очень неохотно и уш­ли, ворча с озлоблением и угрозами…

Но тревоги тревогами, а дело надо было делать. Я нашел постоянное помещение для консульства (на Колонаденштрассе, 5), переехал туда и мы стали устраи­ваться… Мои сотрудники тоже были встревожены наблюдаемым переломом, но я в беседе с ними всячески успокаивал их, обращая все в шутку. И мы продолжа­ли работать.

Между тем началась германская революция…

И (не помню точно), кажется, 5-го ноября утром, около девяти часов мне подали телеграмму. Она была от Меньжинского. Я помню ее хорошо:

"Завтра восемь часов утра пятого ноября посольство выезжает вPoccию.Было бы хорошо, если бы вы присоединились. Для окончания отчетности по углю вам дана отсрочка восемь дней. Меньжинский".

Таким образом, подтвердились наихудшие предположения… Конечно, мне было немыслимо присоединить­ся к посольству, так как телеграмма была мне достав­лена лишь на другой день…

Я немедленно собрал у себя в кабинете всех слу­жащих и объявил им эту новость… Я решил выдать всем сотрудникам при расставании двухмесячный оклад жалования. Один из служащих, именно, бухгалтер, пришел в отчаяние и стал просить меня отпу­стить его немедленно, и он уехал с последним, перед долгим перерывом, поездом, спеша к своей жене в Берлин.

В тот же день ко мне по телефону обратился сенат с предложением как можно скорее закончить мою отчетность и выехать из Гамбурга…

note 119 Note119 122

Уже за несколько дней до изгнания из Берлина на­шего посольства в Германии началось революционное движение. Началось оно с Киля, где поднялись солдаты и матросы, и, распространяясь все шире и шире, оно разли­лось по всей Германии…

Я не собираюсь, конечно, подробно описывать не­мецкую революцию и интересующихся отсылаю к об­ширной литературе по этому вопросу. Но придется ко­снуться ее хотя бы лишь постольку, поскольку это нахо­дится в связи с моим пребыванием в Германии в качестве советского генерального консула.

В тот же день, когда мною была получена телеграмма от Меньжинского, Гамбург охватило волной ре­волюционное движение. Правда, проявление этого, как увидит читатель ниже, было очень своеобразно. Жизнь как бы остановилась, но днем магазины были открыты, дети ходили в школу, повсюду царила тишина. Железная дорога бездействовала, по улицам двигались манифестации, носившие, впрочем, совершенно мирный характер. Быстро конструировался "Совет солдат и матросов", который начал выпускать свои воззвания и пр.

На стенах расклеивались, к сведению обывателей, извещения о том, что «сегодня с шести часов начинается "полицейштунде" (ldn-knigi, на нем.- «полицейский час») , почему жителям предлагается с этого ча­са и до семи утра не выходить на улицу за исключением крайней необходимости (призыв врача, необходимость в аптеки и т. под.), не зажигать в домах огня или плот­но завешивать окна»… Словом, немцы, привыкшие все и вся регулировать и систематизировать, стремились урегулировать и самое революционное движение. И действи­тельно, по вечерам, сразу же по наступлении "полицейштунде", в разных концах города начиналась note 120 Note120 123 правильная перестрелка — народ, солдаты и матросы брали приступом казармы, вокзал, телеграф и прочие общественные здания. А утром вновь открывались магазины, дети с деловитым видом, с сумками, спешили в школы… А в газетах и особых прибавлениях публи­ковались реляции о ночных столкновениях и о завоеваниях революции…

Прошло несколько дней и все оставалось по старо­му. Железная дорога продолжала бездействовать. Сенат ежедневно обращался ко мне с предложением поспешить с отъездом. Но сложный отчет не был еще закончен, да и помимо того, я просто не мог дви­нуться в путь, ибо поезда не ходили, да и автомобиль­ное сообщение тоже было прервано… Наконец, я получил от сената весьма грозную бумагу, в которой мне категорически, с угрозами, предлагалось немедленно же со всем штатом покинуть пределы Гамбурга. Меня это взорвало, и я позвонил по телефону в сенат и сказал подошедшему к аппарату секретарю, что я очень про­шу дать мне указания о способе передвижения…

— Мы ничего не можем сказать относительно это­го, господин консул, — отвечал секретарь. — Вы сами видите, что делается в Гамбурге: поезда не ходят, автомобильное движение тоже прервано…

— Да, но ведь сенат настаивает на моем немедленном отъезде, вот я и прошу указать мне способ осуществления требования сената — сказал я.

— А это уж, как господину консулу угодно… Словом царила бестолочь во всем. Так, например, несмотря на то, что совет солдат и матросов широковещательно объявил, что принял на себя всю власть по управлению республикой, сенат продолжал существовать и давал распоряжения, часто шедший note 121 Note121 124 вразрез с распоряжениями совета… Между тем я и мои сотрудники торопились подготовить все к отъезду, — заканчивали отчетность, приводили в порядок доку­менты и переписку.