Павел Федоров - Агафон с Большой Волги

Агафон пришпорил коня, догнал Ульяну и, словно не замечая ее холодноватой замкнутости и отчужденности, снова заговорил о поездке на Большую Волгу. И тут только заметил, как на измученное, неотразимое лицо и высокий лоб Ульяны набежали те самые знакомые морщинки, значение которых он очень хорошо знал и помнил еще с того самого знаменательного утра, когда они после отъезда Зинаиды обсуждали в саду ее письмо. Сейчас светлые, засверкавшие слезами глаза девушки смотрели на ковыльную степь с нескрываемой печалью; синий, выжженный солнцем берет сполз на белесый висок. Она тяжко вздохнула и, с трудом выталкивая каждое слово, проговорила:

- Пойми меня, я не могу ехать с тобой на Большую Волгу.

Ее ответ он ощутил, как удар. Склонив голову к конской гриве, с окаменевшим лицом ехал рядом. Он понял, какая боль проснулась в ее сердце. А он-то ждал и надеялся, что огорчения уже позади и у нее... Ведь совсем недавно на этом стане они как будто окончательно примирились. Вот ему и примирение!..

Над головой коня, чутко прядавшего ушами, качались в мутной предвечерней хмари рыжие горы. Степь шелестела сухим будыльем застарелого ковыля. Агафона и Ульяну придавило глубокое гнетущее молчание, они чувствовали его физически, и оба знали, что изменить пока ничего не могут.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Пока Сенька Донцов разворачивал "Челябинец" и цеплял сзади вагона бочку с водой, все арбузы и дыни были погружены. В открытой дверце, на порожке, уселись рядом Дашутка и Федя.

- В добрый час, - когда домик на колесах стронулся с места, напутствовал Архип Матвеевич. Он уже был обут и подпоясан военным ремнем, на котором, как у настоящего солдата, висели подсумки с ружейными патронами.

Подминая гусеницами пыльную стерню, могучий "Челябинец" вытащил вагончик на широкий, укатанный машинами шлях и, усиливая ход, повез Федю с Дашуткой на ближний крутоватый изволок, в поджидавшую впереди прозрачную синеватую даль.

Архип Матвеевич стоял с непокрытой головой и смотрел вслед. Ветер играл его жидким седеньким чубом и опущенной на деревянную ногу штаниной, донося до его ушей новый звук приближающегося мотора. Архип оглянулся. Из подъехавшего грузовика, как старая базарная купчиха, с сумками и корзинками вылезла Агафья Нестеровна.

- Ну, спасибо тебе, Роман Николаевич, дай бог доброго здоровья, - с умиленной растроганостью проговорила она.

- Мама! Роман! - Варвара подбежала к машине и навалилась грудью на приоткрытую дверцу кабины. - Ах, Роман, ты меня напугал совсем... как твои дела?

- Сдаю свои дела, Варвара Корнеевна, - вздохнул Спиглазов.

- Куда же тебя?

"Вот, может быть, сейчас здесь и решится моя судьба", - подумала она.

- Еще не знаю, - задумчиво ответил Роман Николаевич. - Про меня говорят, что я типичная отрыжка культа, - усмехнувшись, добавил он.

- Кто же мог сказать такую гадость? - возмутилась Варвара.

- Нашлись, - косясь на сидевшего за рулем Афанасия Косматова, ответил Спиглазов.

- Не я, Варя, это товарищ Константинов ему впаял, - ухмыльнулся Афонька.

Варвара издала глухой звук, будто застряло в горле слово. Значит, дела Романа были плохи.

- Ну что же, Варя, не поминай лихом, - давая Афоньке знак трогаться, сказал Спиглазов.

- А как же мы... как же я, Рома? - вопрошающе вглядываясь в жесткое, постное лицо своего бывшего дружка, тихо шептала Варвара.

- А так, что вон за пригорком меня Раиса ждет... Бывай здорова. Роман вторично кивнул шоферу.

Машина взвыла и шибко рванула с места, обдав Варвару гарью бензина и густым вихорьком пыли. Перед ее глазами закружились и куда-то поплыли разбросанные по жнивищу скирды соломы. Ослабевшие руки вдруг опустились и как плети повисли вдоль тела.

- А я, Варенька, все совершила! - подходя к дочери, громко заговорила Агафья Нестеровна. - Все обмозговала и даже газетку привезла! Вот только не знаю, куда я ее засунула, - роясь в битком набитой сумке, продолжала она.

- Какую газетку? Что ты могла совершить! - повернувшись к матери, с ужасом в голосе спросила Варвара.

- Не шуми ты ради бога! Довольна будешь и спасибо мне не раз скажешь... Теперече ты вольная казачка!

- Что ты наделала, мама?

- Как что? Я тебе развод схлопотала и объявление в газетке пропечатала. Все честь по чести! Помнишь того кудрявенького редактора?

- Ну? - со стоном выкрикнула Варвара.

- Он все мне так быстренько обтяпал.

- Мама! - Голос Варвары хлипко надломился дрожью и одиноко замер в опустевшей степи. Она отлично помнила, как после партактива привела к себе домой молодого пышноволосого редактора районной газеты и накормила сочными беляшами, приготовленными Агафьей Нестеровной. Видимо, он не забыл гостеприимства, уважил старуху и тиснул объявление без всякой задержки.

- Оказывается, проще простого, - разглагольствовала мать. - Пришла, отдала бумажки, он черкнул на уголышке два словца и в кассу. Там с меня, конешно, содрали тридцать целковых новенькими и квиток выписали... Между прочим, кудрявенький-то тебе поклон прислал.

- Ой, мама! - повторила Варвара и опустила голову на крышку кухонного стола.

- Да что ты все мамкаешь? - спросила Агафья Нестеровна. Увидев свой стол, удивленно добавила: - Глянька, и стол мой тут! Кто же это его приволок сюда? Небось Федька или тот супостат.

Увидев приближающегося Архипа, Агафья Нестеровна замолчала. Ей вдруг как-то стало не по себе. Брошенный стан выглядел сейчас сиротливо, опустошенно. Куча остывшей золы, а рядом скрюченные арбузные корки, охапка примятой соломы, на которой спал под вагончиком Архип. Нелепый четырехногий стол и словно пьяная, поникшая Варвара. А вон еще двустволка на колу, где, наверное, проветривалось и сушилось Глафиркино тряпье, оглядываясь по сторонам, подмечала Агафья.

"Я-то за каким шутом сюда приперлась, - подумалось ей, - могла и дома поведать..."

Архип подошел к колышку и снял с сучка ружье. Потом повернулся к дощатому щитку, где висела его, как он выражался, "физия", еще раз полюбовался Дашуткиным изделием, потрогал, раскачал сначала один гвоздик, затем второй, газета скользнула вниз и повисла на одном уголке. Архип Матвеевич снял ее, аккуратно скатал в трубочку и крепко, как нечто самое для него дорогое и важное, перевязал ее.

Гул трактора все больше отдалялся. Архип видел, как, шлепая гусеницами и таща за собой вагончик, он вскарабкался на бугор и вскоре скрылся в голубоватой, освещенной солнцем дали. Близился вечер. На меже, покачивая сухой, словно поджаренной, метелкой, остался одинокий лошадиный щавель. Удлиненная тень его со скрюченными на боках отростками показалась Агафье лохматой и жуткой.

- Нам тоже ведь пора ехать, а? - беспомощно озираясь на разворошенный стан, упираясь испуганными глазами в свой кухонный стол, заговорила Агафья Нестеровна. - Как бы нам, Архипушка, выехать отсюдова? - просительно и робко поглядывая на Архипа, спрашивала она. - Вон и стол надо захватить. Бросили вещь-то, а?