Гульельмо Ферреро - Величие и падение Рима. Том 1. Создание империи

После того, как осудили на молчание народных трибунов, абсолютное право которых соответствовало в римской демократии свободе печати в современных государствах, после того, как разрушили народную партию, терроризировали средний класс, народ и всадников, консервативное правительство слишком легко могло злоупотреблять властью, так что консервативная реакция, несмотря на реформы Суллы, увеличила политическую развращенность. В Риме квесторы, в большинстве случаев легкомысленные молодые люди, которым очень быстро наскучивали цифры и финансовые дела, предоставляли вести дела писцам казначейства, которые, пользуясь их доверчивостью, составляли подложные ассигновки, не принуждали к уплате государственных должников и всеми способами расхищали общественные деньги. [278] Plut. Cat. U., 17–18. Люди наглые, жадные, бессовестные, часто замешанные в репрессии Суллы, подобно Гаю Верресу, Гнею Долабелле, Публию Цетегу, легко заставляли выбирать себя на государственные должности и располагали большим авторитетом в сенате, среди многочисленной ленивой знати. В нарбонской Галлии финансисты подкупали правителей, которые обманом или насилием захватывали земли пограничных свободных народов и сдавали им эти земли в аренду по низкой цене. [279] См. всю речь Цицерона Pro Fonteio. Во всех провинциях правители совершали жестокости и грабежи, всегда остававшиеся безнаказанными. В Риме не было никакой гарантии правосудия; сенаторские суды, восстановленные Суллой, функционировали еще хуже всаднических судов; всякому богатому и могущественному человеку было весьма легко добиться своего оправдания, пустив в ход интриги и деньги. [280] Cicero in Verr. A., I, 13, 37–40; 15, 43–45. Общество было недовольно этим беспорядком, и Цезарь надеялся привлечь внимание к правительству и к себе, выступив обвинителем таких могущественных лиц.

Но нетерпение побудило Цезаря выступить в малоподходящий момент. В самом деле, как только успокоился страх, внушенный Лепидом, страх еще более ужасный взволновал умы. Серторий, мелкий собственник из Нурсии, которого мать послала заниматься науками с целью сделаться адвокатом и который сделался военным, неожиданно принялся в Испании защищать дело, которое все считали потерянным. Он завоевал весь полуостров, построил арсенал, организовал армию, создал школу, чтобы давать там латинское воспитание сыновьям испанской знати. Он принимал беглецов марианской партии, составил из них сенат и нанес много поражений Метеллу Пию. На другом конце света Митридат, обеспокоенный упорством сената, не желавшего письменно подтвердить дарданский договор, готовился с необычайным жаром к новой войне. Он давал деньги и вступал в тайные сношения с пиратами, количество и дерзость которых увеличились на всем Средиземном море во время революционных беспорядков; он заготовлял провиант, запасался оружием и, убедившись на опыте, что небольшая, но сильная армия имеет большее значение, чем восточные армии, численность которых являлась скорее препятствием, нежели приносила пользу, — он попытался организовать с помощью многочисленных поступивших на его службу италиков небольшую армию римского образца. [281] Reмnach. M. Ё., 315 сл. В Риме многие беспокоились, видя приближение грозы, как и в 89 г. — междоусобную войну в стране, Митридата, поднимающего оружие, и пиратов, все более и более многочисленных и дерзких. Подозревали даже сношения и союз через море между Испанией и Понтом. [282] SaIlust. Hist., II, XLVII, 6 сл.

Среди этих беспокойств даже справедливые обвинения, направленные против могущественных лиц, вызывали слишком большие скандалы, которыми пользовались народные трибуны, чтобы волновать государство; эти скандалы легко можно было объявить преступлением как революционные происки, и тем пугать честных, но робких людей, с тайным удовольствием видевших преследование могущественного мошенника, но не смевших поддержать обвинителей. Действительно, оба обвиняемых, несмотря на красноречие отважного молодого человека, были оправданы, и Цезарь вследствие этих процессов сделался еще более ненавистным знати, подозрительно смотревшей на этого наглого и опасного племянника Мария. [283] Suet.Caes., 4. Он понял, что сделал неосторожность и что момент был еще благоприятен молодым людям, служившим, подобно Помпею, делу Суллы. С войны против Брута Помпей возвратился еще более гордым, более честолюбивым, более уверенным в себе, чем был до отъезда. Он держал свое войско под оружием по соседству с Римом и всячески интриговал, чтобы быть посланным в Испанию на помощь к Метеллу; слабый сенат, боясь военного бунта, согласился на это, хотя Помпей еще не был избран ни на одну государственную должность. [284] Plut. Pomp., 17.

Упавший духом Цезарь решил вернуться на Восток, на этот раз в Родос, модный город, куда ездили все богатые римские юноши для усовершенствования в красноречии. Но во время путешествия с ним произошло неприятное приключение: он был захвачен пиратами, продержавшими его в плену на своем корабле пятьдесят дней до тех пор, пока возвратились его поверенные, в том числе его раб Эпикратес, посланный в Азию за деньгами для выкупа. Это был досадный досуг, который должен был многих позабавить в Риме; но честолюбивый молодой человек постарался утешиться, направив в Рим по получении свободы рассказ, вероятно очень преувеличенный, о своем пребывании среди пиратов. Он прожил среди них сорок дней, как принц, окруженный своими рабами, то играя с ними, то читая им свои поэмы, то угрожая их всех повесить, когда они ему дадут свободу. Он прибавлял, что, освободившись, он действительно вооружил судно, погнался за ними и многих распял. [285] Plut. Caes., 2; Suet. Caes., 4. Как бы то ни было, в Родосе он спокойно и серьезно принялся за учение, в то время как вокруг него, без его ведома и без ведома всех, мир обновлялся; революционное поколение Мария и Суллы исчезало, и вырастало поколение новое, родившееся около 100 г. до P. X.

Робкая мудрость людей еще раз была обманута. Бедствия этих ужасных лет не разорили навсегда Италию; когда страх перед революцией и реакцией прошел, она снова принялась жить, действовать, надеяться; она старалась приспособиться к новым условиям, созданным событиями, и извлечь из них сумму наиболее возможного счастья. Это вечный закон жизни народов, и многие причины позволили Италии выполнить его. Самые разрушения и грабежи междоусобной войны послужили до известной степени к восстановлению в италийском обществе равновесия между богатством и нуждой. Конечно, массовые убийства во время восточной и междоусобной войн должны были разорить мелкий подчиненный и платящий подати народ, бедный рабами и капиталами, живший своим трудом; эти войны отняли значительную часть людей, годных для войны и производства. Но эти убийства, напротив, были выгодой для такой нации, как италийская, где столько людей сражалось, чтобы эксплуатировать в своих выгодах политическое господство, уже приобретенное над народами бассейна Средиземного моря, и жить за счет работы своих рабов и подданных. Эти войны уменьшили число конкурентов в эксплуатации империи; острота борьбы смягчилась; во многих фамилиях, разреженных революцией, оставшиеся в живых оказались богаче по наступлении мира, несмотря на понесенные во время революции потери. Революция, кроме того, произвела в 86 г. кассацию трех четвертей долгов, т. е. освободила массу наследственных имений от самого тяжкого бремени, вознаграждая таким образом многих людей за убытки междоусобной войны к невыгоде незначительного меньшинства.