Константин Романенко - Борьба и победы Иосифа Сталина

Банкет превратился в митинг. «Чистая» публика покидала зал. Собрание закончилось исполнением революционных песен; Иосиф Джугашвили вместе со всеми пел «Варшавянку», припев которой кончался словами: «На бой кровавый, святой и правый марш, марш вперед, рабочий народ!» Этим символическим призывом Тифлис встречал 1905 год...

Конечно, активная деятельность Джугашвили не могла остать­ся без внимания властей. К осени через секретного сотрудника «Панцулии» тифлисской охранке удалось установить факт его пре­бывания в городе. В специальной карточке Тифлисского охранного отделения «О лице, состоящем членом партии социал-демокра­тов» 8 октября 1904 года появилась новая запись: «Джугашвили бежал из ссылки и в настоящее время является главарем партии грузин, рабочих».

Запросив 6 ноября сведения о Джугашвили у местного ГЖУ, 16 ноября охранное отделение получило ответ начальника Тифлис­ского охранного отделения Ф. Засыпкина. В нем отмечалось: «Джу­гашвили... разыскивается циркуляром Департамента полиции за № 5500 от 1 мая 1904 г. ...По указанию агентуры, проживает в горо­де Тифлисе, где ведет активную преступную деятельность».

Минувший 1904 год, в начале которого Иосиф Джугашвили бе­жал из ссылки, был тяжелым для России. В Зимнем дворце его встретили шумным, долго не прекращавшимся весельем В разгар «Сарафанового» бала, проходившего 19 февраля, в залах Эрмитажа появился офицер Генерального штаба, вручивший царю телеграм­му наместника на Дальнем Востоке: японские миноносцы без объ­явления войны атаковали русскую эскадру на рейде Порт-Артура Танцы не прервались. История на своих часах еще продолжала от­считывать время династического правления последнего россий­ского монарха Николая II.

Что оставил после себя потомкам этот канонизированный в конце XX столетия Церковью последний российский царь? Чем прославил он свое имя? Как возвеличил державу?

Его царствование было бесславным. Оно не оставило стране ни­каких заметных деяний, кроме ходынской трагедии, Кровавого воскресенья, Ленских расстрелов; оно оставило в памяти позор по­ражения армии и флота в Русско-японской войне, бесславное кро­вопролитие и военные неудачи в империалистической войне, оно ознаменовалось успешным и жестоким подавлением Первой рус­ской революции.

«Кровавое царствование, — констатирует писатель В. Пи­куль, — и самое бесцветное. Картину своего правления Николай II обильно забрызгал кровью, но безжизненная кисть царя не отрази­ла на полотне ни одного блика самодержавной личности. Здесь не было ни упрямого азарта Петра I, ни бравурной веселости Екате­рины I, ни тонкого кокетничания Екатерины II, ни либеральных потуг Александра II, ни жестокой прямолинейности Николая I, не было даже кулацких замашек его отца. Даже те, кто воспевал мо­нархию, днем с огнем искали монарха в России и не могли найти его, ибо Николай II, словно масло на солнцепеке, расплылся на фо­не общих событий. Реакционеры желали видеть в нем самодерж­ца, а к ним выходил из-за ширмы «какой-то веселый разбитной ма­лый в малиновой рубашке и широких шароварах, подпоясанный шнурочком».

Русско-японская война началась без объявления войны. Для флота и армии она сложилась цепью трагедий. Уже в ночь веро­ломного нападения японцы атаковали на внешнем рейде Порт-Артура русскую эскадру, подорвав броненосцы «Ретвизан» и «Це­саревич», повредив крейсер «Паллада». Затем в неравном бою с эс­кадрой адмирала Уриу геройски погибли «Варяг» и «Кореец». 30 марта во время морского боя флагманский корабль русской эс­кадры броненосец «Петропавловск» наполз на «минную банку» и, разорванный адским взрывом пороховых отсеков, скрылся в пучи­не, унеся на дно вместе с командой адмирала Макарова.

Даже воюющие японцы, узнав о гибели русского флотоводца, «устроили траурную демонстрацию с фонариками», выражая ува­жение памяти великого мореплавателя. Иначе отреагировали на гибель Макарова в Царском Селе. Извещенный о ней телеграфом Николай II пожелал отправиться на охоту. «Давненько не было та­кой погоды! — восхитился император. — Я уже забыл, когда в по­следний раз охотился...»

В дождливый октябрьский день из портов Балтики в помощь армии и флоту, воевавшим на Дальнем Востоке, тронулась 2-я рус­ская эскадра адмирала Рожественского. Она уходила навстречу ги­бели, а вслед за ней готовилась отправиться в путь 3-я эскадра Небогатова. Русские корабли шли вдоль берегов Африки, когда 20 де­кабря комендант Порт-Артура генерал Стессель выслал к японцам парламентариев с заявлением о капитуляции. Отразивший 4 штур­ма город-крепость сдался. Через два дня после получения сообще­ния о капитуляции Николай II отметил в дневнике потрясающую новость: императрица, катаясь на санках, сильно ушиблась!

Русско-японская война, которую правительство обещало за­кончить скорой победой, затянулась. Война усугубила нелегкое по­ложение народа, она обескровила российский рубль, усилив и без того наглую эксплуатацию людей труда. Словно бойцы после тяж­кой битвы, возвращались — от жара горнов и наковален, от грохота машин и станков, от тяжести тачек, «вытянув длинные руки вдоль бедер», уставшие работники. На рабочих окраинах среди тесных бараков их встречали семьи; голодные глаза худых детей и бледные лица жен, ожидавших скудную получку. Мир был несправедлив, но, когда война обострила жестокость этого мира, жизнь станови­лась беспросветной.

Народ жаждал милосердия. И 9 января 1905 года 150-тысяч­ная толпа петербургских рабочих, еще не утратившая наивной ве­ры в самодержавное милосердие, по-праздничному одетая, с хо­ругвями и крестами, с детьми и женами, направилась к Зимнему дворцу, чтобы вручить царю петицию со своими требованиями. Во главе шествия стоял руководитель «Собрания русских фабрично-заводских рабочих Петербурга» священник Георгий Гапон. Воз­главленные Гапоном рабочие не намеревались свергать царя — они шли смиренно просить самодержца принять их просьбы.

Процессия двигалась под мощное пение «Спаси, Господи, люди твоя», и в этой молитве звучали пожелания благ «императору на­шему Николаю Александровичу». Реакция властей оказалась не­ожиданной — на улицах мирную манифестацию встретили вой­ска. На площадях и улицах столицы пролилась кровь. В это воскре­сенье, ставшее Кровавым, несколько сотен человек были убиты, более тысячи ранены. Отказались стрелять по приказу царя в на­род лишь матросы гвардейского экипажа; потом ряды убийц по­кинули солдаты Преображенского полка, которых увел князь Обо­ленский, потомок декабристов.