Лев Колодный - Сердце на палитре - Художник Зураб Церетели

Академии вернули право регламентировать художественную жизнь: распределять государственные заказы, проводить выставки, конкурсы, награждения, выдвигать на соискание высших премий, почетных званий, ходатайствовать о наградах, присваивать ученые степени кандидатов и докторов наук в области искусства. В ее ведение передали многие художественные институты государства, где бы они ни находились, будь то в Москве или в Тбилиси. Поэтому попал под колесо истории выпускник Тбилисской академии художеств Зураб Церетели. Как мы знаем, прибывшая из Москвы комиссия Академии художеств СССР во главе с вице-президентом академии Серовым сняла с защиты представленную им картину. Она показалась ему слишком яркой, импрессионистской. Пришлось писать "Портрет спортсмена". В дни, когда я пишу эту главу, картину нашли и вернули за деньги автору. На холсте господствуют холодные синие и серые цвета, только потому, что выпускник и его профессор опасались, как бы красные и желтые краски не подвели на экзамене еще раз.

Первым возглавил возрожденную академию Александр Герасимов, профессор художественного института имени Репина, автор картины "Сталин и Ворошилов в Кремле". Она была известна со школьных лет каждому в Советском Союзе, так как размножалась миллионными тиражами всеми известными полиграфическими способами. Эта картина считалась шедевром искусства социалистического реализма.

— Меня спрашивают, что я хотел изобразить, кода писал картину "Два вождя". Знаю, что некоторые остряки называют ее "Два вождя после дождя". Я хотел в образе Иосифа Виссарионовича и Климента Ефремовича на прогулке в Кремле изобразить совсем иное, нерушимый союз партии и армии. Сталин — это партия. Ворошилов — это народная армия. Так и понимать надо мою картину, отечески разъяснял студентам идейное содержание своей картины Герасимов. Без идейного содержания искусства быть не могло.

Запомнился Александр Герасимов не только остротами, но и отчетными докладами, которые стенографировались на собраниях художников, внимавших каждому слову любимца Сталина и Ворошилова:

— Враги народа, троцкистско-бухаринское охвостье, агенты фашизма, орудовавшие на изофронте, пытавшиеся всячески затормозить и помешать развитию советского искусства, разоблачены и обезврежены нашей советской разведкой, руководимой товарищем Ежовым. Это оздоровило творческую атмосферу и открыло пути к новому подъему энтузиазма среди массы художников".

В годы террора арестовали авангардистов из круга Казимира Малевича, ему самому пришлось хлебнуть горя, уйти в тень, умереть в нищете и забвении. Но репрессии в кругу художников не стали такими массовыми, как среди писателей. Не исключено, что именно Александр Герасимов прикрывал их широкой спиной, играя роль отца большой семьи.

— Чего шумите, все равно будет, как я сказал. Зайду к Клименту Ефремовичу, попьем чайку, и все без вас решим, — подавлял он такими словами "бунт на корабле", которым управлял много лет. Только на первом учредительном съезде Союза художников СССР, состоявшемся после смерти Сталина, Герасимов лишился былой власти.

— Вы еще вспомните время, когда за моей спиной, как у Христа за пазухой, жили, — говорил он на прощанье собратьям по цеху, не избравшим его на съезд делегатом. И партии он больше оказался не нужен, как бывший любимец Сталина.

Пришлось Герасимову сложить с себя полномочия президента Академии, передав власть живописцу профессору института имени Репина Борису Иогансону. Идейного содержания в его картинах было так много, что оно выплескивалось через край. В числе первых лауреатов Иогансон получил Сталинскую премию в 1941 году за картины "Допрос коммунистов" и "На старом уральском заводе". Еще одну Сталинскую премию присудили ему за "Выступление В. И. Ленина на 3-м съезде комсомола".

Третьим президентом избрали академики не раз помянутого мной Владимира Серова. Этот ученик Исаака Бродского унаследовал от наставника в аспирантуре не только мастерство, но приверженность "историко-революционному жанру". За картину "Ленин провозглашает Советскую власть" получил Сталинскую премию. Все другие творения, принесшие ему прижизненную славу, связаны с "произведениями высокой идейности". Она сводилась к возвеличиванию все той же власти в поднятых пропагандой на щит картинах "Декрет о мире", "Декрет о земле", прямым ходом из мастерской попадавших в Третьяковскую галерею. В годы правления Серова академию художники звали «серовником».

После Серова академией шестнадцать лет управлял Николай Томский, талантливый скульптор. Его правление падает на времена Брежнева, период «застоя». Он стал первым президентом, Героем Социалистического Труда. При жизни вождя Томский пять раз(!) удостаивался звания лауреата Сталинской премии, начиная с 1941 года. Тогда отметили памятник Кирову в Ленинграде. От этой вехи прямая дорога привела к Ленину, памятникам вождю в Берлине и Ташкенте. В Москве установили его Гоголя и Кутузова, правительство утвердило проект памятника Победе в образе Красного знамени, осеняющего триумфаторов. Томский занимался проектом памятника в честь 50-летия Октябрьской революции на Манежной площади. Тогда в скульптурной мастерской постаревшего Николая Васильевича появился Зураб Церетели, запомнивший, что президент любил яблоки и угощал ими. (С яблоком в руке, угощая ими, садится Церетели в машину, чтобы ехать в президиум РАХ. Но темы, волновавшие Томского, не повлияли тогда на творческие пристрастия любителя яблок.)

Академия как флюгер улавливала ветры политических перемен. Во времена Горбачева, "плюрализма мнений", президентом избрали Бориса Угарова, профессора института имени Репина. И за ним значатся полотна, "раскрывающие суровый пафос революционных событий", вроде картины "За землю, за волю". Писал он на тему минувшей войны, блокады. Государственную премию получил за «Возрождение», картину о послевоенной жизни.

Со времен демократии, кабинет президента впервые занял график, Николай Пономарев, можно сказать, фигура далекая от высокой идейности. Ему в заслугу вменялось "поэтически окрашенное теплым, сердечным отношением восприятие природы и повседневной жизни простых людей, тонкость колорита". Государственную премию получил за темперу "На Дону".

И вдруг весной 1997 года в кресло, где сидели все эти фигуры, сел бывший студент Тбилисской академии художеств, чей диплом снял с защиты Владимир Серов, президент академии в 1962–1968 годах. Не удалось ему и его приверженцам отбить у Зураба страсть к ярким краскам, полыхающим цветам, утрированной натуре, где не оставалось места вождям и революционерам, передовикам производства и труженикам полей.