Лев Колодный - Сердце на палитре - Художник Зураб Церетели

Спустя три месяца после избрания президентом РАХ Церетели принимал в Академии некогда изгнанного из СССР Михаила Шемякина. Он пришел в своей неизменной черной униформе, сапогах. И принял из рук друга Зураба золотую медаль «Достойному» и бронзовую медаль за композицию Казановы, установленную в Венеции. Не одного его, многих художников, оказавшихся на Западе, хотел, если не вернуть, то хотя бы приблизить к родине Церетели, убежденный: пришло время собирать камни.

Спрашивается, под каким флагом собирал единомышленников новый президент? Под флагом чистого искусства, под лозунгом "искусства для искусства", о чем он каждый день не уставал повторять, приводя в изумление искусствоведов, боровшихся всю жизнь с безыдейностью, под знаменами партийного "искусства, принадлежащего народу", согласно формуле Ленина.

Важно развивать и воспитывать индивидуальность. Не важно, академизм или авангард, главное, чтобы картины были достойны музейного уровня. — Это еще один часто повторявшийся тогда постулат Церетели.

Я часто говорю студентам, что надо не только родить идею, нужно уметь довести ее до конца. Сейчас я стараюсь в наших институтах Академии сделать перелом, чтобы новое поколение могло не только родить идею, но и претворяло ее в жизнь. Потому что нельзя, чтобы исполнительское искусство, которое существовало в России, ушло. Чтобы умерло. Исполнительское искусство рождалось не само по себе. Существовали техникумы, фабрично-заводские училища, всякие школы, которые обучали всему — гипсы, скульптуры делать, увеличивать модели, там мастера воспитывались, сейчас у нас это исчезло. Поэтому я стараюсь, чтобы в академических стенах ввести предметы исполнительского искусства, чтобы студенты после учения все могли делать как Клодт, Микеланджело. Почему он бегал по карьерам, выбирал камень, мрамор чувствовал, все мог. И новое наше поколение должно чувствовать материал. За семьдесят лет многое испортилось. Почему? Тогда делали модель, а Гришин, секретарь горкома партии, дальше все брал на себя, аппарат все исполнял.

И еще приведу одно высказывание о проблеме, которая решается в классах институтов Академии:

Никто не мешает создавать классику. Я сам лично развиваю в учебных программах мышление, классическое отношение к рисунку, композиции, искусству. Но было бы желательно после третьего-четвертого курса развивать индивидуальность. Дело это сложное.

Я преподавал в Америке на первом, втором, третьем курсе. В классе стояла натурщица. Мои студенты. Рисовали все. Я объяснял, как построить форму, фигуру. Там были двое. Один надевал черные очки. Другой студент надевал голубые очки. Они смотрели на фигуру и рисовали кубиками, где-то знамя, американский флаг рисовали… Сколько я им ни говорил, они мне отвечали — я так вижу.

Первые шаги президента привели в изумление всех наблюдателей, которые называли Академию тихой заводью, где доживали век "герои вчерашних дней". Любители скандалов, ставших непременной частью современной жизни, привыкли считать ее заведением, с которым всегда боролись лучшие художники. И вдруг все пошло-поехало, вдруг в ее двери вошли на правах академиков люди, которых считали знаковыми фигурами, оппозиционными официальному искусству. Что оставалось делать недоумевавшим? Писать. И они писали: "Однако факт налицо. Академия художеств из заведения тишайшего, ни на что в художественной жизни не влияющего, на глазах превращается в место, где проводится очередной эксперимент по «впряжению» в одну телегу «коня» и "трепетной лани".

При этом у некоторых академиков возникало опасение, что вновь принятый член-корреспондент с Мясницкой захватит власть. Церетели этого не опасался. Всем составом президиума Академия прибыла на старинную улицу, в здание, где некогда пребывало легендарное Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Оно разделило при советской власти судьбу Академии. Его не раз реорганизовывали, меняли название, задачи, профессуру. И, в конечном итоге, закрыли, чему поспособствовала война, эвакуация из Москвы высших учебных заведений. Замечательное здание перешло в чужие руки. Из этих рук с большим трудом вырвал дворец ХVIII века Илья Глазунов. В нем создал Всероссийскую академию живописи, ваяния и зодчества. Создал это высшее учебное заведение по образу петербургской академии, где вырос сам: с музеем, библиотекой, Актовым залом, заполненными картинами, гравюрами, скульптурой.

Казалось бы, ничего особенного не произошло в тот день, когда Академия в лице ведущих мастеров посетила новый художественный институт, где учатся сотни студентов. Учатся по академической методике, выработанной в Санкт-Петербурге. Но это посещение стало событием общественной жизни, приковавшим внимание всех телеканалов и прессы. Потому что ставилась точка в истории многолетнего противостояния Академии и Ильи Глазунова. Как оказалось, их больше сближало, чем разъединяло. Обе академии, на Пречистенке и на Мясницкой, не сбрасывали классику с корабля современности, не переходили поголовно с картин на инсталляции, не заменяли кисти и краски фотоаппаратами. Обе стояли на фундаменте классической школы и реализма.

— Не кажется ли вам, что реалисты сближаются не от хорошей жизни, спросил, поднося микрофон к лицу, ведущий телекомпании, исповедующей исключительно "современное искусство".

Нет, не кажется, приходи ко мне в мастерскую, в дом. Мы живем хорошо, я и Илья, всем желаем так жить, — ответил Церетели, сопровождая слова широкой улыбкой, которая два часа не сходила с его лица.

И поспешил с Мясницкой на Пречистенку, где готовилась еще одна объединительная встреча. На этот раз с руководством Союза художников России. Чтобы и с этим большим отрядом художников академикам идти вместе. Вместе устраивать выставки, бороться за свои права, формировать рынок, использовать имущество Союза и Академии. По этому поводу шутили, что создавалась некая ось "Маросейка — Пречистенка".

В конце года новый президент пригласил всю академию и друзей на "товарищеский ужин" в «Метрополь». Ужин вылился в большой светский прием на пятьсот человек. Вот тогда все увидели "широкий жест" Церетели. Под своды главного зала внесли огромный торт с зажженными 240 свечами. По числу прожитых Академией лет. Их задули с большим усердием члены обновленного на треть президиума Академии.

(Такой же уникальный торт в виде музея изобразительных искусств спустя несколько лет академики в мантиях внесли под музыку в зал, где чествовали Ирину Антонову по случаю 80-летия.)

Репортеры светской хроники обратили внимание на пестрый состав гостей, чего не случалось прежде: "В «Метрополе» все смешалоось: Махмуд Эсамбаев целовался с Борисом Мессерером. Зураб Церетели с Ильей Глазуновым. Юрий Башмет с Иосифом Кобзоном. Людмила Гурченко с Юрием Лужковым".