Меликсетов - История Китая

474

ствие этого росли цены, усиливалась инфляция. Неспокойны были и генералы, пока еще поддерживавшие уханьский Гоминьдан.
В этих сложных условиях КПК попыталась осуществить наме­ченную партийным съездом наступательную политику, попыта­лась подтолкнуть уханьский Гоминьдан к углублению революции как к единственному выходу из экономической и политической катастрофы.
В Ухане КПК могла опираться на растущее рабочее движение. В декабре 1926 г. там насчитывалось около 300 тыс. организован­ных рабочих (в мае 1927 г. — около 500 тыс.) и около 3 тыс. воо­руженных пикетчиков. В новых политических условиях, сложив­шихся здесь после освобождения города, профсоюзы оказались большой политической силой, которую они и стремились исполь­зовать для достижения ряда социальных целей. Основными тре­бованиями профсоюзов были повышение зарплаты примерно в два—три раза, сокращение продолжительности рабочего дня до 10—12 часов, улучшение условий труда, контроль за наймом ра­бочей силы. Однако результаты этой борьбы не были однозначны. Буржуазия по-своему реагировала на завоевания рабочего дви­жения: иностранные и китайские предприятия стали сворачи­вать производство, закр^хлось две трети банков Ханькоу, капита­лы стали переправляться в Шанхай, падало производство, уси­лилась безработица. Все это наносило тяжелый удар по экономике Уханя, особенно после 12 апреля, когда Ухань был фактически блокирован. Гоминьдановское правительство оказалось в проти­воречивом положении: с одной стороны, оно поддерживало проф­союзы, опиралось на них, с другой — пыталось защитить китай­ских предпринимателей. Недовольство «непомерными требовани­ями» рабочих высказывало и руководство НРА. В конце концов это привело к столкновению гоминьдановского правительства с рабочими организациями, к проведению «упорядочения рабоче­го движения». Но министром труда был коммунист и это еще более осложняло ситуацию. Однако частичные уступки со сторо­ны КПК в рабочем вопросе к лету 1927 г. уже не могли ни облег­чить экономическое положение блокированного Уханя, ни укре­пить единый фронт, Состоявшийся в конце июня 4-й Всекитайский съезд профсоюзов под руководством коммунистов, провозгласив­ший некапиталистическую перспективу китайской революции, отказ от классового мира, необходимость решительной борьбы с буржуазией и т.п., также не способствовал смягчению противо­речий гоминьдановцев и коммунистов.
Еще более серьезные политические последствия имела попытка углубить и расширить крестьянское движение. Речь шла прежде всего о Хунани и Хубэе, где руководимое коммунистами крестьянское

475

движение к весне 1927 г. добилось наибольших успехов, главным показателем которых был фактический захват власти крестьянс­кими союзами (во всяком случае, в некотор ^1х уездах). Здесь ком­мунисты в соответствии с принятой политической линией по­пытались перенести акцент своих лозунгов на аграрные требова­ния. Возможно, в этом был и определенный политический расчет: не имея возможности снизить налоги, попытаться переключить внимание крестьянства на борьбу за снижение арендной платы, на борьбу за землю. Однако, как оказалось, даже крестьянская беднота не была готова к аграрным требованиям. Фактически кре­стьянские союзы, в которых верховодила беднота, пытались реа­лизовать более понятные и близкие им требования: конфискация продовольствия и другого имущества у богачей, разорительные «коллективные обеды» у богатых землевладельцев, установление твердых цен на зерно, запрещение вывоза зерна и т.п. Во многом эти действия не выходили за рамки традиционных выступлений крестьянской бедноты, не посягали на основы социально-эко­номического порядка, были попыткой восстановить «справедли­вый» уровень эксплуатации. Однако эти выступления обостряли борьбу между имущей и неимущей частью деревни, приводили к столкновению крестьянских союзов с гоминьдановскими властя­ми. Используя свою силу, крестьянские союзы в ряде случаев в ходе борьбы жестоко расправлялись со своими противниками.
Обострение классовой борьбы в деревне сказалось на положе­нии и политических настроениях не только сельских верхов, но и многих социальных слоев города и самое главное — на полити­ческой позиции НРА. Объективно эта борьба крестьянских со­юзов вела к сокращению поступления налогов гоминьдановско-му правительству, к повышению цен на продовольствие в горо­дах, вызывала страх у всех собственнических элементов города. Особенно болезненно эта борьба задевала интересы офицерского корпуса и даже части солдатской массы НРА, тесно связанных с землевладельческими слоями деревни. Призывы КПК к аграрной революции лишь обостряли политическую ситуацию, усложняли отношения с Гоминьданом. В мае—июне 1927 г. многие генералы НРА, объединившись с богатыми землевладельцами и миньтуа-нями, стали наносить удары по политически изолированным кре­стьянским союзам. Уханьский Гоминьдан, со своей стороны, тре­бовал от КПК сдерживания крестьянской борьбы. КПК шла на тактические уступки, отмежевывалась от «эксцессов» крестьянс­кой борьбы, однако изменить ситуацию было уже невозможно.
Весной 1927 г. после апрельского выступления Чан Кайши рабо­чее и крестьянское движение оказалось локализованным в весьма ограниченном районе (в основном Хубэй и Хунань) и эта огра-

476

ниченность рабоче-крестьянского движения для масштабов ог­ромной страны и была его исходной слабостью. Попытки же коммунистов придать рабоче-крестьянскому движению четко вы­раженный классовый характер в условиях национальной рево­люции лишь оттолкнули от КПК, от организованного рабоче-крестьянского движения всех остальных участников единого фрон­та, политически изолировали это движение и тем самым об­рекли его на поражение. Политика «углубления» революции, на­чало проведения которой относится еще к зиме 1926—1927 гг. и которая полностью соответствовала решениям 7-го пленума ИККИ, обернулась на практике отказом считаться с социаль­но-экономическими интересами других участников единого фрон­та и тем самым привела к уничтожению социальной основы политического объединения разнородных классовых сил. Эта по­литика была по сути отказом от концепции единого антиимпе­риалистического фронта как политической линии, рассчитанной на весь длительный период национально-освободительной борь­бы, как стратегии национально-освободительной революции.
Левые гоминьдановцы и до 12 апреля, и после стремились опереться на массовое рабоче-крестьянское движение, чтобы не быть игрушкой в руках гоминьдановского генералитета. В этом, вероятно, прежде всего и заключалось политическое различие между гоминьдановскими течениями, которые персонифицирова­лись Ван Цзинвэем и Чан Кайши. Однако реальная политическая ситуация в Ухане поставила их перед трудным выбором. С одной стороны, рабочее движение оказалось бессильным перед выступ­лениями правых в Шанхае, Гуанчжоу и других городах, а крес­тьянское движение, кроме Хунани и Хубэя, — разгромленным гоминьдановской военщиной. С другой стороны, активизация рабочего и особенно крестьянского движения на контролируемой уханьским Гоминьданом территории лишала их поддержки боль­шинства генералитета НРА, что делало Ван Цзинвэя и его сто­ронников бессильными перед угрозой со стороны Чан Кайши и других конкурентов. «Коммунисты предлагают нам идти с масса­ми, — говорил Ван Цзинвэй на одном из заседаний Политсовета ЦИК Гоминьдана, — но где эти массы, где видна восхваляемая сила шанхайских рабочих или гуандунских и хунаньских кресть­ян? Нет этой силы. Вот Чан Кайши без массы держится крепко. А нам предлагают идти с массами, но это значит — идти против армии. Нет, мы пойдем лучше без масс, но вместе с армией».
И уханьский Гоминьдан действительно сделал выбор, что осо­бенно проявилось в генеральских мятежах. В мае—июне 1927 г. генералы Ся Доуинь в Хубэе, Сюй Кэсян в Чанша, Чжу Пэйдэ в Наньчане выступили против коммунистов, против рабочего и