Меликсетов - История Китая

286

Доходы от службы, земельных владений и предпринимательства распределялись соответственно как 3:2: 1.
Несмотря на родственные связи, объединявшие верхи и низы общины, эксплуатация в деревне бьиа жестокой. Арендная плата в зависимости от формы аренды колебалась от 30 до 70% урожая, составляя в среднем по стране 40%. Широко были распростране­ны обременительные залоги за взятую в аренду землю, подноше­ния землевладельцам при заключении арендного договора. Вмес­те с тем существовали и нормы традиционного обычного права, свидетельствовавшие о том, что не только арендатор, но и зем­левладелец нес определенные обязательства перед теми, кому он передавал для обработки свою землю. Эти нормы обязывали арен­додателя в случае неурожая и стихийных бедствий снижать аренд­ную плату или отменять ее вовсе, если урожай погибал полностью.
В позднеимператорский период в Китае подавляющую часть населения составляли самостоятельные крестьяне-землевладель­цы, что являлось весьма существенной чертой аграрного строя страны. В целом же господствовало мелкое и среднее землевладе­ние. Большинство арендодателей владели 50—100 му земли (3—6 га), а крестьяне имели в среднем 10—20 му (0,6—1,2 га). Крупные зем­левладения, насчитывавшие сотни или тысячи му, были исклю­чением и не определяли характер аграрных отношений. Как пра­вило, землевладельцы-арендодатели занимались в деревне рос­товщичеством, а сама ростовщическая эксплуатация наряду с арендой являлась вторым важнейшим источником процветания деревенских верхов.
Самостоятельное крестьянство владело более чем половиной пахотных земель и составляло более половины всего сельского населения. Хозяйства таких крестьян-землевладельцев были наи­более широко распространены к северу от Янцзы, где роль аренд­ных отношений была неизмеримо менее значительной, чем на юге.
Все землевладельцы обязаны были платить налоги. Основным являлся единый подушно-поземельный налог, введенный в пер­вой половине XVIII в. Его величина исчислялась в зависимости от количества и качества земли, находившейся во владении того или иного двора. Вносить налог за землю были обязаны все кате­гории землевладельцев, включая и те группы, которые можно отнести к господствующему классу. Не делалось исключения и для шэньши, которые освобождались только от трудовых повин­ностей, но за ними сохранялось их главное обязательство перед государством — служить ему, исполняя труд ученого-книжника или чиновника-бюрократа.
Подушно-поземельный налог являлся одной из форм ренты-налога и свидетельствовал о том, кто же являлся верховным и

287

истинным собственником земли в императорском Китае. Таким собственником было государство, в сущности, сдавшее землю в аренду тем, кто фигурировал в налоговых реестрах в качестве владельцев. С этой точки зрения между шэньши, землевладель­цем-арендодателем и рядовым крестьянином не было существен­ных отличий — все они были всего лишь держателями государе­вой земли.
Часть пахотных земель (примерно 10%) принадлежала непо­средственно императорской фамилии, а кроме того, маньчжурс­кой аристократии, офицерам и солдатам маньчжурских войск. Земли императорских поместий обрабатьшались прикрепленными к ним крестьянами. Так же обрабатьшались и земли служивших в «вось-мизнаменных»– войсках маньчжуров, которые помимо этого ши­роко использовали труд многочисленных рабов, захваченных ими в период борьбы за завоевание Китая. «Восьмизнаменные» земли были расположены главным образом в районах Северного Китая и вокруг 72 городов, признанных стратегически важными цент­рами. В них размещались маньчжурские гарнизоны, солдатам и офицерам которых в первые годы правления маньчжурской ди­настии были переданы земли, конфискованные у местного ки­тайского населения.
Как и в минский период, в цинском Китае была распростра­нена еще одна форма казенного землевладения — военные посе­ления-, земли которых обрабатывались воинами пограничных гар­низонов. Однако эти отношения, привнесенные в Китай завоева­телями-кочевниками, не могли сколько-нибудь существенно изменить традиционный общественный строй. На протяжении XVIII — начала XIX вв. рабство все в большей мере приобретало черты крепостных отношений, а особый статус «восьмизнамен-ного» землевладения был ликвидирован в середине XIX в.
Процесс социальной дифференциации, естественным обра­зом протекавший в клановых общинах, приводил к формирова­нию на одном полюсе общинных богатых верхов, на другом — малоземельного и безземельного бедного крестьянства. Эти явле­ния, отчетливо наблюдаемые на всем протяжении истории им­ператорского Китая и подчиненные закономерности цикличес­кого движения, так и не привели к разложению общинно-кла­новой основы социальной жизни китайского общества. Этому препятствовало государство, заинтересованное в сохранении тра­диционной социальной структуры и являвшееся высшим собствен­ником земли. Этому процессу оказывали противодействие и сами общинные институты, тормозившие процессы имущественной дифференциации между верхами и низами общины при помощи системы взаимопомощи, благотворительности и т.д.

288

В организации городского ремесла на протяжении XVII—XVIII вв. также не произошло глубоких перемен по сравнению с перио­дом правления минской династии. Торговое и ремесленное насе­ление объединялось в корпоративные организации (хан), при соз­дании которых важную роль играли клановые и земляческие свя­зи. Характерной чертой китайских городских корпораций (впрочем, как и в подавляющем большинстве других стран Востока) было господство цехо-гильдий, когда ремесленник, как правило, яв­лялся и продавцом собственной продукции, что свидетельствова­ло о незавершенности процесса отделения торговли от ремесла.
Торгово-ремесленные корпорации, обладавшие правами внут­реннего самоуправления, являлись, по существу, организация­ми, предназначенными для сбора налогов и отбывания повин­ностей в пользу казны. Частное ремесло (сы), как и частное зем­левладение (минь), было обложено многочисленными налогами и повинностями. Подобно крестьянину, частный ремесленник был беззащитен перед властями, имевшими право привлечь мастера из самой отдаленной провинции к работе на столичных казен­ных предприятиях. При этом только на дорогу могло уйти не­сколько месяцев. Власти придирчиво контролировали частные ремесленные предприятия, перераспределяли его доходы в пользу государства, производя «закупки» ремесленной продукции по ценам, значительно уступавшим рыночным.
Как и в предшествующие эпохи, маньчжурское правительство продолжало руководствоваться традиционной теорией, согласно которой земледелие являлось основным, а торговля и промыш­ленность — вспомогательным занятием подданных. Процветаю­щий предприниматель и купец рассматривались властью не как опора трона, а, скорее, как нежелательные и даже потенциально опасные для устоев государства социальные фигуры. Поэтому китайские города не обладали особым правовым статусом, спо­собным обратить их не только в центр экономической жизни, но и в автономный от властей центр политической активности. В этом смысле сколько-нибудь существенная разница между городом и деревней отсутствовала. Управление в городе возлагалось на чи­новников, присланных из столицы и являвшихся в равной мере всесильными как в городе, так и в деревне.
Пренебрежительное отношение к частной ремесленно-торго­вой деятельности проистекало также из того, что императорский двор использовал развитый казенный ремесленный сектор, а это позволяло не зависеть от частного ремесленного производства. Казенные предприятия действовали в различных отраслях произ­водства и вполне обеспечивали маньчжурский двор, высшие слои