Александр Островский - Солженицын – прощание с мифом

Из этого явствует, что «подхватисто» и «с огоньком» Александр Исаевич мог взяться за вторую часть своей повести не в середине мая, как он утверждает, а лишь после 4 июля.

Как было условлено, через две недели 19 числа редакция «Нового мира» вынесла окончательное решение: первую часть не печатать (44). Но, пишет А.И.Солженицын, «в противоречие…со всем сказанным А.Т. объявил: редакция считает рукопись «в основном одобренной», тотчас же подпиывает договор на 25%, а если я буду нуждаться, то потом переписывает на 60%. «Пишите 2-ю часть! Подождем, посмотрим» (45). Александр Исаевич отказался подписывать договор и забрал рукопись повести из редакции (46).

«…Не прошло и месяца, – вспоминает он, – как Твардовский через родственницу моей жены Веронику Туркину срочно вызвал меня. Меня, как всегда, «не нашли», но 3 августа я оказался в Москве и узнал: донеслось до А.Т., что ходит мой «Раковый корпус», и разгневан он выше всякой меры; только хочет убедиться, что не я, конечно, пустил его (разве я б смел?!), – и тогда он знает, кого выгонит из редакции. Подозревалась трудолюбивая Берзер, вернейшая лошадка «Нового мира», которая тянула без зазора» (47).

«Я не поехал на вызов Твардовского, – читаем мы далее в воспоминаниях А.И.Солженицына, – а написал ему так: «…Если вы взволнованы, что повесть эта стала известна не только редакции «Нового мира», то…я должен был бы выразить удивление…Это право всякого автора и было бы странно, если бы вы намеревались лишить меня его…»…Я писал – и не думал, что это жестоко. А для А.Т. это очень вышло жестоко. Говорят он плакал над этим письмом. О потерянной детской вере? о потерянной дружбе?…С тех пор я в «Новый мир» ни ногой, ни телефонным звонком, свободный в действиях, я бился и вился в поисках: что еще? что еще мне предпринять против наглого когтя врагов…? Судебный протест был бы безнадежен. Напрашивался протест общественный» (48).

Так, по утверждению А.И.Солженицына у него возникла идея обращения к намечавшемуся в декабре 1966 г. съезду Союза писателей СССР. (49). «Но, – пишет Александр Исаевич далее, – не скоро будет съездовский декабрь, а подбивало меня как-то протестовать против того, что делают с моими вещами. И я решил пока обратиться – еще раз и последний раз – в ЦК» (50).

*С декабря 1966 г. съезд Союза писателей СССР был перенесен на мая 1967 г.

Однако, если «Новый мир» признал нежелательной публикацию первой части «Ракового корпуса» 19 июля, то идеей обращения с письмом к своим собратьям по перу А.И.Солженицын поделился с Н.А.Решетовской за два дня до этого – 17 июля (51). В «Хронографе» под этим число значится: «У С. родилась идея – 100 писем писателям» (52). Следовательно, решение редакции «Нового мира» не имело никакого отношения к возникновения у А.И.Солженицына мысли о выступлении с подобным письмом.

Во время пребывания в Москве Александр Исаевич посетил К.И.Чуковского, С.М.Ивашева-Мусатова, побывал Жуковке, видимо, у Л.З Копелева (53). Не исключено, что одним из вопросов, который он обсуждал, была вопрос о его открытого общественного выступления. Видимо тогда же ему было предложено обратиться с письмом на имя Л.И.Брежнева. Первые наброски обоих писем А.И.Солженицын сделал в Борзовке 21-23 июля (54)

Повествуя о своем обращении в ЦК КПСС, он пишет: «Мне передавали, что там даже ждут моего письма, конечно, искреннего, т.е. раскаянного, умоляющего дать мне случай охаять всего себя прежнего и доказать, что я – “вполне советский человек”» (55). Александр Исаевич не сообщает, кто именно поставил его в известность о подобных ожиданиях, но из его воспоминаний явствует, что самое непосредственное отношение к составлению этого письма имел Эрнст Генри.

«Сперва, – пишет Александр Исаевич, – я хотел писать письмо в довольно дерзком тоне: что они сами уже не повторят того, что говорили до XX съезда, устыдятся и отрекутся. Э.Генри убедил меня этого не делать…Я переделал, и упрек отнесся к литераторам, а не к руководителям партии» (56). Если учесть, что А.И.Солженицын не слишком считался даже с мнением своего литературного отца А.Т.Твардовского, то его покладистость в данном случае заслуживает особого внимания.

Письмо на имя Л.И.Брежнева датировано 25 июля (57). Александр Исаевич не включил его в свои литературные воспоминания. И не случайно. Чтобы понять это, обратимся к тексту письма, опубликованного в воспоминаниях Натальи Алексеевны.

«Глубокоуважаемый Леонид Ильич! – писал А.И.Солженицын, – Скоро уже будет год, как органами госбезопасности изъяты мой роман «В круге первом» и еще некоторые рукописи из моего архива. По этому поводу я обращался в ЦК в сентябре и в октябре прошлого года, однако тщетно ждал ответа или возврата рукописей. Тогда же я писал в ЦК, что среди этих рукописей есть такие, которые написаны 18-15 лет назад, еще в лагере, носят на себе невольную печать тамошней среды и тогдашних настроений, и что сегодня я также мало отвечаю за них, как и многие литераторы не захотели бы сейчас повторить иных речей, статей, стихов и пьес, напечатанных до XX съезда…В первую очередь это относится к пьесе “Пир победителей”, написанной в 1948-49 гг. в заключении, вынужденно без бумаги и карандаша, на память – и поэтому в стихах (как после освобождения из лагеря я никогда больше не писал)».

И далее: «С тех пор были XX и XXII съезды. С тех пор партия отмежевалась от сталинских преступлений. Настроения пьесы “ Пир победителей ” мне самому давно уже кажутся несправедливыми , а так как и сама пьеса – ранняя и художественно слабая, да еще и в стихах, которыми я не владею, то я никогда не предназначал ее ни для печати, ни для обсуждения».

Письмо заканчивалось просьбой: «Я прошу Вас принять меры, чтобы прекратить незаконное тайное издание и распространение моих давних лагерных произведений, изданное же – уничтожить*. Я прошу Вас снять преграды с печатания моей повести “Раковый корпус”, книги моих рассказов, с постановки моих пьес. Я прошу, чтобы роман “В круге первом” был мне возвращен и я мог бы отдать его открытой профессиональной критике» (58).

*После изъятия романа «В круге первом» и пьесы «Пир победителей» они были отпечатаны небольшим тиражом для служебного пользования.

Из этого явствует: как бы ни негодовал А.И.Солженицын по поводу самой мысли о возможности «охаивания» им «себя прежнего», «Письмо Л.И.Брежневу» – пример подобного «охаивания» и самоотречения.

Почти весь август Александр Исаевич провел в Борзовке.

И хотя он имел возможность полностью отдаться литературному творчеству, ему не работалось. 1 и 2 августа он ездил в Рязань (1). 8-го побывал в Москве, 17-го снова съездил на один день в Рязань, 20 и 21 крыл рубироидом крышу, 24-го готовился к велопоходу (правда, он не состоялся) (2). И тогда, вспоминала Н.А.Решетовская, «почти не надеясь поехать в Чехословакию, мы в конце августа пускаемся в автомобильное путешествие» (3).