А. Гаврюшкин - Граф Никита Панин. Из истории русской дипломатии XVIII века.

Переговоры зашли в тупик. При умелом подходе дело быть может, удалось бы еще поправить, но Орлову стало уже не до дипломатии.

Из донесения графа Сольмса королю Фридриху II

Поручик конно-гвардии Васильчиков, которого случай привел этой весной в Царское Село, где он должен был командовать маленьким отрядом, содержавшим караул во время пребывания там двора, обратил на себя внимание своей Государыни; предвидеть это никто не мог, так как это человек наружности не представительной, никогда не искал быть замеченным и мало известен в свете...

Уменьшение благосклонности к графу Орлову началось незаметно, со времени его отъезда на конгресс. Императрица, размыслив о холодности, оказываемой им к Ее Особе в течение последних лет, о той поспешности, лично ее оскорбляющей, с которой он недавно уехал отсюда - наконец, открыв многие случаи неверности, по поводу которых он вовсе не стеснялся, - ввиду всех этих обстоятельств, взятых вместе, Императрица сочла его за человека недостойного Ее милости.

Когда слухи о столь важном событии дошли до Фокшан, "самый красивый человек своего времени" бросил все и ускакал в Петербург, еще надеясь вернуть утраченное. После этого отправились домой и турецкие послы. Конгресс окончился провалом.

К этому времени произошло два важных внешнеполитических события. 25 июля между Россией, Австрией и Пруссией была подписана конвенция о разделе Речи Посполитой. По оценке историка Н. Д. Чечулина, "Австрия получила самую населенную часть, Пруссия самую доходную для нее". Приобретения России были самыми обширными - около 93 тыс. кв. км (по сравнению с 83 тысячами кв. км, отошедшими к Австрии, и 36 тысячами кв. км - к Пруссии). Правда, к России отошли земли Великого княжества Литовского - Восточная Белоруссия и часть Ливонии, в то время как другие участники раздела захватывали земли собственно Польши.

Польский король Станислав Август заявил протест по поводу раздела и обратился за помощью к Франции и Англии, но безуспешно. В Париже на заседании королевского совета решили, что, во-первых, история Польши неизбежно должна была привести к подобному итогу и, во-вторых, что участники раздела наверняка скоро покорятся и начнут между собой войну. В Лондоне на письмо польского короля просто не ответили.

Второе событие было довольно неприятным. Русская дипломатия, занятая польскими и турецкими делами, ослабила внимание к Швеции, да и денег на поддержку прорусской партии в Стокгольме не хватало. Этим воспользовались французы. При их поддержке молодой шведский король Густав III осуществил в августе 772 года военный переворот. По его указанию риксдаг принял новую конституцию, существенно усиливавшую власть короля. В Петербурге опасались, как бы Франция не подтолкнула Густава III еще на один подвиг - войну против России. Но король сам боялся русского нападения и потому вел себя смирно. В Петербурге в этом убедились, но не в Константинополе.

После прекращения Фокшанского конгресса стороны договорились возобновить переговоры, на этот раз в Бухаресте. Со стороны России уполномоченным на новом конгрессе был только Обресков. Его прежнего напарника, Орлова, императрица временно отлучила и от ложа, и от политики. Это обстоятельство, естественно, задачу Обрескова облегчало. Однако события на Севере круто изменили позицию турецкой дипломатии. В Константинополе ждали, что Швеция со дня на день объявит войну России, и с поисками компромиссов не торопились. В ходе долгих и тяжелых переговоров Обрескову удалось выработать и частично согласовать проект мирного договора. Но в наиболее важных вопросах турки теперь не уступали, более того, отказывались даже от тех уступок, которые были сделаны в Фокшанах. Порта рассчитывала, что на этот раз русским придется быть сговорчивее. До нее доходили слухи об усиливающихся волнениях на Яике и на Дону.

В сентябре 1773 года к Яицкому городку подошел отряд казаков. Они осадили крепость, но взять ее не смогли и двинулись вверх по Яику. В начале октября значительно возросший отряд был уже в окрестностях Оренбурга. 15 октября в Совете был зачитан рапорт оренбургского губернатора, который доносил о "возмущении", производимом беглым донским казаком Пугачевым, принявшим имя Петра III. Совет теперь заседал часто. Панин настаивал на уступках Порте, лишь бы скорее заключить мир. Екатерина требовала от Румянцева, чтобы он перешел Дунай и нанес туркам решительное поражение. Фельдмаршал в ответ писал, что для серьезного дела у него нет войск. Братья Орловы продолжали носиться с идеей константинопольского похода.

В мае 1773 года Румянцев, уступив требованиям Петербурга, перешел на правый берег Дуная. Русские войска осадили Силистрию и подвергли город сильному артиллерийскому обстрелу. В июне отряд под командованием генерала Вейсмана столкнулся с главными силами турок, двигавшимися на выручку Силистрии. Русские не знали, что перед ними вся армия неприятеля, и начали бой. Турки отступили. Однако в конце июня Румянцев, учитывая истощение сил своей армии, вернулся на левый берег Дуная.

Восстание на Волге и Яике тем временем усиливалось, охватывая все новые районы. В ноябре 1773 года повстанцы наголову разбили отряд генерал-майора Кара, шедший на помощь Оренбургу. Солдаты правительственных войск все чаще переходили на сторону Пугачева. В декабре из Польши был спешно отозван престарелый генерал Д.И. Бибиков. Ему было поручено командование войсками, сражавшимися с отрядами Пугачева. Поначалу дела у Бибикова пошли успешно. Восставшие были отбиты от Оренбурга и потерпели ряд поражений. Но в апреле генерал умер, и повстанцы снова перешли в наступление. Пугачев решил повернуть на запад. В Москве началась паника. Тут уже и в Петербурге поняли, что дела принимают серьезный оборот. Впрочем, при дворе и без того было неспокойно. Произошло важное "событие" - очередная смена фаворита. Васильчиков был отставлен, и его место занял новый любимец - Григорий Александрович Потемкин.

Поначалу петербургские царедворцы, в том числе и Панин, смотрели на нового фаворита доброжелательно. Он производил впечатление человека дельного, достаточно сметливого и энергичного, чтобы окончательно лишить кредита братьев Орловых, изрядно всем надоевших. В отличие от своего непосредственного предместника, Потемкин был неглуп, имел собственные суждения по политическим вопросам и уже пытался внушать их императрице. С Паниным его отношении на первых порах складывались вполне благополучно. Потемкин старательно ухаживал за Никитой Ивановичем и поддерживал его предложения, должно быть, рассчитывая таким путем заручиться дружбой великого князя. Но скоро новый фаворит начал показывать когти. Первым, кого ему удаюсь оттеснить от престола, очернив в глазах императрицы, стал граф Захар Чернышев, президент Военной коллегии. На очереди был Панин.