Н Греков - Русская контрразведка в 1905-1917 годах - шпиономания и реальные проблемы

За корреспонденцией иностранцев в почтовых конторах сибирских городов также был установлен контроль. Агенты контрразведки следили за проезжими иностранцами. Всего под агентурный контроль в Сибири были взяты 104 человека, заподозренных в шпионаже.

Может показаться странным, что все эти меры не дали ощутимых результатов. Однако бесплодность всех усилий была предопределена заранее, и борьба со шпионажем была обречена на неудачу. Тому имелось несколько причин. Во-первых, перед контрразведкой была поставлена заведомо недостижимая цель нейтрализовать японскую агентуру в Сибири. Во-вторых, ГУГШ и штаб округа исходили из ошибочного тезиса о том, что только японская разведка может активно работать на территории сибирских округов. И, в-третьих, зарубежная разведка Омского и Иркутского военных округов действовала крайне неэффективно и практически ничем не могла помочь контрразведке.

Рассмотрим более подробно эти причины. Штаб Иркутского округа, вероятно, находясь, все еще под влиянием впечатлений итогов войны с Японией, сконцентрировал внимание на поиске агентов японской разведки. К возможности активного шпионажа со стороны других государств в Иркутске относились скептически. Начальник штаба генерал Марков ранней весной 1912 года следующим образом объяснял свою позицию: "Ввиду нынешней смуты в Китае, государству этому не до насаждения сети шпионажа у нас и единственным соседом, правда крайне предприимчивым в этом деле, остается Япония..."{100}.

Подобное заключение было небезосновательным. За период 1908-1911 гг. из 46 человек, взятых на учет штабом Иркутского округа по подозрению в шпионаже, 38 были японцами. Этим и объясняется "японофобия" иркутян. Но зато в списках подозреваемых, составленных штабом Омского военного округа за тот же период, из 26 человек только 7 были японцами, а кроме них были зарегистрированы китайцы, корейцы, англичане, персы и русские{101}. Если Иркутский округ, быть может, в эти годы и являлся полем деятельности преимущественно японской разведки, то на территории Омского округа вполне очевидно пересечение разведывательных интересов нескольких государств. Это не следовало упускать из внимания. Однако, поскольку контрразведка была учреждена при штабе Иркутского округа, именно его взгляды и легли в основу организации контршпионажа во всей Сибири. Важно отметить одну особенность. Иркутские военные, выдвигая на первый план противодействие японцам, в то же время были убеждены в невозможности добиться сколько-нибудь серьезных успехов в этом направлении.

Было ясно, что методы работы японской разведки в тыловых сибирских округах отличны от тех, которые она использовала в приграничном Приамурском военном округе. На его территорию японская разведка засылала с расположенных вблизи русской границы баз своих агентов-наблюдателей. Они, проникая на относительно небольшие расстояния вглубь российской территории, следили за перемещением войск, составляли планы оборонительных систем и т.д. Разведчики этой категории в основном и попадали в руки властей. Чаще задержания агентов осуществлялись благодаря бдительности часовых, нежели вследствие специальных полицейских операций. Через арестованных наблюдателей (или благодаря слежке за ними) иногда контрразведке удавалось выйти на отдельные звенья стационарной агентурной сети. Поэтому контрразведывательная работа в Приамурском, впрочем, как и в других приграничных округах России, базировалась на защите наиболее важных объектов и неизменно давала результаты.

Иначе необходимо было строить работу в тыловых округах империи Московском, Казанском, Омском и Иркутском. Там иностранные разведки, в том числе и японская, не могли столь же широко использовать массу наблюдателей, зато они располагали в этих округах работоспособной, хорошо законспирированной, хотя и крайне малочисленной, агентурой. Например, как явствует из отчета разведывательного бюро Австро-Венгерского Генштаба, в 1911 году оно сумело с помощью агентуры получить из штаба и управлений Казанского военного округа 252 документа, кроме того, из штабов Оренбургской, Казанской и Самарской территориальных бригад - еще 416 секретных документов. Правда, сами австрийцы оценили эти материалы как "не представляющие большого интереса", но их число характеризует интенсивность работы агентуры{102}.

Обнаружить подобную агентурную сеть властям было трудно. Имея в виду эту особенность, начальник штаба Иркутского округа докладывал в ГУГШ: "разведывательная деятельность на территории Иркутского и Омского округов... проявляется не столь интенсивно, как в Приамурье{103}. В Сибири не было крепостей, способных привлечь к себе внимание агентуры иностранных государств, "...a значит, - делал вывод генерал Марков, - разведка может вестись в такой неуловимой форме, что изобличить ее и изловить разведчиков с поличным чрезвычайно трудно, а потому не удается{104}.

Подобное обстоятельство, казалось бы, требовало от сибиряков поиска адекватных методов борьбы со шпионажем, но никакой инициативы они не проявляли. Начальник контрразведывательного отделения ротмистр Куприянов считал, что вся деятельность японцев направлена на собирание сведений, которые могут быть получены от "любого солдата, приносящего белье в японскую прачечную или зашедшего в японскую фотографию или публичный дом"{105}. Полученную таким образом отрывочную информацию руководители местных японских обществ передавали чиновникам Владивостокского консульства, регулярно совершавшим объезд городов Сибири. Благодаря своей примитивности, эта организация шпионажа исключала какой-либо риск для собирающих сведения агентов и была практически неуязвима для контрразведывательных акций. Внедрить сотрудника контрразведки в закрытые японские общества было невозможно, а наружное наблюдение за официальными руководителями обществ, тайный просмотр их корреспонденции результатов не давали.

Поэтому Иркутская контрразведка придерживалась тактики пассивного наблюдения. Начальник отделения ротмистр Куприянов объяснял свои методы генерал-квартирмейстеру: "...работа вверенного мне... отделения сводится к тщательному агентурному и наружному наблюдению за лицами, заподозренными в шпионской деятельности и к созданию с помощью агентуры такой обстановки, при которой деятельность эта явилась бы затруднительной...{106}.

Ротмистр преувеличивал свою значимость. Он нисколько не мешал японской разведке, тем более, что его вялые попытки приобрести агентов среди живших в Сибири японцев окончились неудачей.

Разведка сибирских военных округов ничем не могла помочь борьбе с японской агентурой. Во-первых, зоной ответственности разведотделений Омского и Иркутского округов была территория Китая и Монголии. Разведку в Японии и Корее вели ГУГШ и Приамурский военный округ. Во-вторых, к 1912 году, несмотря на постоянные требования ГУГШ, штабы сибирских округов все еще не имели собственной негласной агентурной сети за границей. Частично потребность штабов в развединформации покрывалась за счет нелегальной агентуры ГУГШ, действовавшей в Манчжурии, Корее и Японии. Поэтому Омский и Иркутский окружные штабы очень поздно обнаружили присутствие китайской разведки в Сибири, хотя и должны были наблюдать за Китаем, а тем более, ничего не знали о работе японских разведцентров, помимо того, что сообщало им ГУГШ"{107}.