Геннадий Александров - Монархия и социализм

Эттли запомнил эти слова.

В 1965 году Черчилль умер. Он был удостоен невиданно пышных похорон. Почтить его память собрались государственные деятели со всего мира, рекорд по количеству политических знаменитостей был побит только в 2005 году на похоронах папы Иоанна Павла II. Над Лондоном прошли в строю шестнадцать истребителей-перехватчиков «Лайтнинг», страна прощалась с Черчиллем салютом из девятнадцати орудийных залпов. При звуках пушечной пальбы встала и выпрямилась королева, вслед за нею встали съехавшиеся президенты, премьер-министры и послы. Встала и застыла в почтительном молчании вся Англия. На трибуне для почётных гостей остался сидеть один человек. Этим человеком был Климент Эттли. На следующий день последовало официальное разъяснение, что он себя плохо почувствовал. Может быть и так, конечно же, может быть и так. Он был немолодым человеком.

Мы все не вечны. Прошло ещё два года и в 1967 году умер и Эттли. Умер человек, сколотивший современное английское государство, умер человек, смогший быть империалистом и социалистом в одно и то же время, умер умелец, словом, умер граф Эттли. Людям свойственно думать, что близость к власти предполагает и непременное обогащение, и действительно, чего ж ради стараться, если не ради себя, «однова живём», людям свойственно мерить всех своею меркой, а у обычного человека и мерка обычная. Кроме графского титула Эттли оставил наследникам и кое-какую недвижимость, вся она, вместе с в очередной раз перестроенным курятником, оценивалась в 7295 фунтов. Сумма была скромна настолько же, насколько был при жизни скромен и сам умерший. Прах его был захоронен в Вестминстерском Аббатстве, неподалёку от могилы Эрнста Бевина.

Его смерть прошла почти незамеченной, ему не повезло, минуло всего полтора месяца со дня, когда при загадочных обстоятельствах в мир иной отправился куда более знаменитый на тот момент человек — в октябре 1967 года Англия продолжала переживать и пережёвывать подробности смерти менеджера великих Битлз Брайана Эпштейна.

Один только загородный дом менеджера, возведённый в XVIII веке Кингсли Хилл, стоил в три раза дороже, чем дом, который построил Эттли.

В процессе написания «Монархии & Социализма» у меня скопились кое-какие любопытные факты, по той или иной причине в повествование не вошедшие.

Например, такие:

1. Уоллис Симпсон, в бытность свою в Китае, работая на американскую разведку, умудрилась попасть в поле зрения американской же контрразведки.

Несколько лет назад в США был рассекречен ряд документов, проходивших по ведомству такой серьёзной организации, как ФБР. Напомню, что среди прочего ФБР это ещё и контрразведка. Ну и вот, среди этих документов было и датированное развесёлыми двадцатыми годами донесение некоего агента, трудившегося на разведывательной ниве где-то в районе Китая.

На основании донесения ФБР сделало вывод, что Уоллис «ходила налево», что она «сотрудничала» с разведкой некоей «страны». Страна прямо не указывается, но достаточно прозрачно намекается, что это был СССР. То-есть шустрая миссис Симпсон успела ещё и на ОГПУ нашпионить. До чего ж насыщенной жизнью девушка жила, вот уж действительно всем авантюристкам авантюристка.

Это она, уже остепенившаяся, со своим милым герцогом Виндзорским в 1947 году:

2. Среди «русских националистов», находящих возможным в качестве образца, достойного подражания, рассматривать опыт Германии времён Второй Мировой, чрезвычайной популярностью пользуется точка зрения на маршала Маннергейма, как на в высшей степени достойного и благородного человека. Ему ставят в заслугу весьма пассивное ведение Финляндией военных действий в 1941–44 годах. Ларчик, однако, открывается просто — дело вовсе не в финской доброте, а в том, что англичане через дипломатические каналы заявили финской стороне, что они с пониманием относятся к положению, в котором оказалась Финляндия и к тому, что вследствие гм, гм… скажем так — деликатности своего положения Финляндия вынуждена союзничать с Германией. Англичане даже сказали финнам, что они сквозь пальцы посмотрят на то, что финны будут вести боевые действия на территориях, отторгнутых СССР после Зимней Войны. Однако следом последовала угроза — если финны попытаются выйти за пределы старой советско-финской границы, то «мы будем видеть в вас врага не только сейчас, но и после войны.» После чего финны сидели как мышки. Ещё бы! Неплохо сказано: «В этом случае Великобритания будет рассматривать Финляндию как своего врага не только пока идёт война, но и после окончания войны.» Такое услышишь и поневоле задумаешься.

3. Среди множества книжек, пролистанных мною с той или иной степенью тщательности, была и такая — A World at Arms, Gerhard L. Weinberg, global history of World War II. В своей толстенной книжище товарищ Вайнберг по какой-то причине уделяет непомерно много места делам шпионским, ну и вот, он пишет, ссылаясь на мнение авторитетов в этой области, что если оценивать разведки воевавших стран с точки зрения успешности, то не только самой лучшей (в смысле профессионализма и организации), но и самой успешной была разведка советская. За ней ноздря в ноздрю идут англичане и американцы, потом с большим отрывом — немцы, потом с большим отрывом — итальянцы, о которых «эксперты» отзываются с нескрываемым пренебрежением, а в самом низу — японцы. Над японской разведкой все откровенно смеются. Это наводит на следующую мысль — когда государственный обвинитель на сталинских открытых процессах, вполне трезво оценивая истинное место японцев в мировой шпионской иерархии, тем не менее вменял в вину «троцкистко-бухаринской банде диверсантов и убийц» ещё и работу на японскую разведку, то среди прочего это было ещё и утончённым глумлением над поверженным политическим противникам. Ну, примерно как сегодня устроить суд над врагом режима и посадить его за воровство «в особо крупных», но не удовлетвориться этим и обвинить его ещё и в шпионаже на Грузию.

4. Все считают дипломатию чем-то невообразимо сложным. И она, да, сложна. Сложна невообразимой сложностью. Но эта сложность сложна вовсе не тем, что дилетанты принимают за сложность. Можно закончить престижнейшее учебное заведение, можно сколь угодно хорошо знать французский язык и как горохом сыпать латинскими цитатами, но при этом быть никудышным дипломатом. Знание исторических прецедентов, fluent french и латынь необходимы референту, помощнику. Секретарю. Тот же Талейран не заморачивался французским, он и так был французом, а знание латыни приличествует аптекарю, а не Киссинджеру. Каждому — своё.