Андрей Губин - Молоко волчицы

- Скоро наладится все, - перебирает кирпичи Мария.

- По миру скоро пойдем все - довели Денис с Михеем! Вот брат твой Антон - тот был справедливым, он и коней мне отдать обещался, да не успел, горемычный, царство небесное!

- Денис Иванович тоже по справедливости!

- Да то! Сравнила!

Трудно в таком споре перечить Марии, а все же говорит:

- Когда все войдут в коммуну, земля станет лазоревым садом, а кирпичей этих будет навалом, как и хлеба, материи, сахара... - ешь не хочу!

- Держи карман шире! Это кто же так ладно брешет? Денис?

- Нет, твой брат Михей Васильевич на собрании бедноты говорил.

- А ты и развесила ухи, в бедноту записалась - по собраниям ходишь! Конец света будет, по Писанию, и дядя Анисим высчитывал на цифрах!

- Он и про деньги с колоколами говорил!

- Замолчи! Деньги эти нож острый.

- Молчу...

- Кому говорят - замолчи!

- За что ты так на меня? - покривились губы Марии в плаче.

Глебу больно смотреть на ее затрапезную юбчонку, испачканные сажей длинные тонкие пальцы, дрожащий подбородок. И за эту жалость в себе еще больше побелел от гнева. Нет чтобы мясом обрастать в хозяйстве, она при сады лазоревые мелет длинным языком!

- Ты замолчишь? - придвинулся вплотную.

Стена не пускает ее. Глеб ударил возлюбленную полипу и выбежал. Она зарыдала, уткнувшись в передник из рваного мешка. Заплакала, сморкаясь в подол, Прасковья Харитоновна, утешая невестку. Ударь ее Глеб этак годика три-четыре назад - ничего: муж жену учит, а теперь Советская власть, видишь ли, и бабу наравне со всеми поставила, человеком признала.

Хозяин вернулся к вечеру. В воротах столкнулся с нагруженной телегой. Мария уезжала с детьми на хутор - домой, к матери стыдно.

Пронизало дрожью невозвратимой потери. Стоял, напуганный, опозоренный - в калитках соседи посмеиваются - и в то же время бесчувственный: холодок волчьей свободы тронул его н о с. Свободному творить сподручнее.

Свой скарб она уложила быстро - благо Глеб ревниво не смешивал свое богатство-имущество с ее бедняцкими вещичками, хотя и числились они на сей момент мужем и женой.

С телеги упал и развязался узел - в грязь полетели подушки. Мария не остановилась. Глеб кинулся собирать, запихивает на телегу. Мария хлестнула лошадей.

Она напоминала птицу, у которой на теле сквозь перья видна кровь таких сразу насмерть заклевывают сородичи, лакомые до живого горячего мяса, любимого блюда кур, галок, чаек, коршунов, да и людей.

Глеб, пошел в свой сад. По дороге выпил в домашней чихирне Мавры Глотовой. Советская власть взяла монополию на вино, но вина у власти покамест не было. Сломленно, одиноко лежал Глеб у зеленой осенней воды, под шафранами, уже дающими плоды. Боль перехватывала сердце, раня и обжигая.

Пригрелся. Придремал. Сон снился: будто в зятьях у Федора Моисеевича Синенкина живет, во дворе много разного люда, но жены своей, Марии, не видит. А он, как со службы, привез и ей, и другим отрезы цветастых тканей. Тут же ходят какие-то дети. Среди них девочка лет семи. И он спрашивает Федора:

"Это Маруся?" - "Ага", - отвечает Федор. И Глеб ведет ее в закуток, чтобы одарить материей на платье, и никак не может найти мешок с тканями, а когда нашел, в нем была одна трухлявая дерюга... С тем и проснулся.

Мария приехала на мельницу молоть ячмень. Расторопный мельник подставил спину под мешок, но она сама отнесла зерно к жерновам.

Старенькие жернова рокотали с дребезжанием. Испуганно билась вода, попадая в бетонную яму, в лопасти колеса, яростно вырывалась из-под плотины, отфыркивалась, белокосая, убегая, и успокаивалась аж за Синим я ром.

Мельница работала одна. Бывший хозяин ее Трофим Пигунов был в числе пожелавших стать казаками и в этом звании погиб в деникинской армии. Жена его с хромой дочерью уехала в Россию, прокляв казачьи края, сладкие не для мужиков. Дом их стал складом. Новый мельник Глеб Есаулов ютился в хате деда Малахова, где от слагателя песен осталась шапка на ржавом гвозде. В ней осы построили из черного воска соты.

Под плотиной голые красноармейцы купают коней. Бабы полощут белье. У мельницы по вечерам собираются старики, теперь ненужные в правлении. Тихо атаманит тут Николай Николаевич Мирный, которого не тронули никакие власти. Одет он беднее других, но все знают, что у него четверик золота. На Глеба, младшего двоюродного брата, сизобородый Николай Николаевич не смотрит, а ночью Глеб перемахнул ему через стенку чувал казенной муки барыши пополам.

Смеркалось. Красноармейцы поехали в эскадрон. Расползаются по хатам старики. Глеб зажег фонарь, осмотрел помол хуторянки. Мария подбирала на дворе солому, кормила лошадей.

Месяц провалился в высокую трубу на каменном доме дяди Анисима. Мария засмеялась про себя, представив, как жирная бабушка Маланья полезет в печь, откроет заслонку, и месяц, катаясь на поду, осияет горницу, позолотит черные рогачи и чугуны. Глеб тронул ее за руку. Она вырвалась, накрыла муку парусом и уехала.

Он тихо шел по следу, пока не потерял запах лошадей и ее волос.

Сидя в хате деда Афиногена, припоминал песенника, когда он еще был стройным, в красном бешмете с закатанными рукавами, с чаркой в руке, с огнем во взоре и казачьей похвальбой на устах - то добыть в недрах гор легендарный клинок Чингисхана, то вскочить в серебряное седло Эльбруса или прикурить от звезды. Вспоминались и песни, сложенные Афиногеном, его товарищами и предшественниками...

Ставропольская шинкарочка торгует вином,

Торгует вином - красным чихирем.

Как заехали к той шннкарочке три молодца в дом:

Турок, поляк и донской казак.

Турок пиво пьет - монету кладет,

Поляк вино пьет - червонцы кладет,

Казак водку пьет - ничего не кладет,

Ничего не кладет - на обман ведет:

- Шинкарочка, бабочка, поедем со мной,

Поедем со мной, к нам на тихий Дон,

Как у нас на Дону не по-вашему живут:

Не сеют, не пашут - белый хлеб едят,

Не ткут, не прядут - чисто ходят...

Поверила шинкарочка донскому казаку,

Поехала бабочка на тихий Дон гулять.

Да не повез казак шинкарочку на тихий Дон,

Он повез ее прямо в темный лес,

Привязал ее к сухой сосенке,

Зажег сосенку снизу доверху

Гори, сосенка, со шинкарочкой.

Тут вскричала шинкарочка не своим голосом:

- Не верьте, подруженьки, донским казакам,

Не ездите, красавицы, на тихий Дон гулять!..

Вместе тесно, врозь скучно. Долго не показывалась Мария в станице. Оседлал Глеб караковую кобылу, поскакал на хутор. В хате дети плачут. Мать горит в бреду, лицо заострилось. Глеб умыл ее непитой водой - не помогло. Бабка Киенчиха сказала: тиф - и отступилась, она лечит только старинные немочи, а к новым еще не подобрала секрета. За большие деньги курсовой доктор дал лекарств - помогло. В эти дни Глеб и сам почернел, как осенний лист на дожде, как в дни, когда по дурости лишился золота. Днем на мельнице стоит, ночь на хуторе возле любимой. Утром и вечером детей и скотину покормит, корову подоит, сливки снимет. Между делом поправил плетни, прохудившуюся крышу, приглядывался к винограднику и хутору Глотова.