Олег Трубачев - История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя

Корневой вокализм всех славянских форм продолжает о.-слав. *dete. Исключение представляет восточнославянский, где вместо Ѣ — и: русск. дитя , укр. дитина. Р. Брандт считал это отражением ei или ī при древнем oi в прочих славянских языках [193], в то время как Ф. Ф. Фортунатов [194]видел здесь общевосточнославянское изменение ě (Ѣ) в и в известных условиях.

Слав. *dete стоит особняком среди целого ряда внешне аналогичных образований с суффиксом *-nt- , которые этимологически обнаруживают первичные значения принадлежности с последующим развитием уменьшительных значений [195]. Впоследствии, после забвения внутренней формы, слав. dete полностью унифицировалось в отношении структуры и употребления с другими славянскими существительными на *-et- . Все они образуют небольшую, но характерную лексическую группу, известную как названия молодых существ на −et- . Их однородность, однако, не исключает случаев иного происхождения вроде *dete , почему даже в рамках таких структурно обособленных групп необходим «индивидуальный» подход (подробно о группе образований с −et- см. ниже). Слав. *dete имело древнее окситонное ударение, ср. русск. дитя [196].

Другой древней славянской формой является *detb , непосредственно восходящее к и.-е. *dhoi-t-. Исходным значением этого образования с суффиксом −ь была, как видно, собирательность (‘совокупность детей’), ср. значение др.-сербск. дѢть и сербск. диал. дujет [197]. Чешск. диал. det’ ‘дитя’, м. р., является, наверное, результатом перехода от собирательного значения к сингулятивному. Именно от формы detь образована славянская форма множественного числа *deti ‘дети’, которая затем приобрела большое значение в ряде славянских языков не как соотнесенная с собирательным *detь f от которого она произведена, а как соотнесенная с сингулятивом *dete t поскольку противопоставление единственного числа множественному является более очевидным и важным: русск. дети , укр. дiти , польск. dzieci , ст.-слав. дѢти , сохранившееся также в отдельных говорах болгарского [198].

Точно так же вторично соотнесенным с *dete является местное южнославянское образование с функцией множественного числа: ст.-слав. дѢтьца , болг. деца , сербск. дjeца , словенск. deca ‘дети’, собственно — уменьшительная форма от detь [199].

Собирательные производные на −va: русск. детва , укр. дiтва , польск. Jziatwa. Русск. детвора Ломан [200]объясняет влиянием собирательных числительных русск. четверо, пятеро (субстантивированный средний род к ст.-слав. четворъ, четверъ ), так как это наиболее употребительные числа при перечислении детей, из прочих производных: болг. дечурлига.

Следует отметить интересные примеры сужения значения слав. dete в южнославянских языках, где авторы отмечают значение ‘мальчик, сын’: сербск: диjете — Ja имам jедно диjете (= jедног ђemuħа) и — да опростите — двиjе ђевоjке [201]макед. дете ‘сын’, а также — мъшко дете [202].

Значительный интерес представляет круг названий, объединяемых и.-е. *orbh-. Этимологию и.-е. *orbh- в целом можно считать выясненной. Так, еще Б. Дельбрюк [203], отмечая *orbh- в нескольких родственных индоевропейских названиях сироты — греч. δρφανός, лат. orbus , арм. orb , очевидно, правильно предполагает древнее значение для и.-е. *orbh-: ‘маленький’, ср. санскр. arbha, arbhaka. Правда, он не привлекает дальнейшего родственного материала, в том числе славянского [204].

Известную трудность в понимании и.-е. *orbho- и его значений создает отсутствие в литературе связного изложения вероятной истории развития этих значений. Исследователи далеко не всегда согласны в этом вопросе, нередко они ограничиваются лишь перечислением значений, засвидетельствованных письменными памятниками. А. Мейе, например, считая безнадежным объединение различных значений и.-е. *orbho- , приходит к мысли, что соответствующие формы распадаются на три семантически разные группы: ‘раб’, ‘работа’, ‘ребенок’ [205]. Неубедительна схема значений и.-е. *orbho- , представленная Мерингером [206]: ‘пахать’, ‘обрабатывать землю’, ср. литовск. arbonas [207], др.-исл. arfr ‘бык’, англо-сакс. yrfe, orf ‘скот’; ‘работать’, ‘раб’; ‘осиротелое дитя’, ‘дитя’, ‘наследник’. Совершенно очевидно, что над исследователем тяготеют многочисленные вторичные значения.

Действительную семантическую историю и.-е. *orbh- , видимо, надо представлять следующим образом. Прежде всего, *orbho- весьма древнее образование индоевропейского языка, ср. его широкое распространение, и оно, несомненно, восходит к эпохе родового строя, как все бесспорно общеиндоевропейские названия. Этого достаточно, чтобы отбросить первичность значения ‘сирота, лишенный родителей’, не имевшего смысла в эту эпоху. Остаются, с одной стороны, значения ‘работать, раб’, с другой стороны — ‘дитя, маленький’. Известная вто-ричность возникновения рабства и подневольного труда по отношению к эпохе родового строя говорит только об одном возможном направлении развития значений: ‘дитя, маленький’ > ‘раб, работать’. Значение ‘наследник’ (ср. нем. Erbe) тоже вторично и отражает сравнительно поздние имущественные отношения. Остаются значения ‘дитя, маленький’. О сравнительно позднем оформлении термина ‘дитя, ребенок’ уже говорилось довольно подробно выше, поэтому, вероятнее всего, и.-е. *orbho- имело конкретное возрастное значение ‘маленький’, ср. санскр. arb-ha-, arbhaka- ‘маленький, мальчик’. Ср. аналогичное использование слав. таlъ ‘малый, маленький’ в русск. мальчик.

И.-e. *orbho- дало о.-слав. *orb- , ср. др.-русск. робѧ ‘дитя, ребенок’, русск. диал. робя, робятко, робенок, ребенок , укр. парубок ‘парень’ (из па-робок ), ср. польск. parobek то же, диал. раrоbək [208], др. — чешск. rob ‘potomek, dedic, naslednik’, robe ‘dite’, robenec ‘mladik, vyrostek, pacholik, chlapec’ [209], чешск. диал. robe ‘dite’: «V Konici je dite *malinky, rube vetsi, 2–3-lete» [210](любопытна возрастная градация! — О. Т .), словацк. parobok ‘pacholek, vyrostek, chasnik’. Славянскому употреблению аналогично использование и.-е. *orbho- в исландском названии сына: агfиni [211].

История слав. *orb-, *orbe отличается также известным фонетическим своеобразием. Несколько необычный облик русск. ребенок вводил отдельных исследователей в заблуждение, ср. попытки отделить его от ст.-слав. рабъ [212], в то время как на самом деле русск. ребенок — местное изменение по ассимиляции, ср. наличие форм робя, робенок , которые сопоставимы уже непосредственно с рабъ [213]. X. Педерсен [214]объясняет слав. *orbe ( *orb-ent- ), не имеющее соответствующего глагола, аналогичным происхождением, по образцу названий молодых животных на −ent , которым соответствуют глаголы на −iti. Нам кажется, что Педерсен переоценивает значение глаголов типа русск. телиться — теля, жеребиться —укр. жереб’я , которые на самом деле образованы из соответствующих названий молодых животных на −ent-. Поэтому очевидное желание Педерсена видеть в образованиях на −ent-(*tel-ent-) формы настоящего времени с носовым гласным («Nasalpräsentia») от глаголов на −iti (русск. телиться) ошибочно. Считаем нужным присоединиться к существующему в литературе мнению, согласно которому древнейшие образования с −ent- носили первоначально значение принадлежности (ср. выше) с последующим развитием значения уменьшительности. Последнее, например, особенно активно выступает в славянскую эпоху, когда уже стираются первичные оттенки принадлежности. Об аналогическом образовании имен на −ent- следует говорить как об известном распространении производных с этим суффиксом, но уже с преобладающим уменьшительным значением, что более характерно для славянского периода. Имеются в виду случаи, в которых самостоятельное древнее образование с суффиксом −ent- , как и самостоятельное развитие значения уменьшительности, маловероятно: названия молодых животных *zerbe, *tele [215].