Олег Трубачев - История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя

Укр. неня ‘мать, родимая’, болг. диал. нане , также нине (обращение) ‘мама’ [143] «Думи и форми от говорите в Видин, Вратца, Царибродско и пр.» Записал Цано Сталийский. — СбНУ, кн. V, 1891, стр. 223; кн. XVI–XVII, 1900, стр. 407. , польск. диал. nаnа ‘мать’, кашуб. nеnа, nаnа, nenka ‘мать’, сербск. нана, нена ‘мать’.

Индоевропейским названием матери является *mater , форма, общая всем индоевропейским языкам и не имеющая себе равных среди родственной терминологии по широте распространения. Для старшего периода индоевропейского сравнительного языкознания еще характерны попытки дать этимологию *mater , точно так же, как и *pəter , ср. толкование Боппа [144] Fr. Воpp . Vergleichende Grammatik, 1. Aufl., стр. 1134. Цит. по В. Dеlbrück, стр. 384. : др.-инд. matár ‘мать’ < mа ‘измерять’, с префиксом nis- ‘производить, создавать’, т. е. мать — ‘родительница’. Для нового периода языкознания характерно признание недоказуемости этимологических попыток такого рода, но уже с Дельбрюка намечается тенденция возводить *mater к примитивному образованию «детского лепета» mа- [145] См. О. Schrader . Reallexikon, стр. 564. Ср. далее Е. Boisacq . Dictionnaire étymologique de la langue grécque, 2-ème ed., стр. 635; A. Walde . Lateinisches etymologisches Wörterbuch, стр. 469; P. Kretschmer . Einleitung, стр. 353 и след.; С. С. Uhlenbeck , стр. 221; Wа1dе — Роkоrnу , Bd. II, стр. 229–230; Ernout — Меillet , t. II, стр. 693–694; A. Zimmermann. Lateinische Kinderworte als Verwandtschaftsbezeichnungen. — KZ, Bd. 50, 1922, стр. 147; J. Роkоrnу , стр. 700–701. Этимологический обзор славянских, балтийских форм см.: Мiklоsiсh , стр. 184, Е. Berneker , Bd. II, стр. 26–27; R. Trautmann, BSW, стр. 171. .

Как характерные для фонетического облика и.-е. *mātér указываются долгота корневого гласного [146] К. Brugmann , KVGr, стр. 78. и ударение *mātér [147] К. Verner . Eine Ausnahme der ersten Lautverschiebung. — KZ, Bd. 23, 1875, стр. 97 и след. > причем последняя особенность сближает его с и.-е. *pətér , ср. выше.

Хорошо изучена история и.-е. *mātér в славянскую эпоху. Поскольку последнее не ощущалось как производное образование, оно не смогло удержать наконечного ударения в славянском: и.-е. *mātér > слав. *mátē- . В дальнейшем *mátē- > *mátě , причем это −ě (с циркумфлексной интонацией) дало i [148] W. Vondrak , Bd. I, стр. 52, 59; A. Vai11ant . Grammaire cornparée des langues slaves, t. I, стр. 211–212. : *matь , ср. другие случаи такого ě > i , (местн. ед. ч.). В формах типа *matь (русск. мать и др.) можно видеть сокращение конца слова, аналогичное истории суффикса инфинитива −ti, −tь [149] См. J. M. Korinek , Od indoeuropského prajazyka k praslovancine. Bratislava, 1948, стр. 19. . Впрочем существует гипотеза о двух различных индоевропейских фонетических вариантах этого имени: циркумфлексной интонации *mātẽr и акутовой *тātēr [150] Там же. . Подобное предположение не имеет веских аргументов в свою пользу. Так, греч. μήτηρ отнюдь не свидетельствует об акутовой интонации, оно — результат местного противопоставления πατήρ и в итоге возводится к и.-е. *mātēr , как и внешне отличное санскр. mātā-. Гипотеза об отражении в слав. *mati (из *matě) циркумфлексной разновидности, а в слав. *matь — акутовой общего признания в современной науке не получила, и история слав. *mati из и.-е. *mātēr излагается обычным способом (ср. выше). Впрочем, оригинальную точку зрения развивал А. А. Шахматов, предполагая общеславянское изменение matī в matь с напряженным редуцированным, откуда русск. мать и др. Формы чешск. máti и под. он объясняет поздним влиянием слав. dъči [151] A. A. Schachmatov . Die gespannten Vokale ъ und ь im Urslavischen. — AfslPh, Bd. 31, 1910, стр. 502. . Рассмотренное развитие конца слова *mati из и.-е. *mātēr стало возможным после отпадения характерного согласного −r , которого не знают в им. п. ед. ч. уже ни славянский, ни балтийский (слав. *mati , литовск. móte ) [152] Факты употребления в им. п. ед. ч. формы матерь , укр. маmip , польск. macierz являются не чем иным, как использованием формы вин. п. ед. ч. (materь < и.-e. *māterm : греч. μητέρα) в плане аналогического выравнивания основ. . Впрочем, как полагают, редукция и.-е. *mātēr ‘мать’, греч. μήτηρ и т. д. В mātē , ср. санскр. mātā , латышск. māte , слав. mati… восходит к индоевропейскому [153] A. Vaillant . Grammaire comparée des langues slaves, t. I, стр. 202. Как особую балто-славяно-арийскую черту отмечает это Г. Арнц (Н. Arntz. Sprachliche Beziehungen zwischen Arisch und Balto-Slavisch. Heidelberg, 1933, стр. 12). . Относительно восстановления балто-славянской парадигмы склонения см. у Ю. Куриловича [154] J. Кurуlоwiсz . L’accentuation, стр. 203–204. .

Из балтийских форм этого слова назовем литовск. mote ‘женщина’ далее motere [155] P. Skardzius . Lietuviu kalbos zodziu daryba. Vilnius, 1943, стр. 306. то же, moteris то же — результаты тенденции аналогического выравнивания основ; moteriske то же, производное с суффиксом принадлежности −isk- , собственно ‘женская’ (ср. чешск. zenska ‘женщина’). Литовск. motina ‘мать’ представляет собой производное от того же корня, с той лишь особенностью, что это — относительно позднее образование, произведенное уже не от исконной основы на −r- (mote , род. п. moter-s) , а от усеченной (mot-ina) прибавлением суффикса −ina , генетически — индоевропейского суффикса принадлежности *-in- , видимо, утратившего основное значение. Ср. аналогичное расширение основы другого старого термина родства — устаревшего литовск. avynas (av-yna-s) : слав. ujь < и.-е. *auo-s ‘дядя по матери’. Сюда же принадлежат образования от усеченной основы литовск. mote ‘corka chrzestna’, motis ‘syn chrzestny’ [156] К. Buga . Medziaga lietuviu kalbos zodynui ir snektoms tirti (Vieksniu parapijos zodziai). — «Tauta ir zodis», t. I, 1923, стр. 347. . Вторичность значения литовск. mote ‘женщина’ ввиду достоверности генетических связей представляет факт, не вызывающий сомнений [157] Ср. Е. Fraenkel . Problemi di grammatica e vocabolario lituani. — «Studi baltici», vol. 6. Roma, 1936–1937, стр. 115–116. , ср. распространенный в разных языках обычай называть жену в семейном кругу ‘матерью’: русск. мать в этом значении, нем. Mutter. На последнее как на аналогию литовск. mote ‘женщина’ < ‘мать’ указывает Б. Дельбрюк [158] В. Delbrück , стр. 435. Ср. еще С. D. Buck, стр. 95. . Старое значение литовск. mote ‘мать’ сохранило ясные следы, например, в pamote ‘мачеха’ [159] Е. Hermann . Einige Beobachtungen an den indogermanischen Verwandtschaftsnamen. — IF, Bd. 53, 1935, стр. 98. , в отдельных формах от mote: mocia, тоciute ‘мать, матушка’, ср. в народной песне: Ner man mociutes kraiteliui krauti ‘Нет у меня матушки, чтоб копить приданое’.

Интересное и к тому же весьма древнее производное от *mater- представлено в русск. матерóй , ст.-слав. маторъ , словенск. mator и др. В. Вондрак [160] W. Vondrak , Bd. I, стр. 178. справедливо утверждает, что из двух огласовок matorъ и materъ первая ( matorъ, matoreti ) старше, чем matereti , подвергшееся ассимиляции и в свою очередь вызвавшее появление materъ. Таким образом, обозначается чередование mater-: mator-. Согласно указанию Ю. Куриловича, формы с −tor появляются в определенных исторически засвидетельствованных сложениях и знаменуют отличие производных форм от непроизводных [161] J. Kurylowicz . Études indoeuropéennes, I. Krakow, 1935, стр. 90–100; его же. L’apophonie en indo-europeen. Wroclaw, 1956, стр. 40–41. . Это хорошо видно в греч. μήτηρ: άμήτωρ, в которых отражено соотношение, восходящее к индоевропейскому языку.