Николай Каролидес - 100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Товарищ, я не хотел убивать тебя. Если бы ты спрыгнул сюда еще раз, я не сделал бы того, что сделал, — конечно, если бы и ты вел себя благоразумно. Но раньше ты был для меня лишь отвлеченным понятием, комбинацией идей, жившей в моем мозгу и подсказавшей мне мое решение. Вот эту-то комбинацию я и убил. Теперь только я вижу, что ты такой же человек, как и я. Я помнил только о том, что у тебя есть оружие: гранаты, штык; теперь же я смотрю на твое лицо, думаю о твоей жене и вижу то общее, что есть у нас обоих. Прости меня, товарищ! Мы всегда слишком поздно прозреваем».

Наступает передышка в битве, и затем их выводят из деревни. Во время марша Пауль и Альберт Кропп ранены, Альберт серьезно. Их отправляют в госпиталь, они боятся ампутации; Кропп теряет ногу; он не хочет жить «инвалидом». Выздоравливая, Пауль хромает по госпиталю, заходит в палаты, глядя на искалеченные тела:

«А ведь это только один лазарет, только одно его отделение! Их сотни тысяч в Германии, сотни тысяч во Франции, сотни тысяч в России. Как же бессмысленно все то, что написано, сделано и передумано людьми, если на свете возможны такие вещи! До какой же степени лжива и никчемна наша тысячелетняя цивилизация, если она даже не смогла предотвратить эти потоки крови, если она допустила, чтобы на свете существовали сотни тысяч таких вот застенков. Лишь в лазарете видишь воочию, что такое война».

Он возвращается на фронт, война продолжается, смерть продолжается. Один за другим гибнут друзья. Детеринг, сходящий с ума по дому, мечтающий увидеть вишневое дерево в цвету, пытается дезертировать, но его ловят. В живых остаются только Пауль, Кат и Тьяден. В конце лета 1918 года Ката ранят в ногу, Пауль пытается дотащить его до медчасти. В полуобморочном состоянии, спотыкаясь и падая, он доходит до перевязочной станции. Он приходит в себя и узнает, что Кат умер, пока они шли, ему попал в голову осколок.

Осенью начинаются разговоры о перемирии. Пауль размышляет о будущем:

«Да нас и не поймут, — ведь перед нами есть старшее поколение, которое, хотя оно провело вместе с нами все эти годы на фронте, уже имело свой семейный очаг и профессию и теперь снова займет свое место в обществе и забудет о войне, а за ними подрастает поколение, напоминающее нас, какими мы были раньше; и для него мы будем чужими, оно столкнет нас с пути. Мы не нужны самим себе, мы будем жить и стариться, — одни приспособятся, другие покорятся судьбе, а многие не найдут себе места. Протекут годы, и мы сойдем со сцены».

Роман «На Западном фронте без перемен» был издан в Германии в 1928 году, национал-социалисты к этому времени стали уже мощной политической силой. В социально-политическом контексте послевоенного десятилетия роман чрезвычайно популярен: было продано 600 тысяч экземпляров, прежде чем он был издан в США. Но, кроме того, он вызвал значительное негодование. Национал-социалисты сочли его оскорблением их идеалов дома и отечества. Возмущение вылилось в политические памфлеты, направленные против книги. В 1930 году она была запрещена в Германии. В 1933 году все произведения Ремарка отправились в печально знаменитые костры. 10 мая первая широкомасштабная демонстрация состоялась перед Берлинским университетом, студенты собрали 25 тысяч томов еврейских авторов; 40 тысяч «не проявивших энтузиазма» наблюдали за действием. Подобные демонстрации имели место и в других университетах. В Мюнхене в демонстрации, во время которой сжигались книги, заклейменные как марксистские и антигерманские, приняло участие 5 тысяч детей.

Ремарк, не испугавшийся злобных выступлений против его книг, опубликовал в 1930 году продолжение романа — «Возвращение». В 1932 году он бежал от нацистского преследования в Швейцарию, а затем в США.

Запрещения имели место и в других странах Европы. В 1929 году австрийским солдатам было запрещено читать книгу, а в Чехословакии ее изъяли из военных библиотек. В 1933 году перевод романа был запрещен в Италии за антивоенную пропаганду.

В 1929 году в США издатели «Литтл, Браун энд Компани» согласились с рекомендациями жюри клуба «Книга месяца», выбравшими роман книгой июня, внести некоторые изменения в текст, они вычеркнули три слова, пять фраз и целиком два эпизода: один о временной уборной и сцену в госпитале, когда супружеская пара, не видевшаяся два года, занимается любовью. Издатели аргументировали это тем, что «некоторые слова и выражения слишком грубы для нашего американского издания» и без этих изменений могли бы возникнуть проблемы с федеральными законами и законами штата Массачусетс. Спустя десятилетие другой случай цензуры текста был обнародован самим Ремарком. Путнам отказался публиковать книгу в 1929 году, несмотря на ее огромный успех в Европе. Как говорит автор, «какой-то идиот заявил, что не станет издавать книгу «гунна»».

Тем не менее «На Западном фронте без перемен» была запрещена в 1929 году в Бостоне на основании непристойности. В том же году в Чикаго таможня США арестовала экземпляры английского перевода книги, который не был «отредактирован». Кроме того, роман значится в числе запрещенных в исследовании о школьной цензуре общества «Народ за американский путь» «Нападения на свободу обучения, 1987–1988»; поводом здесь был «непристойный язык». Цензорам предлагается изменить тактику и использовать эти протесты вместо таких традиционных обвинений, как «глобализм» или «крайне правые пугающие высказывания». Джонатан Грин в своей «Энциклопедии цензуры» называет «На Западном фронте без перемен» одной из «особенно часто» запрещаемых книг.

Автор:Михаил Зощенко

Год и место первой публикации:1943, Москва

Опубликовано:в журнале «Октябрь»

Литературная форма:повесть

В «Прологе» автор утверждает, что «это книга о том, как я избавился от многих ненужных огорчений и стал счастливым». Другими словами, это — дневник самоанализа писателя. В начале книги автор-герой задается дерзновенным вопросом: «Что за страдание, которому подвержены люди? Откуда оно берется? И как с ним бороться, какими средствами? (Кроме веревки и пули.)» Поняв, что причина несчастий кроется в его собственной жизни, он обращается к воспоминаниям о ней — но только самым ярким и волнующим. Воспоминания постепенно ведут его от недавнего прошлого к детству и — далее — к младенчеству. Встречи с опальным Есениным, побронзовевшим Маяковским, Горьким — Первая мировая война — гимназия — etc. Все эти жизненные события, бесспорно, связаны для рассказчика внутренней общностью. Раскрыть ее поможет диагноз ленинградского врача И. Марголиса, поставленный писателю. Его приводит Александр Эткинд в книге «Эрос невозможного»: