Василий Хомченко - Следы под окном

- Петух боком повернулся. А хвост какой пышный, - засмеялась Алена. Сейчас закукарекает. А какие ставни - словно синие бабочки сели на стены и крылья распустили.

Зимин оглянулся назад, на тот берег, улыбнулся, радуясь ее смеху. Берег был уже близко, дно там мелкое, вязкое, и от весел со дна поднималась муть.

- Тут живет очень забавный Кирюша, - начала рассказывать Алена про мальчика. - Говорит, дед его пчелок пасет, и в ульях растет мед. Три годика тому Кирюше.

- Самый гениальный возраст.

- Ага, такой умненький мальчик.

Зимин был сегодня какой-то странно-сдержанный, задумчивый, не такой, как вчера или позавчера. Позавчера веревочку ей с узелками подал и был рад, когда она развязала. В город к себе пригласил и тоже обрадовался ее согласию. А теперь вот ни про веревочку, ни про поездку в город не вспоминает. "Да зачем я ему? Что у него, в городе, женщин нет?" Она глянула на молчаливого Зимина с недоверием и обидой.

- Аркадий Кондратьевич, признайтесь, у вас женщин много?

- Женщин? В каком смысле?

- Ну, которые вам нравятся и которым вы нравитесь.

Он хмыкнул:

- Которые б мне нравились? Нет.

- Как же это? Такой большой город, столько женщин.

- Народу в нашем городе миллион, - сказал он, - а я один. Вот как.

- Так нельзя. Это нам, бабам, трудно найти пару. А вы же такой мужчина...

- А я нашел. - Зимин опустил весла, бросил их, сложил руки на груди. Это та, что развязала мне узелки. - Он подвинулся сначала к одному борту, лодка качнулась, пересел к другому, похлопал ладонью по скамеечке. - Алена, сюда, смелее.

- Аркадий Кондратьевич, я не перейду, упаду в воду, - растерялась она от такого неожиданного признания. - Лодка качается. - Однако встала и, расставив руки, пошла к нему. Он тоже подался ей навстречу, взял обе ее руки в свои и посадил рядом, обняв и прижав к себе.

- Ну вот, и не упала. Вот так и посидим.

- А лодка сама плывет.

- И пусть плывет, а мы будем так сидеть и сидеть.

Все влюбленные - и юные, и взрослые - в минуты счастливого признания одинаково волнуются, говорят много, не всегда логично и умно. Такими же были и они - Зимин и Алена, так же волновались и говорили, говорили... Наконец Алена поверила в то, что Зимин и вправду влюблен в нее, и думала: что же он будет делать дальше? Поцелует? Или ей первой поцеловать его? А то словно зеленые птенцы. Она прижалась щекой к его щеке и, обхватив седую голову, поцеловала.

- Браво! Брависсимо! Ура! - донеслось в этот миг с берега, и из-за кустов вышли Валерия и Цезик, захлопали в ладоши. - Браво! Горько!

- Нам сладко, - ответил, совсем не смутившись, Зимин. - Правда, Алена?

- Сладко! Сладко! - крикнула Алена, и они теперь уже демонстративно поцеловались дважды.

- Удалой молодец девицу голубит, - пропел Цезик. - Возьмите нас в лодку.

- И правда, возьмите, - попросилась и Валерия.

Зимин направил лодку к берегу и посадил Валерию на нос, а Цезика на корму.

- Вот и сидите отдельно, - посмеялся он, - а мы с Аленой будем целоваться.

На ужин они опоздали.

Вечером, лежа в постели, Алена говорила Валерии:

- Мне так хорошо. Аркадий Кондратьевич меня любит. Это правда. Он не может обманывать. Он человек добрый, а добрые не обманывают. Я верю. Боже, как мне повезло, что приехала именно в этот санаторий и именно теперь. Где бы я его встретила? Так и жила бы одна в своем поселке. Так и жила бы...

Валерия слушала ее молча, кивала головой с накрученными на бигуди волосами, соглашаясь, что Зимин в самом деле хороший человек.

- А если он любит меня, то что? - Алена сбросила с себя одеяло, села. - Что должен сделать?

- Повести в загс и жениться, - серьезно, без тени улыбки ответила Валерия.

- В загс? - Алена настороженно смотрела на Валерию. - Сразу туда? А он мне об этом не говорил.

- Так скажи сама ему.

- А узелки на веревочке я все развязала, - улыбнулась Алена и снова легла.

Валерия не поняла, о каких узелках и веревочке идет речь, и не стала переспрашивать. Только предупредила:

- На курорте, бывает, вспыхивают такие страсти-мордасти, что... Вспомни чеховскую "Даму с собачкой".

- Я кино видела. Но ведь там любовь несчастная. Он и она - семейные. А мы с Аркадием Кондратьевичем оба одинокие.

- Ну так и радуйся. И дай бог тебе счастья. Женой ты будешь примерной, верной. Можешь еще и ребенка ему подарить.

- Ребенка? Нет уж, поздно.

- По годам не поздно. Сорок шесть только. Можешь.

- Если бы... - с тоской в голосе промолвила Алена.

Валерия не заметила ее тоски, сказала о своем:

- А Цезика, этого пузанка, надо водить, как теленка на веревочке. Послушный теленок. Твой ровесник, а... - Валерия покачала головой, затряслась от смеха, - будто все впервые.

- Как впервые? - не поняла Алена. - Он же был женат.

- И теперь считается женатым, жена поехала без развода и два года голоса не подает.

- Он любит вас?

- Пусть только попробует не любить, - смеясь, погрозила она пальцем.

- Так вы, может, и поженитесь?

- Ой, Алена, наивная ты, - сразу посерьезнела Валерия. - Во-первых, я старше его, и намного. Для женщины это большая преграда. Да и любовь наша курортная. Налюбимся, разъедемся. И все. Это у вас серьезно.

В дверь постучали. Валерия и Алена натянули повыше одеяла, крикнули, чтобы заходили. Вошел Семен Раков, в майке, спортивных брюках, в шлепанцах на босую ногу. Принес Алене туфли, которые брал в ремонт.

- Готово, землячка, - поставил он туфли на тумбочку возле Алены. - Я вот подметки прибил. Правда, одна из двух кусков составлена, целой не оказалось. Но ручаюсь, надолго хватит.

Алена взяла туфли, оглядела - работа аккуратная. Поблагодарила и потянулась за кошельком, спрашивая, сколько должна за работу.

- Что ты, что ты, землячка, спасибо, что работу мне дала, а то ведь нечем заняться. Не надо мне денег. Я, если б захотел заработать, давно бы все стены в хате червонцами оклеил. Я же еще и столяр, и печник.

- Семен, а говорят, ты неженатый, - спросила Валерия. - Что ж так? В деревнях женщин хватает.

- Ага, баба у меня есть, а жены нет.

- Как это понять?

- Ну, живет у меня одна, помогает по хозяйству, а в сельсовете я с ней не расписан.

- Почему же не распишешься?

- Нельзя, не распишут. Она, - постучал себя по виску Семен, - не в своем уме.

- Больная?

- Больная. Тихая, никому зла не делает. Молчит целыми днями, только изредка словечко какое скажет. И живет у меня с войны. Молоденькая была, совсем дитя, когда ее снасильничали, а потом расстреляли каратели. А она ожила, выползла из сарая, пришла в себя. Из детдома она была. Мать моя приютила ее в своей хате. Вот и живет с тех пор. А красавица была... Да и теперь красивая.

- Замолчи! - вдруг вскрикнула Алена, зажав руками уши. - Уходи отсюда! Уходи!

- Алена, что с тобой? - испугалась Валерия и, не стесняясь Семена, в одной сорочке подбежала к ней, присела на край кровати. - Успокойся, ну не надо. - Она трясла всхлипывающую Алену за плечи, гладила ее по голове. - Я дам тебе сейчас валерьянки. - Накапала в стакан капель, добавила воды и заставила Алену выпить. - Ты снова что-то вспомнила. Не надо вспоминать, не думай о прошлом.