Михаил Ишков - Валтасар (Падение Вавилона)

Ночью Нур-Сина разбудила запыхавшаяся Нана-силим и сообщила, что его спрашивает какой-то незнакомец. Хранитель музея спустился по лестнице, подставленной ему арабом по имени Салман. Тут и проснувшийся Шума попытался подсуетиться, поддержал спускавшегося на четвереньках, задом, путавшегося в подоле ночной рубашки хозяина. С балкона, видимая в лунном свете, глянула встревоженная Луринду. Нур-Син снизу помахал ей рукой - иди, мол, спать. Так, в нижней рубашке и приблизился к двери. Глянул в специальное отверстие. У порога томился человек в темном плаще с капюшоном накинутом на голову. Рядом двое вооруженных мечами мужчин. Лиц их, упрятанных в тень стены, разобрать было невозможно.

Незнакомец откинул капюшон.

Нур-Син торопливо откинул засов, распахнул дверь, удивленно воскликнул.

- Это ты, Рабайя? Что случилось?

- Ваш отец, почтенный Набузардан, с вечера плохо почувствовал себя. Приказал вызвать молодого господина к нему в дом.

- Подожди, я сейчас оденусь.

- Поторопитесь, молодой господин.

Добравшись до знакомого с детства, массивного, выступавшего на мостовую, родового особняка, более напоминавшего крепость с башенками по углам, с ризолитами, с малюсенькой дверцей в проулок, выкрашенной в яркий красный цвет, Нур-Син на мгновение замешкался. Ему показалось, что дверь вроде омыли кровью. Он, не веря глазам, потрогал пальцем крашеную поверхность. Глупости! Дверь как дверь, а красный цвет отгоняет злых духов. Рабайя постучал, дверь тут же распахнулась, и Нур-Син вошел в набитую тьмой прихожую. По привычке, привитой Гугаллой, не глядя, сунул руки в глиняный сосуд, всегда наполненной свежей водой, омыл их. Теперь воду обязательно сменят, таков порядок был издавна заведен в отцовском доме.

Прошел в малый двор, затем, пропустив вперед слугу, поспешил за Рабайей на главный двор. Здесь Нур-Сину проводник уже был не нужен, он прямиком направился в дальний угол, в беседку. Так и есть - отец ждал его, как обычно устроившись на усыпанной подушками тахте. Набузардан был не один, на соседней лежанке горой возвышалась фигура, укрытая широкой накидкой.

- Мир тебе, отец. Мир твоему гостю.

- Садись, Нур-Син. Времени у нас мало. Расскажи, что там во дворце? Готовятся к встрече Нового года?

- Да, отец. Мне приказано сочинить новые гимны к празднику. Их будут распевать лицедеи на ритуальном представлении во дворце. Лабаши сам пожаловал в музей и принес переведенные стихи, которые прислали ему из Ионии, от греков. Написал их какой-то слепой певец, в них повествуется о войне в Малой Азии, которую греки вели с теми, кого мы называем киммерийцами, осевшими на берегах Верхнего моря. Я спросил, как согласовать героические деяния чуждых Вавилону воинов с похождениями Гильгамеша? Он ответил, никак, нам дела нет до варваров. Мне следует только воспользоваться размером, каким написаны варварские стихи.

- Ну и?..

- Я просмотрел перевод. Там говорится об обидах, оскорблениях, о наглости военного вождя греков, ни во что не ставившего своего самого могучего воина.

- Больше Лабаши ничего не заказывал? - неожиданно подал голос незнакомец. - Например, что-нибудь вроде этого, на чужеземный манер?

Он процитировал:

Вокруг тишина, только слышно в ночи,

Как тешит египетскую кошку проныра-писец.

Она визжит, ибо приятны ей ночные забавы.

Повизгивает и проныра, дорвавшийся до царской плоти.

Нур-Син открыл рот от удивления, затем воскликнул.

- Боги мои, это же Набонид!

- Он самый, - подтвердил царский голова и откинул капюшон. - Ну, рассказывай, сынок, как вы с Нериглиссаром и его недоноском договаривались сбросить меня с насиженного места и отправить в почетную ссылку. Или прямо в бездну, в страну Эрешкигаль?

- Нет, господин, о казни и речи не было! Нериглиссар убеждал меня, что ради спокойствия в государстве он готов на все, - писец усмехнулся. - Он во многом меня убеждал.

- Что ж ты перестал подпевать ему? Сочинил бы на пару с Лабаши похабные стишки о том, что я ворую направо и налево, сплю и вижу, как бы поскорее напялить на себя корону. Вот послушай очередной опус этого прыща.

Набонид звучно продекламировал стихи, звучавшие очень необычно для благовоспитанного уха.

Вокруг тишина, только слышно,

Как кто-то проворный ворует с чужого поля лук.

Отгадайте, добрые люди, кто у нас охоч до чужого добра?

Кого ждет праведный суд?

Гость продолжил.

- Чуешь, что ждет воришку? Праведный суд. За ретроградство, за приверженность к традициям, за то, что развалил государственный аппарат, позволивший в течение трех месяцев собрать припасы для войны с Пиринду. Ведь ты же сам занимался этим, Нур-Син! Вот и напомнил бы правителю, в чем состоит его долг. Если Нериглиссар желает царствовать, он должен править в интересах города. Но это все слова. Поговорим о тебе. Ты имел сегодня разговор с Балату-шариуцуром?

- Да, уважаемый Набонид. Это был какой-то странный разговор.

- Ничего в нем нет странного. Он предлагал тебе отослать Луринду к его соплеменникам на канал Хубур?

- Да, уважаемый...

- Отправь немедленно. Перед рассветом к твоему дому подойдет повозка, пусть она будет готова.

- Но, уважаемый...

- Сам приготовься к худшему. У тебя в доме есть помещение, в которое не сможет проникнуть посторонний?

- Да, уважаемый...

- Там и ночуй до заседания государственного совета. Вооружи рабов.

- Зачем, уважаемый...

- Ты слушай, что тебе говорят, - вставил замечание отец. - Если ты слеп и глух, то помалкивай и внимай мудрым. Женку свою, порченную смокву, вывези в первую очередь, - он помолчал, потом угрюмо добавил. - Лучше, конечно, оставить её в доме, чтобы наемным убийцам хотя бы какая-нибудь работа нашлась.

- Отец!.. - воскликнул Нур-Син.

- Ладно, - оборвал его Набузардан. - Пусть живет, все-таки внучка Рахима. Вот кого нам не хватает в эту минуту, Набонид. Что скажешь?

- Да, Рахим быстро соображал. Мы уже в эту ночь расправились бы с ублюдком.

- На нет и спроса нет.

- Отец, - воскликнул Нур-Син. - Уважаемый Набонид, объясните, в чем дело?

- В том, что Нериглиссар вот-вот поддастся на уговоры окруживших его проходимцев и лизоблюдов. Они уже давно требуют выдать им мою голову. Они хотят толкнуть царя на решительный шаг, после которого уже не будет возврата к нынешнему положению в стране. Они надумали сотворить какое-нибудь злодеяние и обвинить в нем моих людей, а потом и меня. По мнению Лабаши и его окружения, лучше, чем ты, кандидатуры не придумаешь. Молокосос рассчитывает, что когда Набузардан узнает, кто совершил убийство, он тоже примет их сторону. В этом случае перевес в совете будет на стороне крикунов.

- Но зачем убивать меня и мою смоквочку? - воскликнул Нур-Син.

- Неужели непонятно, - ответил Набонид. - Ты - реальный кандидат на должность царского головы, который займет этот пост после того, как на совете в вопросе о войне с Лидией я, по расчетам Лабаши, займу отрицательную позицию. О том, что тебя прочат на мое место, в городе известно всем, и твоя отставка с этой точки зрения выглядит всего лишь как уловка, нежелание осложнять отношения со мной в преддверии новогодних торжеств.