Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 2

Щегловитов . — Эти подробности, простите, у меня сейчас не сохранились…

Завадский . — Прокурор утверждал, что нет состава преступления, так как политические мотивы не доказаны.

Щегловитов . — Ведь, самая забастовка, я помню, была на экономической почве; а затем уже, так сказать, политический характер приобрело столкновение с войсковыми частями, которые были там вызваны…

Завадский . — Было два дела. Одно дело о стачечном комитете: здесь был поставлен вопрос о политических мотивах. Затем, другое дело было о вооруженном сопротивлении, — так было квалифицировано, — и вопрос шел о достаточности улик.

Щегловитов. — По отношению первого речь шла о 126 ст. Угол. Улож.

Председатель . — Вы не помните вашу беседу по этому поводу с прокурором иркутской палаты?

Щегловитов . — Я помню, что было известное разногласие у меня с ним, которое разрешилось на основании соображений, которые были представлены обер-прокурором уголовного кассационного департамента. Так у меня в памяти это осталось…

Председатель . — Скажите, что вам было известно, как генерал-прокурору, о деятельности Азефа?

Щегловитов . — Ничего решительно, кроме того, что обнаружилось по запросу, который предъявлялся покойному председателю совета министров Столыпину государственной думой.

Председатель . — Не обращался ли к вам Азеф с какими-то прошениями, и если обращался, то с какими именно?

Щегловитов (думает). — Я не получал заявлений…

Председатель . — Вы ни от кого не получали указаний на причастность Азефа к убийству Столыпина?

Щегловитов — думает.

Председатель . — Вы не помните настояний Бурцева о предании суду ряда лиц, в связи с деятельностью Азефа?

Щегловитов . — От Бурцева поступали заявления…

Председатель . — Как вы отнеслись к этим заявлениям?

Щегловитов . — Как к заявлениям, которые не могли быть использованы, потому что они были весьма неопределенны: они сводились к готовности дать все разоблачения, которыми располагал Бурцев…

Председатель . — Вы говорите: эти заявления были слишком неопределенного свойства, и потому не давали вам основание к каким-нибудь распоряжениям?

Щегловитов . — Я помню, что одно, вероятно, самое определенное, — может быть, первое, которое поступило, — я направил в министерство внутренних дел, потому что оно касалось деятельности органов этого ведомства.

Председатель . — Но в виду тех ужасных разоблачений, которые делались с трибуны государственной думы и в связи с ними, не казалось ли вам необходимым обратить особенное внимание на малейшие указания, касающиеся дела Азефа?

Щегловитов . — Да, я неоднократно покойному Столыпину на это указывал, — на необходимость в этом отношении возможно большего выяснения… Он мне говорил всегда, что все, зависящее в этом отношении от министерства внутренних дел, — делается.

Председатель . — Делалось все, зависящее от министра внутренних дел… Так. Ну, а все зависящее от министра юстиции?

Щегловитов . — Но ведь в этом отношении закон связывал министра юстиции, — прежний закон, касавшийся порядка 1085 ст.

Председатель . — Эти указания делались Бурцевым только в бытность министром внутренних дел Столыпина?

Щегловитов . — Нет, мне думается, что и позже. Я вот не могу вам наверное удостоверить, были ли два или три заявления; во всяком случае, не одним ограничился Бурцев…

Председатель . — И что же было сделано по этим заявлениям?

Щегловитов . — Первое было направлено в министерство внутренних дел…

Председатель . — При Столыпине?

Щегловитов . — Да, мне думается, при Столыпине…

Председатель . — А последующие — после Столыпина?

Щегловитов . — Последующие, мне казалось, были неопределенного свойства и сводились к предложению дать объяснения по тем вопросам, которые могли быть предложены…

Председатель . — И следовательно?

Щегловитов . — Тут ничего предпринять нельзя было, потому что дипломатическим порядком политические дела не могут быть проверяемы.

Председатель . — Причем же тут политические дела? Ведь в заявлениях Бурцева говорилось об убийственной деятельности Азефа, которая была убийственна и в моральном смысле и в том смысле, что он организовал убийства… Эта деятельность выходила за пределы политических преступлений и, притом, была деятельностью не политического деятеля, а агента правительства.

Щегловитов . — Но самые преступления носили характер политический: ведь ему приписывалось участие в убийстве великого князя, кажется…

Председатель . — Но разве вам не известны в истории русского правосудия случаи, где, обусловливая выдачу соблюдением некоторых процессуальных обрядов, иностранные державы выдавали русским властям политических преступников именно тогда, когда политическое преступление было связано с общеуголовным? Так что ваше возражение, казалось бы, должно было отпасть…

Щегловитов . — Надо было начать с предварительного следствия. Нужно было, чтобы требование исходило от судебной власти. Ведь не иначе можно было…

Председатель . — Вы опять ссылаетесь на административные гарантии?

Щегловитов . — На административные гарантии…

Председатель . — Но сделали вы попытку, в виду заявлений Бурцева, снестись с начальством Азефа, то-есть с министерством внутренних дел? А если не сделали, то почему не сделали?

Щегловитов . — У меня в памяти не удержались эти обстоятельства, то-есть были ли сношения с министерством внутренних дел по второму заявлению, или нет…

Председатель . — Если допустить, что не было этих сношений, то в силу каких соображений не сделали вы этого необходимого для представителя юстиции шага?

Щегловитов . — Я очень затрудняюсь ответить… Мне кажется, что невозможно было бы предъявить требование относительно допроса, за нахождением заявителя вне нашей территории…

Председатель . — Но вам это препятствие не казалось преоборимым и слишком внешним, сравнительно с серьезностью дела? Потому что дело шло об обвинении целой правительственной системы в том, что она пользуется убийствами, или по крайней мере в лице своих агентов допускает, а в некоторых случаях даже организует убийства, и притом весьма высокопоставленных лиц в государстве?…

Щегловитов . — Совершенно верно. Это обстоятельство было, очевидно, мною упущено.

Председатель . — Переходя опять к отдельным случаям, я хотел бы просить вас вспомнить варшавское дело о злоупотреблениях инженера Маршевского, при постройке моста через реку Вислу, в 1911 году: вы по этому поводу входили с докладом о необходимости прекращения высочайшей волей расследования о действиях Скалона?