Игорь Бестужев-Лада - Очень уж краткая история человечества с древнейших времен до наших дней и даже несколько дольше

Казалось, позиционная война, в отличие от обычной, может быть бесконечной. Но у нее оказалось уязвимое место: экономика. Солдаты в окопах годами могли гибнуть миллионами. Но при условии трехразового питания. Рабочие и работницы в тылу могли работать по шестнадцать часов в день, но при том же условии. Там же, где экономика давала сбой и питание прекращалось, — армия капитулировала (впрочем, до этого все четыре года войны не доводили нигде), а тыл выстраивался в очереди за пайками.

К февралю 1917 года в столичном российском Петрограде очереди достигли астрономических размеров. Начались демонстрации. Разогнать их послали солдат гарнизона. Солдаты начали брататься с демонстрантами. Власть потеряла опору. Началось безвластие, подхлестываемое, с одной стороны, экстремистами, с другой — уголовниками. Теоретически существовало несколько вариантов выхода из положения. Выбрали самый глупый, самоубийственный.

Царь был далеко и от Петрограда, и от фронта: в своей ставке верховного главнокомандующего. Полководцем он был в лучшем случае на уровне полковника. Но должен был играть роль фельдмаршала, потому что других авторитетов не было: старики-генералы были тотально импотентны и грызлись между собой; братья, дяди и племянники — великие князья в генеральских чинах — погрязли в сварах. Энергичных молодых генералов, которым не под семьдесят, а хотя бы под пятьдесят, и которые годились на роль диктатора (это было единственное, что в такой ситуации могло спасти страну), согласно исконной российской традиции, третировали как мальчишек, пока не разразилась катастрофа.

«Когда тонешь, хватаешься за змею», — сказал как-то турецкий султан, когда придворные выразили удивление его сближению со злейшим врагом Турции — Россией. Царь поступил точно так же: забросанный паническими телеграммами из Петрограда, он пригласил к себе в ставку на совет ненавистных ему лидеров Госдумы (разумеется, законопослушных, но плативших монарху такой же неприязнью).

Лидеры вознамерились стать реальным правительством (вместо впавшего в прострацию царского). Хотя для этого не было ни субъективных, ни объективных оснований. Все думцы всегда могли только вести дискуссии, а не управлять страной. Кроме того, повторяем, обстановка была такова, как если бы лошади понесли — тут удержать вожжи мог только умный волевой диктатор. Но уж очень привлекательны министерские посты. Для этого надо было всего ничего: уговорить царя отречься от престола в пользу несовершеннолетнего сына — и регентствовать вволю. Поэтому акт об отречении (равносильный самоубийству в такой стране, как Россия) казался пустой бумажкой. Но возникло опасение, что такая явная фикция лишь подольет масла в огонь, и самоубийственная идея отречения, уже ставшая популярной, заменила сына императора — младшим братом. Брат отказался, и возникла ситуация декабря 1825 года: «свято место» оказалось пустым. И в феврале 1917 года произошел уже не путч, а революция. Монархию сменила анархия. Временное правительство, наспех созданное Госдумой, не имело ни авторитета, но политической воли, ни самой политики. Страна и фронт повисли на ниточке инерции, которая, как известно, всегда и во всех случаях быстро иссякает.

Такое правительство, какое появилось, могло выставить только два лозунга.

• Удерживать фронт; мало того, помочь союзникам усилением активности на нем (а это значит новые миллионы убитых и раненых).

• Отложить все злободневные вопросы (и прежде всего вопрос о земле, половина которой была в руках горстки помещиков) до конца войны, до победы.

И это в условиях, когда экстремисты вовсю развертывали демагогию: конец войне, мир народам, землю крестьянам, фабрики рабочим и так далее.

Через считанные недели, когда очередное наступление на фронте провалилось, стало ясно, что социальный взрыв неизбежен.

Незадолго до этого в германский генштаб поступила информация, что среди русских экстремистов-эмигрантов в Швейцарии есть человек, который берется развалить русский фронт. Не ради денег, а чтобы вызвать такой же эффект на других фронтах и произвести мировую революцию. Ну на безумные идеи внимания обращать не стали, а вот перспектива развала фронта была привлекательной…

Этого человека и его подельников в специальном вагоне провезли из Швейцарии через Германию, Швецию и Финляндию в Петроград, где он на выделенные германским генштабом деньги занялся подготовкой госпереворота. Собственно, политическая организация для этого уже имелась. Она называлась Российская социал-демократическая рабочая партия (большевиков), но фактически представляла собой хорошо налаженную мафиозную структуру, готовую на любое преступление — в том числе государственное.

Возникла дилемма: либо военная диктатура, которая арестовала бы заговорщиков и стабилизировала бы положение в стране (об этом просили многие, в том числе лидеры правых социал-демократов), — либо хорошо подготовленный социальный взрыв, путч, развал фронта и ожидание мировой революции (приемлемое только для фанатиков).

Временное правительство, совершив перетасовку кадров в смысле «полевения» кабинета, продолжало тянуть время в пустой болтовне, да притом допустило отказ от самоохраны, сделав себя заложником любой активной группы заговорщиков.

В результате 7 ноября 1917 года хорошо организованная горстка фанатиков мировой революции (большевики — экстремистское крыло социал-демократии, по фанатичности похожее на нынешних талибов) в результате ночного налета арестовала правительство и провозгласила собственное: фиктивную «советскую власть». Для проформы в «советы» включили поначалу нескольких представителей крайних левых партий, но затем их быстро убрали физически. И демагогические лозунги экстремистов сделали свое дело: фронт развалился, началась анархия, повальные насилия и грабежи — и все это под лозунгом «Власть советам!»

Германский генштаб не прогадал. Агент его влияния в феврале 1918 года подписал капитулянтский мир — такой, каким он мог быть, если бы Германия разгромила Россию в войне. К Германии отошли Польша, Прибалтика, Белоруссия, Украина плюс к этому Россия выплачивала миллиардные контрибуции золотом, зерном, углем — всем, в чем так нуждалась изнемогавшая в войне Германия. Этот мир продлил мировую войну еще на девять месяцев, и если бы на помощь французам и англичанам не пришли американцы, неизвестно, капитулировала ли бы Германия. Скорее всего пришлось бы идти с ней на компромисс.

Демагогия большевиков не сразу подняла против них здоровые силы общества. Только когда начался погром «среднего класса» (глава царского правительства, убитый террористами за несколько лет до войны, сумел поднять до этого уровня чуть ли не треть крестьянства, включая казачество), только когда началось массовое истребление дворянства, буржуазии, интеллигенции, только когда закрыли рынки и открыли простор «черному рынку», только когда ликвидировали деньги, заменив их бесполезными «дензнаками», и вызвали финансовую катастрофу, наконец, когда в третий раз стали реквизировать урожай у крестьян — только тогда страна поднялась против своих отечественных «талибов».