Майор Массар - Шпионки в Париже

– Для прохождения… Вперед… Марш!

Горнисты затрубили, и войска прошли перед нагромождением нижних юбок.

Подошел доктор Соке, расстегнул ей блузку и ощупал грудь.

– Смерть наступила от пули в сердце, – сказал он, отмывая свои красные от крови руки.

Обе сестры милосердия, продолжали молиться, сменяя друг друга. Младшая сестра Мари приблизилась и сняла кольцо с пальца мертвой. Великолепный подарок, без сомнения, от последнего любовника!

– Не желает ли кто-либо забрать тело? – спросил секретарь суда.

Я взглянул на адвоката.

Никто! O, неблагодарность! И бронзовое тело танцовщицы в ста покрывалах, – или без них, – это тело, вызывавшее страстные желания и горячие споры, было брошено в грубо сколоченный еловый гроб, потом его погрузили как обычный ящик на запряженную лошадьми телегу. У меня до сих пор перед глазами два обозных солдата, сидящие на гробе и философски курящие трубку, переговариваясь с обоими конными жандармами, сопровождавшими повозку верхом.

На кладбище была только имитация захоронения. Тело отнесли в амфитеатр и препарировали; куски его были рассеяны почти повсюду.

Так закончилась жизнь Манон… Простите! Так закончилась жизнь Маргареты Зелле, прозванной Матой Хари, в возрасте 41 года.

Немцы много пользовались женщинами для получения разведывательных сведений. Прежде всего, обычно мы испытываем больше благосклонности или доверия по отношению к женщине, и она потому может пройти везде. Затем у нее есть оружие – улыбка, которая отвлекает внимание даже самых бдительных. Наконец, она легче соглашается выполнить деликатные и значительные задания, потому что не чувствует их опасности, и потому что думает, что «это совсем естественно».

В шпионской школе, которую немцы устроили в Лоррахе, в Великом герцогстве Баденском, и во Фрейбурге в Брайсгау, большинство учеников составляли женщины.

Впрочем, «Академией» руководила женщина.

Мы напомним, что Мата могла входить – мы не сказали, что устраивалась – даже в кабинет министра иностранных дел и в кабинет военного министра, повторив, таким образом, на сорок лет позже подвиги немецкой баронессы Каулы, ставшей подругой военного министра генерала Курто де Сиссе.

Мата Хари была самой выдающейся шпионкой войны, и немцы все еще не успокоились после этой своей потери: они отчаянно защищали ее и даже сочли возможным сравнивать ее с мисс Кэвелл, которую они убили в Брюсселе.

У них хватило наглости воспользоваться случаем Маты Хари для антифранцузской пропаганды. Они посвятили ей несколько фильмов, которые они распространяли в кинотеатрах всего мира; они ее представляли – главным образом, в Америке – как героиню и большую патриотку, в то время как она была только женщиной легкого поведения без сердца и без родины, жадной до денег.

Немецкий писатель Вильгельм Фишер утверждал, что французское правительство колебалось около недели, прежде чем решиться расстрелять Мату Хари, «настолько ее осуждение казалось скандальным».

Голландская газета «Algemeen Handelsblad» дошла до того, чтобы напечатать: «Мата Хари не смогла представить свою защиту; она была осуждена, не будучи услышана».

Пусть вражеские газеты изобретают подобные глупости, все это еще можно понять. Но когда французы заводят у себя защитников этой шпионки, вот это смущает воображение.

До открытия дебатов обвиняемая заявила полковнику Санпру, председателю военного трибунала, что она собирается говорить долго. Полковник ей просто возразил, что для нее самой лучше бы было отвечать на точные вопросы, которые он бы ей ставил, и ответы на которые она вполне вольна была бы объяснять. Мата Хари не настаивала и говорила, впрочем, довольно долго.

Такова правда.

Итак, вот бумага, которую мы получили, напечатанная синим цветом на пишущей машинке. Мы цитируем ее близко к тексту:

«Верно ли, что Гертруда Зелле, она же Мата Хари, укрывшаяся в начале войны в мирном убежище далеко от театра военных операций, была принуждена французской разведывательной службой пойти на службу к этой организации?

Что ей была навязана опасная миссия под страхом заключения в тюрьму в случае отказа?

Что ей пришлось, после разоблачения хитрыми немцами, признать свою роль под дулом браунинга?

И что она из-за этого была расстреляна по ее возвращению?

Если же это неверно, то необходимо это опровергнуть, так как этот тезис наносит вред блестящему образу французского "рыцарского" характера. Но тогда нужно предъявить несколько бесспорных и поддающихся проверке документов, которые предоставили бы доказательства, не вызывающие сомнений. Действительно существуют основательные предположения в пользу вышеупомянутого тезиса. На самом деле, Гертруда Зелле, весь мир это знает, легко зарабатывала деньги, чтобы обеспечить себя всей роскошью, благодаря своей известности артистки. Зачем же ей было нужно рисковать жизнью в ремесле, где можно потерять голову, которым занимаются только бедные? И, кроме того, существуют некоторые разоблачения иностранного источника, которые будут переведены в ближайшее время…»

Эта записка не была подписана. Исходила ли она от француза? Это невероятно, так как она просто воспроизводит в чистом виде немецкую версию, во всех ее частях. Если только написавший это не был писателем, романистом с богатым воображением, исследователем запутанных моментов…

Вопросы, заданные выше, абсурдны. Я снова могу утверждать, как человек, слышавший речи шпионки во время обоих судебных заседаний, что:

1. Мата Хари признала, что была в машине префекта полиции Берлина в день объявления войны. Она сыграла роль медицинской сестры в Виттеле, расспрашивая там наших летчиков;

2. ей не навязывали миссию: напротив, она сама предложила себя нашей службе, чтобы не быть арестованной – как поступают все шпионы в предчувствии безвыходной ситуации;

3. ее расстреляли не потому, что она отказалась нам служить, но потому что было представлено доказательство того, что она добросовестно помогала немцам, за 20000 гульденов, 10000 гульденов, и, по возвращении из Испании, за 15000 песет.

У Маты после возвращения из Мадрида не было ничего. Она признала, что нуждалась в деньгах, и что получила суммы, указанные выше, из рук главы немецкого шпионажа в Амстердаме и в Антверпене, и из рук немецкого военно-морского атташе в Мадриде (или скорее, по приказу лейтенанта флота фон Крона, при посредстве дипломатической миссии X.).

Что касается дипломатических разоблачений, то мы ожидаем их с твердостью.

Признание о своих отношениях с немцами и о происхождении денег формально было сделано самой обвиняемой. Она только утверждала, что эти деньги служили для оплаты не разведывательных сведений, а ее любовных услуг!