Константин Романенко - Последние годы Сталина. Эпоха возрождения

А версия о состоянии «опьянения» вообще сводила вероятность постановки диагноза к нулю. Напомним и случай со Ждановым, когда двое «профессоров» при наличии электрокардиограммы поставили неверный диагноз (если, конечно, не сделали этого умышленно) и исключили инфаркт.

Разоблачение заговорщиков могло наступить лишь при условии, если бы больной пришел в себя. Поэтому Хрущев с Игнатьевым сделали все, чтобы этого не произошло. Та же версия «опьянения» была навязана и начальнику караула Хрусталеву, он тоже был введен в заблуждение.

И присутствие врача способствовало обману. Позже, когда охрана стала догадываться, что ее провели, исправить уже ничего не представлялось возможным, а любые попытки объективно изложить происшедшее были чреваты лишь угрозой для собственной жизни.

О том, что такая угроза была не гипотетической, свидетельствует много фактов, на которые исследователи обратили внимание уже давно. В книге А. Н. Зенкевича «Тайны уходящего века — 3» указывается, что телохранитель Сталина полковник Хрусталев, которому вождь якобы дал команду «спать», вскоре после его смерти « безвременно скончался »(!), избавив историков (или следователей?) от ненужных вопросов.

Полковник скончался тихо, по неизвестным причинам, — здоровый охранник, атлет. Напомним, что незадолго до смерти Сталина, 17 февраля 1953 года, «безвременно» скончался полный сил комендант Кремля генерал Косынкин. Не слишком ли много совпадений?

Затем «покончили с собой» еще два охранника из группы, обслуживающей Вождя. Но еще перед этим практически всех, кто охранял Сталина, выслали из Москвы». С. Аллилуева пишет: «Весь персонал и охрана… были уволены. Всем было велено молчать. Дачу закрыли, и двери опечатали. Все имущество и мебель вывезли. Никакой дачи «не было».

Официальное коммюнике правительства сообщило народу ложь: «Сталин умер в своей квартире в Кремле». Вторая ложь заключалась в том, что в правительственном сообщении, обнародованном только 3 марта, расплывчато говорилось лишь о болезни Сталина.

При изложенной реконструкции событий рассказ Лозгачева уже не кажется лепетом инфантильного идиота. Наоборот, он естественно объясняет бездеятельность охраны, но в 11.30 вечера 1 марта охрана наконец соображает, что при любом состоянии опьянения нормальный сон человека так долго продолжаться не может.

Старостин снова звонит Игнатьеву, приезжавшему утром на дачу, но министр, уже информированный Хрущевым, что его пост займет Берия, переадресовал начальника караула к новому «шефу». Однако в такой щепетильной ситуации Берия не спешит принимать на себя полномочия, ведь официального решения еще нет. Поэтому вторично, к ночи 1 марта, Хрущев приехал в Кунцево с Булганиным и Игнатьевым.

Чтобы создать видимость, что инсульт у Сталина произошел после того, как он якобы встал с постели, приехавшие заставили охрану переодеть больного. О том, что смысл этого переодевания заключался в маскировке, свидетельствует домашний халат, одевать который в противном случае не имело смысла.

Об этом переодевании, осуществленном в его присутствии, Хрущев проговорился, но он перенес его на момент прибытия врачей утром 2 марта: « …ему сразу разрезали костюм, переоделии перенесли в большую столовую, положили на кушетку, где он спал и где побольше воздуха ».

С. Аллилуева тоже пишет: «Наконец члены правительства потребовали, чтобы больного перенесли в другую комнату, переодели… — все еще без врачей… Они уверяли охрану, что не надо паниковать».

Впрочем, отдавая такое распоряжение, даже не нужно было заходить в помещения дачи, но уже само это переодевание тоже свидетельствует, что Хрущев с утра знал, что произошло. Он был на месте и именно с членом правительства — Игнатьевым. Кстати, сам Никита тогда членом правительства не являлся.

Более того, увидев очевидно беспомощное состояние больного, он уже не сможет отделаться демонстрацией непонимания ситуации, но пока вызов врачей был для Хрущева опасен. Больной еще мог прийти в себя, «тогда — конец». Но он не мог уехать с места, не повидав больного.

Но после этого переодевания у охраны уже не оставалось сомнений в том, что ее обманули; она взбунтовалась, но ей нечего было предпринять больше, как снова звонить заговорщикам. И в три часа ночи вся группа собралась на даче. Берия и Маленков все-таки решают лично оценить ситуацию и уже совсем откровенно, цинично обвиняют Старостина в паникерстве.

Однако и на этот раз заговорщики продолжают тянуть время. Идеальный для них вариант — скорейшее наступление смерти Сталина; они приехали лишь для того, чтобы убедиться в ее приближении. Преступники собрались без врачей, и они знали, что делали. Только около 10 часов утра появляются врачи, но это не лечащие практики. Это чиновники от медицины. Эксперты. Профессионала-специалиста по сердечно-сосудистым болезням А.Л. Мясникова доставили на место событий только к 21 часу 2 марта. Фактически врачебная помощь не оказывалась больному более 40 часов.

Но и теперь, даже к утру 2 марта, создавая себе алиби, преступники стали вызывать в первую очередь не врачей, а членов Политбюро. Иначе для чего понадобились Ворошилов и Каганович?

«Когда меня ночью вызвали на Ближнюю дачу, — пишет Каганович, — я застал там Берию, Хрущева и Маленкова. Они мне сказали, что со Сталиным случился удар, он парализован и лишился дара речи, что вызваны врачи. Я был потрясен и заплакал. Когда мы зашли в комнату, где лежал Сталин с закрытыми глазами, он открыл глаза и обвел нас всех взглядом, всматриваясь в каждого из нас. По взгляду видно было, что он сохранил сознание, силился что-то сказать, но не смог и вновь закрыл глаза. Мы все с глубокой скорбью и печалью смотрели на Сталина, находившегося в тяжелом состоянии. Вскоре приехали остальные члены Политбюро: Ворошилов, Молотов, Микоян и другие».

Молотов рассказывал: «Сталин лежал на диване. Глаза закрыты. Иногда он открывал их и пытался что-то говорить… Когда он пытался говорить, к нему подбегал Берия и целовал его руку».

Но врачей все еще не было. Хрущев пишет: «Условились также (?! — К.Р. ), что вызовем и врачей». Лозгачев свидетельствует: «Лишь в половине восьмого приехал Хрущев, утешив: «Скоро будет медицина». Около девяти часов приехали врачи…» «Прибыли Каганович, Ворошилов, — продолжает Хрущев, — врачи. Из врачей помню известного кардиолога профессора Лукомского. А с ним появился еще кто-то из медиков, но кто, сейчас не помню».

Следует напомнить! Как уже сказано, Берия, Хрущев и Маленков пригласили не лечащих врачей для спасения больного, а «экспертов». Помимо Лукомского (делавшего экспертизу и давшего заключение о неверности предсмертного диагноза Жданова), в первую очередь был приглашен министр здравоохранения Третьяков.