Дмитрий Боровков - Тайна гибели Бориса и Глеба

Пытаясь датировать события, описанные в саге, Н. Н. Ильин первоначально принял хронологию А. И. Лященко, подчеркнув, что «обстоятельства, вызвавшие прибытие варягов в Новгород в 1015 г., ничего общего с тем, что рассказывает сага, не имеют. С другой стороны, в саге находим подробное описание, как Эймунд и его соратники помогли отбить от Киева печенегов, которых привел Бурислейф. Осада Киева печенегами — событие 6525 (1017) г., следовательно, эймундовские варяги поступили на службу к Ярославу ранее 1018 г.». Вместе с тем он отметил, что сага ничего не говорит о походе на Русь Болеслава Храброго, который в 1018 г. в битве на Буге разбил дружину Ярослава и входившие в ее состав варяжские отряды. По его мнению: «Бегство с поля боя не могло, конечно, послужить сюжетом для эпопеи, прославляющей подвиги начальника одного из этих отрядов. Поэтому повествование саги не знает о битве на Буге, но оно хорошо запомнило самое имя победителя и роль, которую он играл в событиях, отраженных эпопеей. Бурислейф саги — это Болеслав. Нападения Болеслава в Киеве ожидали начиная с 1016 г. Для борьбы с Болеславом Ярослав нанял и содержал Эймундовских варягов: именно Болеслав „требовал от конунга нескольких деревень и торгов, примыкающих к его владениям“ (очевидно, Червенские города); Болеслав же в 1017 г. двинул на Киев полчища своих старых союзников — печенегов, которых отбили Эймунд и его соратники; в 1018 г. Болеслав занял, наконец, Киев и на место Ярослава посадил Святополка. Не с этим слабым его ставленником, дважды изгонявшимся из Киева, а с лучшим полководцем своего времени, наносившим тяжкие удары империи, победоносно сражался, по саге, Эймунд, совершая чудеса храбрости. В таком аспекте эпизоды борьбы Ярослава со Святополком могли, конечно, служить сюжетом эпопеи о подвигах Эймунда. Слабый и мало заметный Святополк поглощен в саге Болеславом, утратив в образе Бурислейфа свое самостоятельное существование. Его отличительные признаки обратились в добавочные атрибуты Бурислейфа, который стал сыном Владимира, братом Ярислейфа, и вступил с последним в ожесточенную, но неудачную, благодаря Эймунду, борьбу» {397} 397 Там же. С. 93–95. .

Н. Н. Ильин обратил внимание на то, что обстоятельства гибели Бориса в «Анонмном сказании» частично совпадают с обстоятельствами гибели Бурислейфа в саге, но полагал, что сага рассказывала не о смерти Святополка, а о смерти Бориса, тайно убитого накануне польско-русской войны 1018 г. по приказанию Ярослава, который в 1030-х гг. при содействии Церкви осуществил мистификацию, отразившуюся в памятниках Борисоглебского цикла, где гибель двух братьев была соединена в одно целое {398} 398 Там же. С. 156–169. .

Главные выводы Н. Н. Ильина сводились к тому, что сага в основном верно передает обстоятельства, вызвавшие гибель Бориса, что подтверждается всем ходом последующих событий, завершившихся канонизацией обоих братьев; а русские предания, отрывочные и противоречивые, не знали этих обстоятельств, поэтому «Сказание» дает им искусственное объяснение, приписывая организацию убийства братьев Святополку, а выполнение — преданным последнему вышегородцам.

Между тем Н. Н. Ильин нигде не говорит, что в образе Бурицлава отразились какие-либо черты Бориса, так как подобно своим предшественникам рассматривает его как собирательный образ Святополка и Болеслава. Его конечный вывод основан только на аналогиях. Следствием этого является кардинальная переоценка политической ситуации 1015–1019 гг., когда инициатором междоусобной войны между сыновьями Владимира оказывается Ярослав — амбициозный правитель Новгорода, который сначала организовал тайное убийство соперников в борьбе за власть, а в 30-х г. XI в. при содействии Церкви осуществил мистификацию, возложив ответственность за свои действия на Святополка.

Характерной чертой концепции Н. Н. Ильина и его последователей стала тенденция к преодолению летописной хронологии, которая открыла путь длямногочисленных комбинаций. Это не в последнюю очередь обусловлено существованием в древнерусской историографической традиции различных хронологических систем. К моменту создания концепции Н. Н. Ильина была уже опубликована часть наблюдений Н. Г. Бережкова, которые мы привели выше.

Один из первых критиков концепции Ильина В. Д. Королюк путем сопоставления ПВЛ с «Хроникой» Титмара Мерзебургского пришел к выводу, что Святополк не мог быть в 1015 г. убийцей Бориса и Глеба. Но, подчеркнул исследователь: «Это не значит, конечно, что следует принять малоубедительную и основанную на интерпретации такого сложного памятника, как „Эймундова сага“, гипотезу Н. Н. Ильина, полагавшего, что убийцей Бориса и Глеба был Ярослав Владимирович. Следует иметь в виду, что скандинавские саги — это очень сложный источник, складывавшийся на протяжении длительного времени, и поэтому опираться на их сведения при реконструкции событий политической истории слишком рискованно. Если связывать гибель этих сыновей Владимира с именем Святополка, то следует думать, что убийство их произошло гораздо позже, когда Святополк мог укрепиться с помощью Болеслава Храброго на киевском столе, т. е. в 1018–1019 гг.».

В. Д. Королюк допускал, что «появление двух летописных статей о столкновениях Ярослава и Святополка следует считать результатом сознательного редактирования летописного текста, предпринятого для согласования летописных известий с данными „Жития“ Бориса и Глеба, изображавших Святополка убийцей своих братьев. Неслучайно, местом битвы 1019 г. оказалась река Альта, где согласно „Житию“ погиб Борис. Именно на месте гибели мученика должен был отомстить Ярослав за его смерть. Поэтому же рассказ о действительно имевшем место сражении между Ярославом и Святополком оказался помещенным под 1016 г., так как только таким образом летописец мог наиболее убедительно доказать, что в 1015 г., когда погибли Борис и Глеб, киевским князем и их убийцей был Святополк». Таким образом, по В. Д. Королюку, в битве у Любеча «решалась судьба не Ярослава и Святополка, а Ярослава и какого-то иного его соперника на Руси» {399} 399 Королюк 1964. С. 238–240. , хотя столь абстрактная аргументация делает подобную точку зрения уязвимой.

Несмотря на слабые места концепции Ильина, она была взята на вооружение, подвергшись незначительным модификациям в ряде научных и популярных работ, хотя вопрос о том, следует ли считать мифотворцем Н. Н. Ильина или киевского князя Ярослава, остается открытым.

Академик В. Л. Янин попытался решить проблему путем применения принципа криминалистики — «отыскивая виновника, ищи того, кому преступление выгодно». А политическая ситуация 1015–1019 гг. сложилась благополучно только для одного участника событий князя Ярослава Владимировича, ставшего «самовластцем Русской земли»: «Его назвали Мудрым, и поколения читателей летописи поражались его благочестию. Больше всего он лелеял память о своих невинно загубленных братьях. Именно Ярославу приписывают инициативу причисления их к лику святых в 1021 году. Первые русские святые стали необычайно популярны на Руси. В их честь нарекали княжичей. Им строили белокаменные церкви. Рукой Глеба благословляли князей. Оплакивая братьев, люди воздавали хвалу мудрому Ярославу». Поэтому, задаваясь вопросом, выгодно ли было устранение Бориса Ярославу, историк полагал, что на него ответила вся судьба «самовластца XI века». Вместе с тем ученый подчеркивал, что «свидетельские показания» источников дают возможность предположить, что не только Ярослав, но и Святополк замарал свои руки в крови: «Если один виноват в смерти Глеба, то за смерть Бориса, как будто, должен ответить другой. Но гибель Святополка открыла для Ярослава блестящую возможность: свалить все на фактического „соучастника“, ставшего навсегда „Окаянным“» {400} 400 Янин 1969. .