Мирослав Иванов - Покушение на Гейдриха

Во время оккупации ЧСР я был определен на работу в хранилище боевых отравляющих веществ на склад № 5 в Скалке-у-Тренчина. Сделав непригодными запасы иприта, хранившегося на складе, 1 мая 1939 г. бежал из Словакии в Краков, где вступил в чехословацкую воинскую часть. Из Кракова я был направлен во Францию, а оттуда — в иностранный легион. После начала войны был переведен в чехословацкую армию во Франции. На фронте я имел звание старшего сержанта и был заместителем командира пулеметного взвода. В первом же бою я стал командиром взвода. В Англию прибыл на последнем транспорте, который уходил из Франции. 15 декабря получил звание ротмистра. 26 октября награжден Чехословацким боевым крестом. В настоящее время являюсь заместителем командира взвода в 3-й роте 1-го батальона.

Моя гражданская специальность — слесарь-механик. Я прошу перевести меня в авиацию, так как надеюсь, что знания слесаря-механика лучше всего смог бы применить в авиации… По мере сил я хотел бы внести свой вклад в дело освобождения Чехословакии, в дело нашей общей победы — нашей и союзников.

Подавая настоящее прошение, я отдаю себе отчет в том, что при переводе в авиацию я потеряю материальные преимущества, которые имею, состоя в 3-й роте 1-го пехотного батальона. Я был бы счастлив стать авиастрелком. По всем указанным выше причинам прошу положительно решить мой вопрос о переводе в авиацию».

Такова была просьба ротмистра пехоты Йозефа Габчика… После этого он попросился на курсы парашютистов. А позднее почти исполнилось его заветное желание: он стал стрелком, правда, не воздушным и, к сожалению, по воле случая, неудачливым…

Пожалуй, следует добавить, что у Йозефа были два брата и сестра. Его отец был очень беден, ездил на заработки в Америку, но перед второй мировой войной вернулся оттуда. Никто из родных О Йозефе ничего не знал, а он, соблюдая конспирацию, за время пребывания и Праге ни разу не сообщил им о себе.

Теперь о Кубише.

У него было удостоверение личности на имя Ярослава Навратила. Ростом он был выше Габчика сантиметров на пять или семь. У него были очень добрые глаза, немного выдававшиеся скулы. Широкая грудь, крупная голова и светлые каштановые волосы. Он производил впечатление угловатого, но крепко сбитого паренька. Его речь была неторопливой, немножко даже неуверенной. Когда ребята впервые появились у нас, я болел, лежал в постели. Они подошли, чтобы представиться. После первой же фразы Кубиша я воскликнул:

— А вы из Моравии!

Он удивился, а я продолжал:

— Из-под Тршебича…

Он в изумлении покачал головой.

— Я сразу это понял, потому что сам из Моравии. Мы сразу условились, как вести себя в случае ареста.

Детям я сказал, что они сыновья моих дальних родственников, много лет назад уехавших в Аргентину. А я их дядя. Ребятам я посоветовал не возвращаться домой вместе и всегда заранее просвистеть условный сигнал. Мотом мы договорились, что в случае опасности занавески на окне будут раздвинуты особым образом, а на дверях появится соответствующая пометка. Наконец, последнее: они всегда должны были звонить дважды, долгими звонками.

Спали они в моем кабинете: Габчик— на раскладушке, а Кубиш — на диване. Они пришли только с портфелями. И одежда у них была лишь та, что они носили на себе. Остальное, сказали они, осталось у Фафекоа. В портфелях были только пижамы и оружие. И больше ничего.

Первым делом они тщательно обследовали всю квартиру — от передней до вентиляционных шахт, на которые обратили особое внимание. Квартирой они остались довольны, и один из них произнес:

— Отсюда через шахту запросто можно выбраться даже без веревки…

Они делали все аккуратно. Одежду, например, вешали у постелей на спинку стула так, чтобы в случае необходимости одним движением можно было выхватить оружие, лежавшее в карманах.

Они просили нас будить их ежедневно без четверти шесть. Ровно в шесть один из них всегда куда-то ходил, якобы «за новостями». Через полчаса, не позже, возвращался. Естественно, далеко они не ходили. Мы жили тогда в Дейвице, рядом с Градом. Может быть, они ходили к кому-нибудь туда за сведениями о Гейдрихе. Могли ходить на встречу с капитаном Опалкой (его фамилию мы тоже узнали уже после покушения), он скрывался где-то поблизости в Дейвице и был, кажется, командиром всех парашютистов. Точнее говоря, десантников — это слово сегодня чаще употребляется, — которые действовали в Праге. Это предположение подтверждает случай, который произошел незадолго до покушения.

Жена как-то сказала Кубишу и Габчику, что их кто-то искал и при этом якобы представился Кралем. Он перепутал этажи и спрашивал их в квартире под нами. Габчик рассердился, — первый и последний раз я его видел раздраженным. Он воскликнул:

— Зачем он сюда ходит? Я же ему ясно сказал: никаких посещений! Пусть заботится о себе, я и без него знаю, что мне делать…

Возможно, они не подчинялись Опалке-Кралю, хотя это лишь мои догадки.

За день до покушения они с Гайским что-то бурно обсуждали, потом еще кто-то пришел, они сами открыли дверь.

Оба были курильщики, но у нас в доме никогда не курили. Они знали, что я болен, и, кроме того, понимали, что, если вдруг неожиданно нагрянут с обыском, в квартире не должно быть запаха дыма, — у нас ведь в семье никто не курил.

Вечером накануне покушения Кубиш стоял у окна, смотрел на Пражский Град и вдруг сказал:

— Хотел бы я знать, как там все будет выглядеть в это же время завтра…

— А в чем дело, Ярка? — спросила моя жена.

— Да так, ничего, — ответил Габчик.

Кубиш колдовал с гранатами и как бы между прочим заметил, прилаживая там что-то: хорошо бы, мол, они вовремя взорвались. Кубиш был очень спокоен и рассудителен. Когда наутро 27 мая мой сын Любош, отправляясь на выпускной экзамен, волновался и в последний момент еще что-то повторял, Кубиш успокаивающе улыбнулся ему:

— Спокойно, Любош. Сдашь, все будет нормально. А вечером все вместе это отпразднуем…

Габчик уже в передней шепнул:

— Если мы не придем, как обычно, не волнуйтесь, у нас есть друзья, мы можем остаться у них…

Они ушли. Немного раньше, чем обычно.

На улице они оглянулись на наши окна. Следом ушел и Любош. Светило солнце, день обещал быть чудесным.

«Куда же они направились сегодня?» — думал я, вспоминая их необычное совещание накануне.

Жена пошла в магазин. Я медленно обошел квартиру. Да, все было в идеальном порядке. Нигде ни малейших следов. Минуту постоял перед библиотекой. Провел глазами по рядам книг. Здесь был и Безруч со своими бунтарскими стихами, и мечтательный Шрамен, и старые философы. Но прежде всего — мой любимый Тацит.

Внизу на тротуаре я увидел соседа, который знал о наших гостях. Габчик в тот день надел пальто его сына Марцела.